— У этого парня на совести больше, чем одно убийство, — продолжал капитан. — Известно, что он часто после отбоя самовольно покидал казарму. Наверняка на его совести ограбления, во всяком случае, мы нашли у него драгоценности, часы, кольцо и золотую цепочку. Я полагаю, он пытался ограбить ваш дом, но был застигнут на месте преступления вашим мужем. А когда он увидел, что его узнали, стал стрелять. Все очень просто.
Алекса снова остро почувствовала старую неприязнь к Дмовски, его издевательский взгляд, скабрезную ухмылку, когда она дала ему пощечину. Но потом ей пришла в голову отрезвляющая мысль, что Дмовски обвиняют в преступлении, которое он не совершал.
— Разве только если вы не ошибаетесь. Я убеждена, что вы арестовали не того человека. Он мог быть бессовестным, наглым и нахальным, но он никакой не убийца…
Капитан внимательно взглянул на нее.
— Дмовски утверждает, что ваш супруг убрал его из денщиков по вашему требованию. Вы не желали больше терпеть его в доме.
Алекса была ошеломлена.
— Он так и сказал?
Лейтенант пришел аудитору на помощь.
— Он сказал, что, как бы он ни старался, вы, баронесса, всегда к чему-нибудь придирались и добились, что он вылетел из дома. Это дословно.
— Я действительно была им недовольна, он был нагл и не ставил меня ни во что. Вот и все.
Казалось, что аудитор был расстроен из-за того, что Алекса не пришла в восторг от ареста драгуна Дмовски, и принялся молча расхаживать по комнате.
— Он утверждает также, что вы настояли убрать его из дома, потому что он не… ну… не отвечал на ваши авансы. Вы якобы проявляли слабость по отношению к нему, а когда он отказался…
— Это бессовестная ложь! — возмущенно перебила его Алекса.
— Он полагает, что вы опасались того, что он все расскажет вашему мужу.
— Что расскажет?
Ей пришло в голову, что аудитор умышленно переворачивает показания Дмовски, чтобы услышать от нее нечто изобличающее ее мужа.
— Вы по-прежнему твердо убеждены, что он невиновен?
— Что значит «невиновен»? Он лжец, но никакой не убийца.
Капитан Ивес покачал головой.
— Вы меня удивляете, баронесса.
«Нужно быть осторожней. Если она будет настаивать на том, что Дмовски не может быть убийцей, аудитор в конце концов может отказаться от этой версии и начать искать другого подозреваемого. А уж тут он неминуемо выйдет на Ранке». — Поэтому она проигнорировала его замечание.
— Доказательств вполне достаточно для осуждения Дмовски, — сказал наконец аудитор. — Двое свидетелей видели, как он покинул место преступления. Кроме того, мы нашли у него драгоценности и деньги. Хотя вы и утверждаете, что из дома ничего не пропало, но я попрошу вас все-таки взглянуть на эти вещи. Может, что-то из них принадлежало вашему супругу.
Конечно, Алекса охотно подтвердила бы, что Дмовски украл эти вещи, но она знала, что Ганс Гюнтер подарил их. Почему Дмовски не сказал этого и не снял с себя хотя бы обвинение в убийстве с целью ограбления? И почему аудитор не хочет глубже вдаваться в природу отношений между майором и его денщиком? Он наверняка в курсе показаний против Годенхаузена и кирасира Боллхардта и капрала Зоммера на первом процессе Мольтке; он на самом деле это упустил или сделал это умышленно? Неужели все обвинители военных судов такие же тупые или предвзятые, как капитан Ивес? Тогда действительно у Фемиды повязка на глазах.
— Я охотно взгляну на вещи, если вы считаете это нужным, — сказала Алекса, встала и протянула, прощаясь, руку капитану Ивесу. Он галантно поклонился и поднес ее руку к губам.
— Еще одна просьба, баронесса. Не смогли бы мы в связи с этим провести очную ставку с Дмовски?
Выдержка на секунду оставила ее.
— Зачем? — спросила она и тут же пожалела, что это прозвучало слишком резко.
— Мы хотели бы узнать больше и о назначении Дмовски денщиком майора, и об его увольнении. По сравнению со службой в казарме жизнь денщика в доме намного привлекательней, и может оказаться, что тут не ограбление было главной целью, а скорее месть.
— Ну, господин капитан, мне кажется это слишком натянутым.
— Мадам, мы не можем передать это дело в военный суд, пока не примем во внимание все варианты и не изучим все как следует.
Алекса должна была уступить, и скорее, затем чтобы они наконец убрались. И без этого она буквально шла по тонкому льду и не могла больше рисковать. В итоге она пообещала на следующее утро прийти в кабинет аудитора.
Когда наконец посетители ушли, Алекса прошла в сад. Охрана по-прежнему стояла у задних и передних ворот, и это успокоило ее. Она надеялась, что Ранке наконец взялся за ум и не наделает больше глупостей. Знает ли он уже о том, что преступником считают Дмовски? Надо надеяться, что еще не знает, и было бы неплохо, если бы он узнал об этом только тогда, когда она осуществит свои ближайшие планы на будущее.
Алекса попросила заказать экипаж с закрытым верхом на восемь часов утра, чтобы избежать любопытствующих взглядов. До штаба дивизии было добрых двадцать минут езды вдоль берега Алле, мимо резиденции епископа, ботанического сада, кавалерийских казарм и учебного плаца. С востока веяло свежим ветром, белоснежные облака гордо проплывали по голубому небосклону. По прогулочной дороге на другом берегу реки скакала группа всадников, дамы в черных амазонках, стройные мужчины, застывшие в своих седлах, как оловянные солдатики. Как ей хотелось так же беззаботно скакать с ними!
Лейтенант Стоклазка уже поджидал у ворот. Он проводил ее через казарменный двор в кабинет аудитора.
Капитан Ивес преувеличенно горячо поблагодарил ее за готовность оказать содействие и достал из ящика стола маленькую шкатулку. В ней лежали золотые часы с тяжелой цепочкой, кольцо с печаткой, заколка для галстука и пачка банкнот. Алексе сообщили, что все это было найдено в соломенном тюфяке Дмовски.
— Вы узнаете что-нибудь из этих вещей? — спросил аудитор.
Алекса узнала кольцо и заколку, часы ей были незнакомы. Кольцо было изготовлено из массивного золота и наверняка больше ста лет принадлежало семейству Годснхаузенов. Печатка на нем была неизвестного происхождения. Ганс Гюнтер как-то сказал ей, что его прадед запечатывал им письма, которые он посылал во время войны с Наполеоном своей жене.
Она подумала, прежде чем ответить.
— Нет, ничего. — Конечно, Ганс Гюнтер подарил Дмовски кольцо, так же как и другие вещи, да и деньги тоже. Скажи она «да», и петля на шее драгуна затянется, и это будет тот самый мотив для убийства, который так необходим капитану Ивесу. — Я не могу припомнить, чтобы что-то из этих вещей видела раньше, — добавила она, чтобы избежать какого-то другого толкования своих слов.
Капитан выглядел совершенно ошеломленным.
— Это в высшей степени странно, баронесса. Часы и цепочка были куплены в Кенигсберге вашим супругом у ювелира Херберта, и не далее как десятого марта этого года. Имеется копия счета. Вы уверены, что вы никогда раньше не видели эти часы?
На этот раз Алексе не было нужды лгать.
— Я знаю это совершенно определенно.
Аудитор и лейтенант Стоклазка обменялись взглядами.
— Значит, вы не знали, что он приобрел часы. Часто ли случалось, что ваш супруг делал серьезные приобретения, не ставя вас в известность?
— В данном случае это именно так. — На мгновение ее расстроило, что Ганс Гюнтер был так щедр к Дмовски. Она получала от него подарки к Рождеству и ко дню рождения. В последний раз он к тому же позабыл о подарке.
Капитан Ивес приказал привести Дмовски. По-видимому, его держали не в камере полка, а уже доставили в это здание, так как начальник караула ввел его буквально через несколько минут. На нем был мундир, но он был без фуражки. Увидев Алексу, он покраснел и бросил на нее мрачный взгляд.
— Ну как, хорошо выспался, Дмовски? — спросил капитан Ивес с омерзительной любезностью, но не получил никакого ответа. — Вы обдумали еще раз, в какое положение вы себя загнали?
Дмовски уставился на капитана, но не промолвил ни слова.
— Вы готовы дать показания?
— О чем?
— Нужно отвечать «господин капитан»! — рявкнул на него лейтенант.
Дмовски презрительно скривился и поправился:
— О чем, господин капитан?
— Мы установили, между прочим, что эти часы принадлежали майору фон Годенхаузену.