Анна Джейн - Северная Корона. Против ветра

Девушка давилась рыданиями. И немудрено – она только что вспомнила то, от чего ее защищала собственная память. И вспомнила единственного человека, которого любила и, как оказалось, продолжает любить, как будто бы и не было этих восьми лет…

А фейерверки все опаляли ночные облака. Огни разрывали небо на части, а сердце ее разрывалось на части следом за ними.

Марта плакала, давясь рыданиями, глотая слезы и хватая ртом воздух.

– Что случилось? – раздался вдруг над ней спокойный мужской голос.

От неожиданности Марта вздрогнула и медленно убрала руки от глаз, поняв, что прямо перед ней на корточках сидит Саша и смотрит внимательными, чуть прищуренными глазами в ее мокрое от слез лицо.

Такой взрослый… Красивый. Близкий.

Марта моментально почувствовала себя все той же двадцатилетней девчонкой, влюбившейся в крутого и опасного Дионова.

Как же давно она не видела его лица.

И как же скучала без него.

– Что случилось, что ты кричала мое имя на весь Берлин? – спросил Александр хрипло.

Она молчала. Улыбка сквозь слезы вышла жалкая.

– Вставай. Пойдем. На тебя вся улица смотрит.

Александр, который и предположить не мог, что она начнет себя так вести, явно был обескуражен. Он никуда не уехал вместе с Михой, а решил остаться и подождать Марту, которая, по его мнению, вновь сделала вид, что они незнакомы – так сильно хотел поговорить с ней. Если честно, Саша и не ожидал увидеть ее в ресторане, а когда увидел – повзрослевшую, элегантную, еще более с возрастом похорошевшую и улыбчивую, но вместе с другим мужчиной, понял, что не может не подойти к ней.

– Вставай, – повторил он тише. И про себя добавил: «Пожалуйста».

Однако встать Марта была не в состоянии – так дрожали ее коленки. Она, глядя на Дионова блестящими болезненными глазами, вдруг провела ослабевшей холодной рукой по его щеке, продолжая плакать, только уже беззвучно.

– Это ты, – проговорила Марта сквозь слезы с нежностью, боясь, что это лишь ее видение.

– Я, – зачем-то сказал Саша, растерявшись. Простое касание – а по телу словно ток прошелся. И в солнечном сплетении что-то щемило.

Может быть, душу?

– Прости меня, – едва слышно произнесла Марта, не в силах оторвать взгляда от его лица. И Саша понял: ее глаза остались такими же: наивными и светлыми.

Время их не коснулось.

Он встал на колени, совсем забыв, что они находятся посреди улицы, и осторожно обнял ее, гладя по волосам и спине, а она плакала, вцепившись в него, уткнувшись лицом в грудь. И повторяла в исступлении:

– Прости, прости меня, прости.

А он молчал и просто прижимал ее к себе.

Все фейерверки растворились в темном небе. Зато ярко светили фонари. И огни ночного Берлина играли в витринах даже тогда, когда вдруг пошел дождь.

Ранним утром, когда солнце только-только пробивалось в приоткрытое окно, Марта, лежащая около спящего Саши и неотрывно глядящая в его спокойное лицо, вдруг вспомнила, как давным-давно, будучи совсем еще наивной и маленькой, загадывала мысленно перед статуей Аполлона желание:

«Пожалуйста, пусть я выиграю на конкурсе, пожалуйста. И, прошу тебя, подари мне любовь! Взаимную!».

Конкурс был выигран – на следующий день. А второе желание златокудрый греческий бог солнца, света, искусства и наук выполнил спустя восемь лет.

Спустя долгих восемь лет.

Жертвой этому богу стал год ее жизни, но скрипачка вдруг совершенно точно поняла, что ни о чем не жалеет.

Марта часто думала, как бы сложились их с Сашей жизни, если бы с ее памятью все было в порядке. Если бы они сразу после трагических событий в коттеджном поселке остались вместе. Если бы им не пришлось узнавать друг друга заново – узнавать, понимать, влюбляться.

Были бы они вместе до сей поры? Остался бы Саша с ней из жалости и чувства вины, а не потому что разглядел в ней женщину? Смогла бы она не винить себя в том, что на его теле на всю жизнь остались шрамы? А его – смогла бы она не винить его в травме руки и расставанием с миром музыки?

Какими бы они стали? Смогли бы видеть друг друга каждый день, не вспоминая той трагедии?

Любили бы друг друга?

Кто знает, как сложились бы их отношения.

Единственное, что Марта знала точно, так это то, что сейчас они вместе и не собираются расставаться.

Каждый из них смог с достоинством пройти свою дорогу, чтобы встретиться однажды на точке пересечения. Встретиться и не упустить единственный шанс стать близкими друг другу людьми.

Марта с щемящей нежностью посмотрела на мужчину рядом с собой, коснулась кончиками пальцев предплечья, поцеловала, коснувшись кончиками волос, в щеку.

Она была счастлива, но иногда ее вдруг волной накрывало желание заплакать – от переизбытка чувств.

До сих пор она помнила тот берлинский поздний вечер, когда они, сидя на асфальте, как подростки, обнимали друг друга, и как она шептала слова прощения, и как он молча гладил ее, а после, поняв, что она почти обессилила, взял на руки и понес в машину. И уже там она сбивчиво рассказывала ему обо всем – о том, как потеряла память, как восстанавливала руку, тренировалась заново – и играть, и жить. Словно в бреду говорила что-то о бездне в сердце, о том, что никогда не любила, а он вновь молча слушал ее, крепко сжимая ладонь в своей руке. Они несколько часов катались по городу, прежде чем он привез ее в отель и пошел вместе с ней в ее номер – чтобы всю ночь просидеть с Мартой в полутемной комнате, и лишь под утро поцеловать – почти целомудренно, осторожно, нежно, словно боясь обидеть, не веря в происходящее.

И с того дня они были вместе. Первые несколько недель – не отпускали друг друга. Заново знакомились, изучали, понимали. Много гуляли, говорили, не позволяя себе лишнего.

Сначала Марта боялась, что он пропадет или что она его вновь забудет, но ее страхи оказались тщетными. Дионов решил не пропадать и не забываться. А если он чего-то решил, то добивался этого любыми способами. И Марта позволяла ему это делать, хотя точно знала, что и Саша позволяет ей куда больше, нежели кому-то другому.

Время действительно лечило. Сглаживало. Сближало.

И все-таки они нашли свое счастье.

Счастье, основанное не только на физической близости, как это часто бывает, или на мимолетной страстной влюбленности, так похожей на любовь, но и на взаимопонимании, доверии и способности защитить друг друга – недаром ведь оба они по очереди жертвовали собой ради спасения другого.

Солнце все настойчивее заглядывало в комнату. И камень на кольце безымянного пальца Марты искрился.

– Саша, – прошептала она, потому что ей нравилось произносить его имя вслух.

– Что? – вдруг открыл он глаза.

– Ты такой смешной, – заявила ему скрипачка, лежа на животе и болтая в воздухе ногами. Спину ее накрывала легкая простыня.

– И чем же я тебя веселю? – спросил он с любопытством, поворачиваясь со спины на бок, чтобы лучше видеть Марту.

– Ты разговариваешь во сне, – сказала она, касаясь его волос.

– И что я говорю?

– Что сходишь от меня с ума. – Марта поцеловала его.

– Я не мог такого сказать.

– Почему?

– Потому что я сегодня не спал, – хмыкнул Саша. – Ты же мне не даешь этого делать.

– Я? – шутливо возмутилась Карлова и села, прикрывая грудь тонкой простыней. – А не ты ли? Я из-за тебя, между прочим, впервые в жизни репетицию пропустила, – добавила скрипачка.

– Да и я клиентов не часто динамлю, – отозвался мужчина. Он приподнялся, потянулся, разминая затекшие мышцы, и вдруг уронил Марту на кровать, оказавшись над ней. Та лишь дразнила его взглядом.

– Если у нас есть время, – Саша почти прошептал ей это на ухо, – то не будем терять его. Полетели, девочка?

– Полетели, – согласилась Марта и добавила тихо: – Мальчик.

Ему на обнаженную спину, а ей – на разметавшиеся длинные волосы падали нежные лавандовые лучи восходящего за окном солнца.

Все было так, как и должно было быть.