– Но…
– Ты меня понял? – рявкнула Флер. – Не желаю!
Не дав Джонни времени снова раскрыть рот, она подхватила сумочку, тряхнула головой, откидывая волосы назад, и стремительно вышла из комнаты.
3
Ламберт положил трубку на рычаг и несколько секунд неподвижно смотрел на телефон. Потом обернулся к Филиппе.
– Твой отец просто дурак! – выкрикнул он. – Тупой, проклятый дурак!
– Что он сделал? – испуганно спросила Филиппа.
– С бабой какой-то связался, только и всего. В его-то возрасте!
– И так скоро после маминой смерти, – подхватила Филиппа.
– Вот именно, – кивнул Ламберт. – Вот именно.
Он одобрительно взглянул на Филиппу, и ее от радости бросило в жар. Ламберт нечасто так смотрел на жену.
– Это он сейчас звонил – предупредить, что приведет ее с собой на ланч. И говорит, как…
Ламберт скорчил рожу, и Филиппа поскорее отвела глаза, пока не успела сформироваться крамольная мысль, что она вышла замуж за необыкновенно уродливого мужчину.
– Как пьяный, – закончил Ламберт.
– С утра пораньше?!
– Да не в том смысле, – нетерпеливо отозвался Ламберт. – Пьяный не от выпивки, а…
Он умолк. Несколько секунд Ламберт и Филиппа молча смотрели друг на друга.
– От счастья, – договорила Филиппа.
– Ну да, – словно нехотя, буркнул Лам берт. – Что-то в этом роде.
Филиппа наклонилась к зеркалу и дрожащей рукой начала подводить веки жидкой тушью.
– Кто она? – спросила Филиппа. – Как ее зовут?
– Флер.
– Флер? Та самая, с поминальной службы? У нее еще такая чудесная шляпка?
– Черт побери, Филиппа! Неужели я стал бы его спрашивать, какая у нее шляпка? Давай-ка поторопись.
Не дожидаясь ответа, Ламберт вышел из комнаты.
Филиппа молча рассматривала свое отражение: водянисто-голубые глаза, блеклые волосы, чуть раскрасневшиеся щеки. В мозгу проносились потоки слов, которые мог бы сказать ей муж, будь он другим человеком. Он мог бы сказать:
«Да, родная, по-моему, это она», или: «Филиппа, любовь моя, я видел только тебя одну!», или он мог бы сказать: «Чудесная шляпка? Самая чудесная шляпка была у тебя!»
А она бы тогда ответила уверенным, чуть поддразнивающим тоном, какой удавался ей только в воображении:
«Да ну что ты, милый, даже ты не мог не заметить этой шляпки!»
А он бы тогда сказал:
«Ах, ты об этой шляпке!» – и они бы оба засмеялись.
А потом-потом он поцеловал бы ее в лоб, а потом…
– Филиппа! – Резкий голос Ламберта раз несся по квартире. – Филиппа, ты готова?
Филиппа вздрогнула.
– Еще пять минут!
– Давай поживее!
Она принялась шарить в сумочке в поисках губной помады нужного оттенка. Если бы Ламберт был другим человеком, он мог бы ответить:
«Не спеши, моя хорошая» или: «Мы не так уж торопимся».
Может быть, он вошел бы в комнату, и улыбнулся Филиппе, и стал перебирать ее волосы, а она бы засмеялась и сказала:
«Ты меня отвлекаешь!», а он бы сказал:
«Просто не могу удержаться, ты такая роскошная женщина!» – и поцеловал бы ее пальцы, а потом…
В углу комнаты приглушенно зачирикал телефон. Филиппа, затерявшаяся в мире грез, его даже не услышала.
Ламберт снял трубку в кабинете.
– Ламберт Честер слушает.
– Доброе утро, мистер Честер. Это Эрика Фортескью из Первого банка. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
– Я как раз собирался уходить. У вас что-то важное?
– Я по поводу вашего перерасхода, мистер Честер.
– А-а… – Ламберт оглянулся на дверь кабинета и на всякий случай прикрыл ее ногой. – В чем проблема?
– У вас превышен лимит, на довольно крупную сумму.
– Чепуха!
Ламберт откинул голову, раскрыл рот и принялся ковыряться в зубах.
– На данный момент у вас дебет более трех сот тысяч фунтов, а между тем договоренность была на двести пятьдесят.
– К вашему сведению, в прошлом месяце лимит повысили. До трехсот пятидесяти.
– Соглашение было оформлено письменно?
– Этим занимался Ларри Коллинз.
– Ларри Коллинз больше не работает в банке, – сообщил ровный голос Эрики Фортескью.
Черт, подумал Ламберт. Ларри уволили. Доигрался, засранец.
– Коллинз зафиксировал соглашение перед уходом, – сказал он вслух.
Можно будет соорудить какую-нибудь записку.
– В наших документах ничего такого нет.
– Должно быть, он забыл. – Лицо Ламберта скривилось в самодовольной ухмылке. – Возможно, он также забыл вам сообщить, что через два года я получу столько денег, сколько вы в жизни не видели.
Вот тебе, настырная стерва, прибавил он мысленно.
– Доверительный фонд вашей жены? Да, он говорил об этом. Вы предоставили подтверждение?
– Конечно, все улажено.
– Понятно.
– И после этого вас беспокоит мизерный перерасход?
– Да, мистер Честер, беспокоит. Как правило, мы не принимаем имущество супругов как обеспечение единоличного счета.
Ламберт злобно уставился на телефон. Что эта нахалка себе позволяет?
– И еще…
– Что?
Ламберту стало не по себе.
– Я заметила, что в бумагах вашей жены отсутствуют какие-либо упоминания о доверительном фонде. Они есть только в вашей папке. Для этого имеется причина?
– Имеется, – огрызнулся Ламберт, забыв об осторожности. – Фонд не упомянут в бумагах моей жены, потому что она о нем не знает.
Папки были пусты, все до единой. Флер, не веря своим глазам, открывала их одну за другой. Хоть бы листочек какой завалялся, выписка из банковского счета, ну хоть что-нибудь!
В коридоре послышался шум, Флер торопливо захлопнула железные ящики конторского шкафа и отскочила к окну. Когда вошел Ричард, она выглядывала в окно, с наслаждением вдыхая задымленный лондонский воздух.
– Чудесный вид! Я обожаю Риджентс-парк. Ты часто бываешь в зоопарке?
– Вообще не бываю, – засмеялся Ричард. – Последний раз ходил туда, когда Энтони был маленьким.
– Обязательно сходим, – объявила Флер. – Пока ты еще не уехал из Лондона.
– Может, сегодня?
– Сегодня мы идем в Гайд-парк, – твердо ответила Флер. – Договорились ведь.
– Как скажешь, – с улыбкой ответил Ричард. – А сейчас нам пора, не то опоздаем к Филиппе и Ламберту.
– Прекрасно!
Флер очаровательно улыбнулась Ричарду и позволила увести себя из комнаты. В дверях она обернулась – не пропустила ли чего? Да нет, конторский шкаф был единственным предметом обстановки, напоминающим о бизнесе. Ни письменного стола, ни бюро. Должно быть, Ричард хранит деловые бумаги где-нибудь в другом месте. На работе или в загородном доме в Суррее.
По дороге в ресторан она как бы невзначай уронила руку в ладонь Ричарда. Когда их пальцы сплелись, Флер заметила, как порозовела у него шея. Такой типичный английский джентльмен, застегнутый на все пуговицы, подумала Флер, сдерживая смех. За четыре недели сподвигся не более чем поцеловать ее сухими, робкими, отвыкшими от поцелуев губами. То ли дело Сакис, настоящий зверь – после первого же совместного ланча поволок ее к себе в номер! Флер поморщилась, вспомнив жирные волосатые ляжки Сакиса и его лающий командирский голос. Нет уж, так гораздо лучше. Удивительное дело, ей даже понравилось, что с ней обращаются точно с невинной школьницей. Она шла рядом с Ричардом и улыбалась, чувствуя себя защищенной. Необыкновенно уютное чувство, как будто ей и в самом деле было что защищать, как будто она берегла себя именно для этой драгоценной ми нуты.
Другой вопрос – может ли она себе позволить такое долгое ожидание. Четыре недели ланчей, обедов, походов в кино и в картинные галереи, а она все еще не выяснила, есть ли у Ричарда Фавура серьезные деньги. Да, у него несколько первоклассных костюмов, дом в Лондоне, поместье в Суррее и репутация богача. Все это ровно ни чего не значит. Может быть, дом заложен и перезаложен, а сам Фавур – без пяти минут банкрот. Может, он еще попросит у нее денег! Так однажды случилось, и с тех пор Флер проявляла похвальную осмотрительность. Если не найдется существенных подтверждений его богатства, значит, она напрасно теряет время. Ей бы уже сейчас пора двигаться дальше – к следующим похоронам, следующему доверчивому простофиле. Вот только…
Флер оборвала течение мыслей и крепче ухватила руку Ричарда. Если быть честной до конца, нужно признать, что за время, прошедшее после ухода от Сакиса, ее уверенность в себе значительно пошатнулась. За несколько недель Флер побывала на трех похоронах и пяти панихидах, но Ричард Фавур так и оставался единственной многообещающей добычей. Джонни с Феликсом, конечно, славные ребята, но и они уже мнутся, глядя на ее багаж, загромождающий гостевую комнату в их квартире. Обычно она не делала таких долгих перерывов между мужчинами (Феликс называл это «передышкой»); только выбралась из постели одного – сразу ныряй к другому.