Роберта Джеллис - Серебряное зеркало

— Я буду там в безопасности. — Барбара с трудом удерживалась от того, чтобы дать пинок своему увлеченному супругу. — Нет необходимости сопровождать меня и задерживать твои новости принцу на час или больше. Есть кратчайший путь от Стратфорда к Вустеру, я тебе говорила о нем вчера. Выезжай из западных ворот на дорогу к Олстеру, затем снова на запад, и ты будешь в Вустере. Ты не сможешь ошибиться.

— Любимая!

Альфред подхватил ее на руки и так крепко прижал к себе, что кольца его кольчуги больно впились ей в тело. Он был слишком увлечен подсчетом того, как быстро сможет доставить принцу новости, чтобы услышать сарказм в ее голосе. До него дошли только слова. Так что он поверил, что, несмотря на ее прежнюю приверженность делу Лестера, она теперь так же, как и он, горячо желала победы Эдуарду. Еще более удивительным было то, что она поняла, как ценно было время. Даже несколько часов могли иметь значение, чтобы перехватить армию Саймона, пока он не достиг Кенилуэрта, и воспользоваться шансом сразиться, разогнать их, не дав укрыться за стенами крепости. У Эдуарда просто не хватило бы сил, чтобы осадить Кенилуэрт и сразиться с Лестером.

Одной из причин, почему принц до сих пор не двинулся в атаку на Лестера, было опасение, что сын Лестера зайдет к нему в тыл и две армии окружат его.

— Я пошлю с вами Шалье, — пообещал Альфред, благодарно поцеловав ее.

— В этом нет необходимости, — оттолкнула его Барбара. — Шалье может тебе понадобиться, а я поеду в направлении, противоположном тому, куда идет армия Саймона. Никто не заинтересуется женщиной и ее служанкой, путешествующими с небольшой охраной. Иди, иди скорее. Ты не должен тратить ни минуты.

— В мире нет ни одной женщины, которая сравнилась бы с тобой! — пылко воскликнул Альфред, воспринимая каждое слово, сказанное ею, в его прямом значении. Он еще раз крепко поцеловал ее и вышел прежде, чем Барбара успела что-то ответить.

Барбара не плакала до тех пор, пока не оказалась в безопасности, в той же комнате гостиничного дома аббатства, из которой уехала днем раньше. Ярость, усиленная ужасной погодой, поддерживала ее всю первую половину обратного пути. Она много раз вспоминала сцену расставания с мужем, каждый раз придумывая более изящные и язвительные ответы на слова мужа, пока не поняла, что ничего «умного», что дошло бы до Альфреда, она бы не сказала. Ей пришлось бы дать ему пощечину, чтобы привлечь внимание к себе. Потом она начала смеяться над тем, как неправильно Альфред понимал ее. Обычно он не был тупым, скорее наоборот, но в этот момент он настолько сосредоточился на скорейшем возвращении в Вустер, что верил ее словам и вполне искренне восхищался тем, какая она изумительная женщина.

Несмотря на постоянно моросящий дождь, под которым ей пришлось возвращаться, казалось, что лошади бежали быстрее, чем когда они ехали в Стратфорд. Каждый поворот и холм были знакомыми — они возвращались по той же дороге. Когда Аьюис предупредил леди не ехать по краю, потому что под грязью могут быть скрыты большие колеи, она поняла, что они проезжают через деревню Оффенсхем и скоро будут в аббатстве.

Все еще удивляясь тому, как по-разному думали они с Альфредом, она отогнала все мысли о нем, решая, что сказать аббату по поводу своего возвращения. Ему нужно было сообщить, что началось перемещение армий, но при этом не обнаружить симпатий ни к одной из сторон. Поэтому, когда аббат принял ее, она сказала, что путь на восток перекрыт армией, двигавшейся на север по направлению к Кенилуэрту, и мужу пришлось вернуться к исполнению своего долга.

Аббат горячо поблагодарил ее, но не спросил, кому служит Альфред. Позднее она узнала, что аббат велел передать всем, кто жил на дальних фермах, чтобы они спрятали скот. После того как деревни были предупреждены, ворота аббатства закрыли, хотя еще не стемнело, и братья собрались на пение особой мессы. Барбара слышала, как аббат молится за безопасность и благополучие всех людей и просит Бога из милосердия вселить в противников, участвующих в этой войне, вопреки их дикой и грешной натуре, стремление к перемирию.

Эта мольба показалась Барбаре совершенно безнадежной, особенно после того, как Альфред рассказал, как потемнела душа принца. Ее одолел страх, и она проплакала до тех пор, пока не уснула, а на следующее утро снова проснулась в слезах, уже считая себя вдовой. Не в состоянии вынести мысли о том, что Клотильда будет утешать ее, она надела костюм для верховой езды и убежала на конюшню.

Фриволь была как следует ухожена, ее ноги и живот вычищены щеткой, а бока лоснились. Желая сделать хоть что-нибудь, Барбара нашла в седельных сумках ленты, которые использовались для украшения животного в дни больших торжеств, и начала вплетать их в гриву лошади. Сначала при виде радостных цветов ее глаза снова наполнились слезами, но вскоре выглянуло солнце, вселившее в нее новую надежду. Молодой Саймон де Монфорт не был таким опытным полководцем, как его отец. Может, его люди и не готовы к битве! Если Саймона возьмут в плен, то его армия разбежится, имея мало надежды на другую помощь, и, может, тогда Лестер пойдет на переговоры?

Ее настроение поднялось, и она провела утро, заплетая хвост кобылы. Это была опасная работа, которая не позволяла особенно раздумывать на посторонние темы: кобыла могла неожиданно лягнуть своего конюха. Она поворачивала голову и приподнимала губу, словно усмехалась; не потому что ей было больно или она была напугана, а со злым умыслом.

Беви и Аьюис, которые часто посещали Барбару, когда она служила у королевы, и раньше видели эту битву с Фриволь и пришли насладиться зрелищем, однако были озадачены, увидев, что госпожа украшает лошадь, словно для празднества. Чтобы они не подумали, что она сошла с ума, после обеда Барбара репетировала с кобылой причудливые шаги, заставляла ее поднимать голову, кланяться, словом, делать все, что лошадь должна была выполнять в Дворцовых процессиях в счастливые дни. Она собрала большое количество зрителей — почти всех гостей аббатства, которые тоже были рады развеяться и забыть о приближающейся беде.

Однако непосредственной опасности не было. Во время ужина аббат передал гостям, что братья, которых он посылал предупредить об опасности, не видели в округе ни армии, ни вооруженных людей. Вместо того чтобы развеселить Барбару, которая знала, что любые военные действия будут происходить намного севернее, эти новости только напомнили ей об ее страхах. Она лежала без сна с сильно бьющимся сердцем большую часть ночи и, уснув под утро, видела сны об одиночестве и смерти. Когда Клотильда разбудила ее, вернув из глубин ночного кошмара, и сказала, что Шалье привез письмо от Альфреда и ждет ее в трапезной, она поняла, что не нужно доверять снам.

— Он… — Она запнулась, садясь и прижимая руку к груди.

— Ест свой обед, как голодный кабан, — едко заметила Клотильда, рукавом вытирая слезы на щеках своей госпожи и останавливая ее попытку вскочить с постели. — Веселый, как всегда, так что вы не должны бояться, что с сэром Альфредом случилась беда.

Облегчение от этих слов, казалось, придало Барбаре новые силы. Она быстро оделась и обнаружила Шалье в кругу восхищенных слушателей, которым он рассказывал, что принц обратил в бегство армию, вызванную Лестером с востока. Зная слугу Альфреда, Барбара была уверена, что ему велели распространить эту новость, и, когда он поднялся, поклонился и вручил ей сложенный пергамент, она сделала знак, чтобы он продолжал свой рассказ. Спрятав письмо в платье, она села и начала завтракать, с таким же интересом, как и другие, слушая то, что рассказывал Шалье. С легким беспокойством она заметила, что Шалье рассказывал о прибытии Саймона к Кенилуэрту, не сказав о том, каким образом принц узнал об этих новостях. Если бы это рассказывал Альфред, упущение не имело бы значения, так как Альфред не любил привлекать к себе внимания, за исключением участия в сражениях и турнирах. Возможно, Шалье сделал это по привычке, но более вероятно, что он был предупрежден: не привлекать внимания к тому, что его госпожа имеет какое-то отношение к несчастью, случившемуся с Саймоном де Монфортом. Эта предосторожность означала, что Альфред предполагал, будто Лестер мог иметь в аббатстве своих сторонников.

Обдумывая это, она слушала, как Эдуард приказал всем отрядам, успевшим прибыть к нему до вечерни последнего дня июля, собраться в главном лагере за стенами Вустера. Как только стемнело, он со своими главными вассалами покинул город. Армия была готова под прикрытием тьмы походным порядком выступить на восток, к Олстеру. Повернув на север, войска по небольшим дорогам вышли на поля и луга в половине лье от Кенилуэрта и остановились на отдых.