Увидев кровь на руке Джека, Том с опаской отступил назад. Он знал о том, что происходит с Джеком при виде крови, но приятель вел себя стойко.
— Ну хорошо, хорошо. Но я буду совсем близко, Джек, чтобы ты ничего не напортил, как уже делал это раньше.
И он заторопился прочь из комнаты, оставив Джека поливать ковер собственной кровью. Голова у Джека закружилась, однако он взял себя в руки, старательно отводя глаза от пореза на ладони. При виде крови он всегда падал в обморок. Команда «Глорианы» шутила, что после первого плавания Джека уже ничем не напугать, кроме Чего-нибудь красного. Несколько раз матросы нарочно затаскивали его в лазарет, чтобы показать чью-нибудь разбитую голову или отрезанную руку. Корабельному врачу «Глорианы» не единожды приходилось приводить его в чувство после глубоких обмороков. Но даже в самое последнее плавание, когда они шли с Ямайки, мичман среди ночи постучал в дверь его каюты, а когда Джек открыл, то увидел широчайшую улыбку — от уха до уха. «Капитан Кэлоу разбил себе коленку, — радостно сообщил мичман. — Хотите пойти посмотреть, мистер Фултон?»
Джек с досадой достал свой платок, от души проклиная тот день, когда встретился с Томом Уортингемом, и обмотал тканью ноющую ладонь.
Глава 11
Маскарад — развлечение не для высшего света, но все же гости у миссис Пьонше собрались достойные. Частично — из тех благородных семей, что остались в Лондоне, но некоторые приехали издалека, даже из Девоншира, чтобы побывать на этом ежегодном балу.
Сесилия объяснила, что общество на маскараде состоит из леди и джентльменов, готовых развлекаться на грани скандала, однако не желающих выставлять напоказ всему свету свои похождения. Неудачный грим и костюм способны привести к ужасным сплетням, но зато те, кому удастся сохранить тайну вокруг собственной персоны, могут без опаски и порой по нескольку месяцев играть главные роли в светских интригах.
«Костюм, — говорила Сесилия, — может быть самым простым. Вовсе незачем тратить целое состояние на наряд турецкого султана или одеяния греческой богини».
Большинство гостей приходят в вечерних платьях и длинных плащах, лишь надевая вдобавок маски-домино и шляпы. Самый важный аксессуар — маска, скрывающая черты лица и заставляющая всех вокруг гадать, кто же перед ними. Сесилия также растолковала, что разную степень анонимности обеспечивает и количество увеселений во время бала. Она также не забыла предупредить Бекки о том, что поведение некоторых гостей может ее шокировать.
Маскарад состоялся двадцать третьего ноября, через два дня после того, как Бекки с Джеком побывал в Египетском зале. Сесилия надела шелковый янтарный наряд, украшенный десятками бантов, а на Бекки было платье из тюля поверх нежно-голубого атласа. Вокруг талии она повязала бантом широкий кушак, длинные концы которого спускались почти до пола. Шелковые пуговки украшали длинные пышные рукава платья. Ослепительной белизны перчатки закрывали руки до самого локтя. На запястьях блестело по золотому браслету, на шее — ожерелье из египетских самоцветов. По полям черной бархатной шляпы нарочито небрежно свисали золотые перья. Из такого же черного бархата была каемка синего шелкового домино, наброшенного на плечи.
Вечеринка проходила в огромном загородном имении. Пока карета грохотала по темной дороге, Сесилия поведала подруге, что Джорджиана Пьонше — вдова французского дипломата. Родилась она в знатной британской семье и во время знаменитых Ста дней Наполеона была вместе со своим отцом, веллингтоновским офицером, в Брюсселе. В самый разгар памятных событий она сбежала с одним французом. Семья с жутким скандалом от нее отреклась, но Джорджиана и ее супруг продолжали благоденствовать и после войны, когда его перевели в Лондон.
С тех пор как пять лет назад миссис Пьонше схоронила мужа, дом ее превратился, в постоянное место наиболее волнующих и самых долгожданных балов во всей Англии.
— Но почему же я никогда ничего не слышала о ней? — удивилась Бекки.
Сесилия хмыкнула:
— Ты была слишком молода и скрывалась от всего света. Наверное, именно поэтому никто и не подумал тебе о ней рассказывать, но поверь, рано или поздно ее будет знать каждый. Этот маскарад — самое распутное и самое интригующее событие сезона. Ты скоро сама поймешь почему.
Карета затряслась по длинной подъездной дороге и наконец остановилась на ярко освещенной площадке, где уже громоздилось немало экипажей. Увидев приближающегося лакея, Бекки приготовилась к выходу, но подруга положила ладонь на ее руку.
— Погоди, — шепнула она, — твоя маска…
— Ах да! — Бекки потянулась к одной из двух масок, лежавших на противоположном сиденье. Ее маска была сделана из плотной шелковой материи в тон платья и окантована черным бархатом. Сапфировые блестки окаймляли края миндалевидных отверстий для глаз, самые уголки которых были лукаво приподняты. «Кошачьи глаза», — подумала Бекки, как только увидела ее.
Сесилия завязала тесемки на затылке подруги, Бекки, в свою очередь, помогла ей. Лицо. Сесилии полностью скрылось под белой как мел тканью. Это придало ей вид ужасного бледного привидения, но Сесилии нравилось. Когда они увидели маску в лавке, она в восторге воскликнула, что ни одна живая душа не сможет узнать ее под этой личиной.
Возле дверей их встретил еще один лакей, он проводил подруг по застланному ковром коридору, вдоль стен которого сверкали богатой позолотой канделябры. Распахнув перед ними двери, лакей поклонился, и гостьи очутились в похожем на огромную пещеру бальном зале. Разумеется, об их приходе никто не стал объявлять.
Гости толпились, занимая все просторное помещение. Большинство, как и предсказывала Сесилия, были в ярких струящихся накидках и таких же цветных шляпах или капюшонах. И абсолютно все скрывали свои лица. Здесь среди множества простых полумасок черного цвета или в тон костюма были и намного более замысловатые, чем маска Бекки: золотые, с росписью, расшитые драгоценными камнями. Люди стояли группами, говорили и смеялись. Шум в зале был очень сильный. О, конечно, все это вовсе не походило на чопорную великосветскую вечеринку.
Висящие по стенам подсвечники и огромные канделябры посередине зала давали много света, но комната вовсе не была ярко освещена. Бекки нашла ее даже темной и мрачноватой, скорее похожей на большую театральную ложу, чем на бальный зал. От толпы исходил терпкий запах разгоряченных тел. Слуги в строгих черно-белых костюмах и простых черных полумасках осторожно проскальзывали между многочисленными гостями, ловко пронося подносы с вином и шампанским. Сквозь звуки веселья Бекки различила музыку, доносившуюся откуда-то издалека. Сесилия сжала ей локоть:
— Ну что ж, давай поищем Джорджиану?
— Да как мы найдем ее в такой толпе?
Бекки не надеялась, что Сесилия расслышит ее голос сквозь этот шум, поэтому удивилась смешку подруги.
— Найдем, вот увидишь.
Хохочущая женщина в развевающемся плаще промчалась мимо них, едва не сбив Бекки с ног. Пока та пыталась восстановить равновесие, мимо пронесся распаленный погоней джентльмен в красно-коричневом домино.
— О Господи! — проворчала Бекки.
Сесилия заговорщически улыбнулась ей:
— О, это ведь только самое начало! Сама увидишь.
Бекки еще ни разу не была в центре такого бурного веселья, находила все это удручающим и послушно следовала за Сесилией. Они петляли в толпе, крепко держась за руки, чтобы не потеряться.
Вдруг Сесилия так резко остановилась, что Бекки чуть не врезалась ей в спину. Всего в нескольких фугах перед ними стоял мужчина — высокий, темноволосый, в черной полумаске, обрисовывавшей прямой римский нос, — и в упор смотрел на Сесилию.
— О, пропади ты пропадом! — выругалась та.
Сочные губы мужчины сложились в злодейскую улыбку, темные глаза так и горели — он явно узнал ее. Долго все трое глядели друг на друга, после чего мужчина шутливо поклонился Сесилии и вернулся к своей компании.
Подруга с облегчением выдохнула и, снова схватив Бекки за руку, потащила дальше.
— Ну не мило ли? — произнесла она с чувством, в котором звучал Неприкрытый сарказм. — Не правда ли, мило, что именно он как раз и узнал меня в этой маске?
— Да кто он? — спросила Бекки.
— О, я не посмею произнести его имя вслух в этой толпе. Все равно ты его не знаешь. Летом мы имели с ним отношения. Все уже кончено, но он так и не смирился. А вот и наша досточтимая хозяйка. Идем же, воздадим ей дань уважения.