Она замялась:
— Тогда… тогда я хотела по-другому.
По лицу Джека скользнула тень.
— Я придавала этому меньше значения. — Бекки сделала смелый глоток вина. Оно было зрелым, с густым пряным вкусом. Аромат его прекрасно сочетался с яблоками.
— То есть ты хотела быть веселой вдовой, как леди Деворе? А ведь я поначалу даже поверил, что вы одинаковые, но ты меня удивила как раз тем, что совсем на нее не похожа.
Бекки от неожиданности хватила воздух ртом:
— А что ты о ней знаешь?
— Она цинична.
— Я тоже.
— Нет. Не так, как она. Она уже сдалась, а ты… в твоих глазах до сих пор светится надежда. Иногда ты пытаешься спрятать ее за ледяной маской, но она все равно пробивается наружу, молит о свободе.
— Я думаю иначе. — Бекки медленно закрыла, а потом открыла глаза, словно попыталась стереть то выражение, которое разглядел в них Джек.
На самом деле с надеждами было покончено еще четыре года назад. Она могла бы с точностью до минуты определить тот момент. Это случилось за день до смерти Уильяма. Тогда, посреди ночи, она потихоньку сошла вниз и притаилась на лестничной площадке, как только услышала, что он заговорил со своим слугой. И вот тогда она узнала правду. Она вовсе не нужна была Уильяму. Он женился на ней, чтобы только добраться до ее денег — денег, на которые он собирался увезти свою любовницу во Францию после того, как убьет Бекки.
Она сосредоточилась на своем яблоке, и какое-то время оба ели и пили молча. Тишину нарушал только хруст яблок да треск поленьев в камине. Наконец Джек произнес:
— Не надо меня бояться.
Но как она могла его не бояться? Она желала его, как еще ни разу в жизни ничего не желала. Силой этого чувства, которое он в ней возбудил, она и была напугана до смерти.
Джек положил руку ей на колено, пальцы перебирали тюлевый чехол платья на многослойных юбках…
Вдруг Бекки вскинула голову:
— Что это?
— Где?
Она взяла его руку и перевернула. Через всю ладонь проходил глубокий порез.
— Какая ужасная рана! Откуда?
Джек качнул головой и виновато улыбнулся:
— Да это я случайно раздавил стакан у Стрэтфорда. Не привык к тонкому хрусталю — у нас на «Глориане» таких хрупких вещей не было. — Он пожал плечами. — Уже заживает.
Допив свой бокал до дна, Джек посмотрел на каминные часы. Бекки проследила за его взглядом и увидела, что уже пробил час ночи.
— Поздно, — сказала она.
— Ты устала?
— Да. Надо ложиться, но… — Она не сводила грустного взгляда с очага. — Я не смогу расстегнуть пуговицы на платье.
— Что же нам теперь делать?.. — нерешительно проговорил Джек, но вдруг отважно произнес: — Я тебе помогу.
Повинуясь внезапному порыву, она поднялась и повернулась к нему спиной. Джек замер и не проронил ни звука. Лишь когда Бекки бросила на него вопросительный взгляд через плечо, он встал с дивана.
От него чарующе пахло яблоками и вином. Голова закружилась настолько, что Бекки покачнулась и вынуждена была вновь искать равновесие, чтобы не упасть.
Большие тяжелые ладони легли ей на плечи, удерживая от падения. С плеч они скользнули по пышным рукавам к запястьям — потом обратно вверх, к затылку, и там остановились на мгновение.
Погладив пальцами ее шею, Джек расстегнул верхнюю пуговку платья. Переходя от одной пуговицы к другой, все ниже и ниже, он не торопился, потому что каждое мгновение доставляло ему наслаждение.
Добравшись наконец до самого низа, он спустил оба рукава с плеч Бекки. Она помогла ему, совершенно освободив от одежды свои руки. Сняв лиф платья, Джек принялся расстегивать пуговицы нижних юбок. Когда же и юбки упали на пол, Бекки перешагнула через пышную груду шелка и кружев — того, что совсем недавно было ее карнавальным нарядом.
— Отличная работа. — Подняв платье, она повесила его на стул. — Видно, у тебя богатый опыт по раздеванию женщин.
И тут же пожалела, что сказала это. Ее не касается, скольких женщин он познал до нее.
— Я никогда не раздевал тебя, — тихим, но хриплым, почти рычащим голосом произнес Джек.
Бекки инстинктивно провела ладонями по бокам, стянутым тугим корсетом, и беспокойно подняла глаза:
— А что, теперь будешь?
— Конечно. Повернись-ка.
Она повиновалась, прижав ладони к жесткой передней стенке корсета, а он уже развязал узел, который вчера утром затянула Джози, и распустил перекрещенные шнурки на спине. Когда твердые ребра разошлись, Джек снял корсет через голову Бекки, а она, оставшись лишь в одной сорочке, обернулась и поскорее забрала его, пытаясь им прикрыться.
— Так лучше?
— Да. Спасибо. — Бекки прикусила нижнюю губу и, не отпуская корсета, отвела взгляд в сторону.
Тогда Джек осторожно отнял корсет и положил на стул.
— Тебе не надо меня стесняться.
— Не часто я оказываюсь в обществе мужчины, одетая в одну сорочку.
— А помнишь, что на тебе было в тот вечер?
— Да. — Бекки изо всех сил старалась не покраснеть.
— То платье просвечивало сильнее, чем сегодняшнее нижнее белье.
Однако тогда ее чувства к Джеку были еще совсем другими. Если она испытывала какое-то смущение из-за прозрачного платья, то оно не шло ни в какое сравнение с ее нынешними Чувствами.
Полуулыбка тронула ее губы.
— Ты прав.
Он нежно привлек ее, обнимая за талию одной рукой.
— Идем, я отведу тебя наверх.
Выйдя в узкий коридорчик, они очутились перед лестницей. Ступени были слишком узкие, чтобы подниматься бок о бок, поэтому Джек взял Бекки за руку и повел, наверх следом за собой, так что она поравнялась с ним, лишь добравшись до верхней площадки.
Они вошли в ту спальню, которая была больше других. Джек направился к столу — поставить светильник. Бекки стояла в ожидании, пока он прошел к окну, выглянул, как будто хотел убедиться, не прячется ли кто в темноте, и плотно задернул занавески.
Он пробуждал в ней такие сильные, противоречивые чувства, заставлял ощутить себя такой слабой и хрупкой, такой беззащитной! Ну как она могла не опасаться его, если от одного взгляда этих карих глаз превращалась в качающегося на тоненьких ножках новорожденного жеребенка и полностью теряла уверенность, точно стояла на краю смертельной пропасти?
Он взял ее за руку и проводил к маленькому туалетному столику с квадратным зеркалом врезной деревянной раме:
— Садись.
Она опасливо подчинилась и, присев на стул, вопросительно посмотрела на Джека снизу вверх, но он смотрел не в глаза, а на ее прическу. Его руки уверенно задвигались вокруг головы Бекки: пальцы, лишь слегка прикасаясь, вынули шпильки и расплели косы, распустив их по плечам до самой талии.
Потом он взял со столика расческу и начал распутывать пряди, одну за другой, такими ласковыми движениями, что она не только не испытывали никакой боли, но, наоборот, таяла от удовольствия. Бекки прикрыла глаза и чуть не замурлыкала — зубцы расчески массировали кожу на голове и распрямляли, разглаживали волосы.
— Точно как я думал, — пробормотал Джек.
Она моментально распахнула глаза и увидела, что он по-прежнему смотрит на ее голову.
— Твой волосы. Гладкие, шелковые, черные, даже с отливом в индиго. Как и глаза.
— У меня синие глаза. Темно-синие.
— Иногда кажутся темно-фиолетовыми. А в этом свете и у волос тот же оттенок. Я никогда такого не видел. Очень красиво.
Отложив расческу на столик, Джек запустил пальцы в эти гладкие пряди и провел между ними сверху донизу. Тяжелые широкие ладони остановилась на затылке Бекки. Джек улыбнулся ей в зеркало.
— О, — шепнула она, — как это приятно! — И когда он надавил подушечками пальцев на затвердевшие, скованные мышцы шеи, едва поборола искушение закрыть глаза и застонать от удовольствия.
Он продолжал массировать, пока шея совсем не разогрелась и не расслабилась. Бекки уже полностью размякла, а он разминал и растирал ее плечи, которые за долгие годы устали от постоянного напряжения. Наконец ладони его остановились, слегка обнимая ее.
— А теперь отнесу тебя в Постель.
Он подхватил ее под колени, поднял со стула и бережно уложил на кровать. Сильная рука скользнула по ноге Бекки к подвязке чулка. Развязав подвязку, Джек отложил ее в сторону и неторопливо скатал чулок. Пальцы его были грубы, но их прикосновение к обнаженной коже бедра, а потом и щиколотки было божественно.