– Я – медведь, – призналась она.
Его пальцы погладили чувствительную кожу у нее за ушами, а в глазах вспыхнула алчная страсть, как и вчерашним вечером, перед тем, как он ее поцеловал.
– Ты что? – спросил Зак хриплым от желания голосом.
Клементина покачала головой в его ладонях, улыбаясь сквозь слезы счастья и надежды.
– Ничего... Я люблю тебя.
Рафферти опустил голову и накрыл ее губы своими в грубом, голодном и отчаянном поцелуе. Он целовал ее бесконечно долго, и Клементина обняла его за талию, прижимаясь изо всех сил.
Зак опустил руки ей на плечи и отстранил от себя, Клементина угадала, что это для того, чтобы она видела его лицо, чтобы видела истинность его слов.
– Я люблю тебя, дорогая моя, – сказал он. – Так сильно… так сильно, что не передать...
* * * * *
К тому времени, как первая пуля просвистела над головой извозчика дилижанса, Ханна Йорк сама готова была совершить разбойное нападение, лишь бы это помогло ей вылезти из кренящейся и качающейся почтовой кареты.
Вчера ее весь день мутило в поезде, а сегодня в дилижансе. Час назад дождь наконец прекратился, и показавшееся из-за туч горячее солнце начало припекать, высушивая влажные плесневелые сиденья из конского волоса и кожаные занавески. Ханна наклонилась и извергла в стоящее между ног цинковое ведро маслянистый кофе, выпитый на последней остановке.
И все еще нависала над ведром, когда началась стрельба.
– Святые угодники, спасите, нас всех убьют! – запричитала сидящая рядом с Ханной женщина, и миссис Йорк захотелось, чтобы так и произошло. От соседки тошнотворно пахло старым тальком и консервированными сардинами.
Хотя на козлах рядом с извозчиком всю дорогу трясся мужчина с гладкостволкой, карета резко остановилась после первого же выстрела. Сквозь пелену снова подступающей к горлу дурноты Ханна услышала громкие мужские голоса, сначала напуганные, затем угрюмо-облегченные. Дилижанс качнулся, когда возница слез, и спустя мгновение распахнулась дверь.
Ханна откинула вуаль с потного лица и, подняв голову, слезящимися глазами посмотрела на любопытную физиономию с седыми бакенбардами.
– Здесь маршал из самих Радужных Ключей, мэм, – хитро прищурился на нее извозчик. – Говорит, у него ордер на ваш арест.
– Я так и знала, что она ничуть не лучше, чем кажется, – раздраженно прошипела соседка своему мужу, тощему, как доска от забора, и пахнущему маринованной свеклой. – Потаскуха!
Ханна была готова сдаться хоть Уайетту Эрпу – судя по газетам, то служащему закону, то погрязшему в бесчинствах, – лишь бы побыстрее ступить на твердую землю и подышать свежим воздухом. Она протянула вознице руку, чтобы тот помог ей спуститься, и качнулась от головокружения, но тут же выпрямила спину, завидев всадника на чалой лошади у обочины дороги. Взмыленная кобыла тяжело дышала, поводя боками, словно после долгой и быстрой скачки.
Ханна подняла голову достаточно высоко, чтобы встретиться со взглядом нагнавшего ее маршала. Глаз холоднее и жестче она не видела ни у одного мужчины.
Дрю Скалли держал в узде и лошадь, и язык, пока извозчик взбирался на козлы и трогался в путешествие на запад уже без миссис Ханы Йорк. Огромные железные колеса захлюпали и зачавкали, взмешивая красное гумбо и оставляя на дороге глубокие колеи, но маршал по-прежнему ничего не говорил.
Наконец он привстал на стременах и приподнялся в седле, будто оглядывал окрестности.
– Тебя оказалось не настолько трудно найти, как я ожидал, – произнес Дрю.
Ханна так быстро и высоко вздернула подбородок, что хрустнула шея.
– Ну что ж, вот ты нашел меня и сказал «привет», а теперь можешь поворачивать и скакать назад в Радужные Ключи.
Он протяжно выдохнул и потер небритый подбородок.
– Дело в том, миссис Йорк, что я-то приготовился потратить на ваши поиски долгие годы.
– Правда? – она с трудом сглотнула и попыталась подавить дрожь. Не хотелось попусту надеяться, но Ханна уже почувствовала, что надежда сидит в ней, вцепляясь в нутро крепко, до боли. – Тут такое дело, маршал Скалли, есть кое-что, о чем вы должны узнать, прежде чем начнете выдвигать всякие условия… или делать какие-то предложения: я беременна.
В уголках глаз Дрю появились слабые морщинки, словно он прятал улыбку.
– Вот и хорошо, я совсем не прочь стать отцом. Я бы не отказался от маленькой девчушки, если сможешь это устроить. С рыжими волосенками и ямочками на щечках.
В Ханну ударил порыв степного ветра, прижал к телу вдовью одежду и закинул черную вуаль на шляпку.
– Мне сорок лет. Когда тебе сравняется сорок, мне стукнет пятьдесят три.
– Да, а нашей дочери будет тринадцать. Почти женщина. – Он нахмурился, сведя брови вместе, как если бы в голову внезапно пришла тягостная мысль. – Проклятье. Думаю, до того дня мне придется как следует попрактиковаться в стрельбе. Я не стану мириться с подонками, вьющимися вокруг юбок моей малышки.
Сейчас в Ханне ревела и завывала надежда, сродни монтанскому ветру. Хотелось кричать, возвысив голос до неба.
– Через меня прошли десятки мужчин. Возможно, сотни.
– Я это уже слышал. А со сколькими ты спала за последние семь лет?
– Черт бы тебя побрал, Дрю Скалли. Ты же знаешь, что с тех самых пор, как ты без спросу взял меня на медвежьей шкуре, никого кроме тебя у меня не было.
Он усмехнулся.
– Вот и я о том же.
– Я была не только шлюхой. Было время… Я не горжусь этим, уж поверь, на самом деле мне ужасно стыдно. Но в моей жизни было время, когда я пила без просыху и... – Ханна расправила плечи и подняла голову так высоко, как только возможно. – И курила опиум.
– Да? Молодец, что смогла бросить это дело, Ханна Йорк. И раз уж настала пора признаться в наших грехах, скажу тебе прямо, что до сих пор являюсь, возможно, самым жалким трусом из всех, кого тебе доводилось встречать. Чуть не каждый день, спускаясь в шахту, я блевал и обливался потом, настолько я боялся.
Ханна в полном изумлении уставилась на чемпиона-бурильщика.
– Все эти годы... Все эти годы ты работал в шахте и терпел такое?
Дрю сжал губы и отвел глаза.
– Я знал, что тебе станет противно, когда это услышишь.
– О, Боже, ну и дурни же вы, мужчины... Думаете, что всегда и во всем должны быть сильными. Было бы только поделом, если бы мы, женщины, не любили вас за вашу глупость.
Скалли повернул голову и посмотрел на Ханну, и что-то вспыхнуло в ней, что-то сладкое, пугающее и прекрасное.
– Так ты любишь меня, Ханна?
Но пока она не могла этого сказать. Она снова это делала – тянула момент, хваталась за надежду. Однако нашла силы улыбнуться.
– Вы сказали тому извозчику дилижанса, будто имеете ордер на мой арест, маршал Скалли. Так что же такого я натворила?
– Ты разбила мне сердце, Ханна. Когда бросила меня.
Ей определенно грозило задохнуться от вставшего в горле кома.
– Я оставила тебя лишь потому, что любила. И теперь тебе точно не позавидуешь, раз уж ты потащился за мной, потому что теперь от меня не отделаешься. — Ханна схватила железное стремя и грубо встряхнула. – А ну слезай оттуда, слышишь? Если я и приму предложение руки и сердца, то только лицом к лицу.
Дрю слетел с лошади с легкостью, какой она не видела ни у одного ковбоя. Одной рукой сдернул шляпу, другой взял ладонь Ханны и опустился на колено посреди монтанской прерии.
– Ханна Йорк, – сказал Дрю. Он не улыбался, но серые глаза были теплыми, как летнее солнце. – Окажешь ли ты мне честь, станешь ли моей законной женой?
Ханна подумала, что точно расплачется, если не будет осторожной. Боже, да она уже плакала.
– Ах, ты, Господи... О, да, – выдохнула она.
Удерживая ее руку, Скалли поднялся, стряхнул с коленей грязь, водрузил обратно шляпу и вытащил что-то из жилетного кармана.
– Это для того, чтобы все выглядело порядочно и серьезно, пока не доберемся до священника. И чтобы ты не забыла, как я попросил тебя выйти за меня замуж, а ты ответила «да».
Ханна опустила глаза на свою дрожащую руку, казавшуюся маленькой в его ладони. Миссис Йорк пришлось крепко зажмуриться, настолько ослепили ее солнечные лучи, отразившиеся от золотого кольца, которое Дрю Скалли надел ей на палец.