Ричард чувствовал, что в его жизни наконец-то все стало на свои места. Он сидел в кресле, смотрел, как Флер листает альбом с образцами обоев, и не мог понять, как это он принял то, что было у них с Эмили, за истинную любовь. Было нестерпимо думать о том, сколько лет он потратил зря. Сколько лет, окрашенных в тусклые угольные тона!.. Теперь он живет среди ярких, насыщенных оттенков, которые срываются со страниц и радуют глаз.
– Надо решить, что ты хочешь в кабинете – крашеные стены или обои. – Флер посмотрела на него поверх темных очков. – И в какую сумму нужно уложиться.
– Можешь тратить, сколько захочешь.
Флер ответила восхитительной застенчивой улыбкой. У него тут же мурашки побежали по коже под рубашкой, словно в предвкушении еще одной ночи блаженства.
Флер больше не ночевала в собственной спальне. Она приходила к нему каждую ночь, уютно сворачивалась у него под боком, ее волосы рассыпались по подушке. Каждое утро его встречала ее улыбка, каждое утро сердце Ричарда делало перебой при виде нее. Они никогда еще так много не разговаривали, Ричард никогда еще не чувствовал себя таким счастливым, а у Флер ни когда еще так не сверкали глаза. Она вся как будто светится от счастья, думал Ричард, и в походке появилась какая-то новая упругость. И все это… все это благодаря ему. Губы Ричарда изогнула смущенная улыбка.
А когда он сделает предложение, больше уже нечего будет желать. Вот вернется из отпуска Оливер, они уладят денежные вопросы, и Эмили окончательно уйдет в прошлое. Он выберет подходящий момент, подходящее место, подходящее кольцо… Тихое, благопристойное бракосочетание… А потом – бурный, шумный, упоительный медовый месяц. Этого медового месяца он ждал всю свою жизнь.
Когда Зара закончила рассказ, Энтони рухнул на траву и устремил взгляд в слепящее си нее небо.
– Не может быть, – пробормотал Энтони. – И все это ради какой-то там золотой кредитки?
– Знаешь, сколько можно загрести через золотую кредитку? – возразила Зара.
– Да я не к тому… – Он нахмурился. – Не понимаю, а зачем врать, что твой папа якобы умер?
– Она сказала твоему отцу, что она вдова. Наверное, хотела его растрогать.
С полминуты Энтони молчал, потом, запинаясь, проговорил:
– Выходит, ей с самого начала были нужны только его деньги. С ума сойти можно! Мы ведь не такие уж богатые.
– Значит, она ошиблась. А может, вы богаче, чем ты думаешь.
– Господи, бедный папа. Он-то ни о чем не догадывается! Зара, я должен ему сказать.
– «А потом он повалил меня на землю, ваша честь, – ровным голосом продекламировала Зара. – Я вырывалась, но он был сильнее».
– Ладно! – разозлился Энтони. – Я не скажу, но, черт возьми, папа не может себе позволить потерять кучу денег!
– Считай, что это плата за удовольствие, – ответила Зара. – Мама всегда так говорит.
– Она и раньше так делала? – Энтони широко раскрыл глаза. – Встречалась с мужчинами ради денег?
Зара пожала плечами, глядя в сторону. Оказалось нетрудно сочинить для Энтони смягченный вариант настоящей правды. Даже если он проболтается, не утопит окончательно Флер. Зара изобразила мать глупенькой транжирой, которой до смерти хочется добыть золотую карту, чтобы тратить денежки Ричарда на модные туфли и парикмахерские. Энтони потрясен. Что же с ним было бы, расскажи она все, как есть? Что ее мама – циничная, бездушная обманщица, которая втирается в доверие к людям, когда они горюют и потому беззащитны? А потом благополучно удирает, пользуясь тем, что они не хотят преследовать ее, оберегая свою раненую гордость?
Правда здесь, у нее внутри только тоненькая занавеска отделяет ее от мира. Протяни руку и дерни – ткань порвется, и выйдут на свет все обманы, вранье и мерзкие выдумки, свернувшиеся у нее в мозгу, словно клубок змей. Только Энтони не протянет руку. Он думает, что уже узнал правду. Ему и в голову не придет, что там может быть что-то еще.
– По сути, она не лучше, чем проститутка!
– Она берет столько, сколько сама стоит! – отрезала Зара. – Разве твоему папе было с ней плохо?
Энтони растерянно посмотрел на нее.
– Так ведь он думает, что она его любит! Я и сам так думал. Я думал, что она любит его!
– Может, и любит.
– Когда люди любят друг друга, их не интересуют деньги!
– Конечно, интересуют, – свысока ответила Зара. – Ты разве не хотел бы иметь подружку, которая может купить тебе «порше»? Если скажешь «нет» – соврешь!
– Да, но настоящая любовь – это совсем другое! – возмутился Энтони. – Там важна личность.
– Там все важно, – отпарировала Зара. – Важнее всего деньги, потом уже внешний вид, ну а на крайний случай – личность.
– Господи, у тебя все мозги наизнанку! Деньги вообще ни при чем! Ну вот, например, выйдешь ты замуж за хорошего человека, а потом вдруг случится биржевой кризис, и он потеряет свои деньги?
– А, например, ты женишься на очень хорошей девушке, а она попадет в аварию и потеряет свою личность? В чем разница?
– Это не одно и то же, ты сама понимаешь. Почему ты защищаешь свою маму?
– Не знаю! – воскликнула Зара. – Наверное, потому что она – моя мама! Я никогда раньше никому про нее не рассказывала. Я и не понимала ничего… – Зара запнулась. – Ох, вот ведь черт! Зря я тебе рассказала.
– Лучше бы я и не спрашивал! Ну и каша…
Они со злостью смотрели друг на друга.
– Слушай, – сказала, наконец, Зара, – твой папа ведь не совсем тупой? Он не допустит, что бы она ободрала его дочиста, правда?
Зара заставила себя смотреть ему прямо в глаза.
Энтони медленно выдохнул.
– Наверное, не допустит.
– А тебе ведь нравится, что она здесь живет, скажи?
– Конечно, нравится! Даже очень. И что ты здесь живешь… тоже нравится.
– Это хорошо, – ответила Зара с улыбкой. – Потому что мне тоже нравится здесь жить.
Немного позже они вернулись в дом, и оказалось, что Флер и Ричард все еще добродушно переругиваются по поводу обоев.
– Энтони! – воскликнула Флер. – Вразуми своего папочку! Сначала он мне разрешил переделать кабинет по своему усмотрению, а теперь заявляет, что не хочет никаких узоров, только полоски или медальоны.
– Я не знаю, что такое медальоны, – ответил Энтони.
Он ожидал, что теперь, когда он знает правду, Флер покажется ему другой. Страшной, что ли. Он боялся той минуты, когда снова встретится с ней. А она такая же, как всегда, – приветливая, красивая. Она улыбнулась ему, и он неожиданно для самого себя улыбнулся в ответ. Да не ужели все, что рассказала про нее Зара, на самом деле правда?
Ричард сказал:
– Знаешь, Флер, давай ты прихватишь еще образцов, когда поедешь в Лондон? Наверняка мы найдем компромисс, только помни: именно мне предстоит сидеть в этом кабинете, да еще и работать по возможности. – Он улыбнулся Заре и Энтони. – Флер мечтает устроить здесь оранжевые стены.
– Не оранжевые, а терракотовые!
Зара спросила мать:
– Когда ты едешь в Лондон?
– Послезавтра, – ответила Флер. – В пятницу.
– Она поедет на панихиду, – пояснил Ричард.
Зара застыла. Ее лицо побелело.
– Ты поедешь на панихиду?
– Верно, – ответила Флер.
– На панихиду? – повторила Зара, не веря своим ушам. – Ты поедешь на панихиду?
– Да, дорогая, – нетерпеливо отозвалась Флер. – Успокойся, пожалуйста. – Она впилась взглядом в глаза дочери. – Я еду всего лишь на один день. Это по бедной Хетти Фэйрбразер. Ты помнишь Хетти, дорогая?
Зара вздрогнула и отвернулась.
– Зара! – окликнула Джиллиан. – Тебя к телефону! Некто по имени Джонни.
– Джонни? – встрепенулась Зара. – Джонни звонит? Уже иду! Скажите ему, чтобы не вешал трубку!
Зара, не оглядываясь, побежала в дом.
– Хочешь диет-колу? – крикнул ей вслед Энтони, но Зара не слушала. – Я пойду… посмотрю, вдруг она хочет колы.
Ричард посмотрел на Флер.
– Что-то Зара очень расстроилась, услышав про панихиду.
– Да, – печально согласилась Флер. – С тех пор как умер отец, ее страшно расстраивает все, что связано со смертью. Я стараюсь при ней об этом не упоминать.
– Конечно, – сказала Джиллиан, – понимаю.
– Бедненькая… – Внезапно глаза Ричарда блеснули. – А кто такой Джонни? Близкий друг Зары?
– Он нам обеим близкий друг, – сдержанно ответила Флер. – Я его знаю много лет.
– Пригласи его сюда, – предложил Ричард. – Мне хочется познакомиться с твоими друзьями.