В дверь постучали, Бекки отозвалась. Вошел лакей:

— Миледи, вам велено передать, что ее светлость проснулась.

— О, спасибо. Можешь идти. — Когда лакей закрыл за собой двери, Бекки посмотрела на Джека. Ей так не хотелось покидать его, но сегодня первой своей обязанностью она почитала Кейт. — Я должна идти к ней.

Джек кивнул:

— Конечно. Но прежде чем ты уйдешь, хочу тебе сказать кое-что.

— Что же?

— Я уже назначил день свадьбы.

Она так и ахнула:

— Когда?

— Первого декабря, в девять часов, в церкви Святого Георгия. — С этими словами он поднял голову, и в глазах его блеснул вызов, как будто он ждал, что она станет возражать против такой поспешности.

Но, напротив, внутри у нее все словно размякло — так приятны были эти слова. Первое декабря — это через шесть дней. Всего через каких-то шесть дней она станет его женой.

— Я так счастлива, — проговорила Бекки. Взгляды их встретились и долго не отрывались друг от друга.

Но Генри завозился, и чары рассеялись. Бекки забрала ребенка.

— Я буду готова, Джек. Я уже готова. Следующая суббота — это отлично.

Он улыбнулся:

— Прекрасно.

— Но я увижу тебя до этого, не так ли?

— Конечно, увидишь. Я и сам не смогу без тебя так долго.

Он еще раз прикоснулся губами к ее виску, и Бекки, улыбаясь, ушла.

Щелк, щелк.

Бекки открыла глаза. Вот опять: щелк, щелк… Тук.

Звуки раздавались со стороны окна.

Она подождала немного затаив дыхание, полежала с широко раскрытыми глазами, прижимая одеяло к груди. И еще раз: щелк.

Она вскочила с постели, забыв набросить пеньюар, и, подбежав к окну, рывком отодвинула персиковые занавески.

Прижавшись лбом к стеклу, она вгляделась в темноту, и на лице у нее заиграла радостная улыбка.

Джек! Это он бросал мелкие камешки с гравийной дорожки под окном. Камешки то со звоном попадали в стекло, то с тихим стуком — в деревянную раму.

Никого на свете она не хотела бы видеть больше, чем его. Она тосковала по нему со вчерашнего дня, с той минуты, когда оставила его в гостиной. Всю ночь пролежала, не в состоянии уснуть, и, кажется, долгие часы думала о том, как холодна и одинока без Джека ее постель. Как одинока без него она сама.

Джек стоял под окном; прижимая шляпу к груди. Смотрелся он как настоящий жених, наполненный нетерпением ожидания, теплоты и страсти, и всё это — к ней. Кровь в жилах Бекки закипела от нарастающей смеси волнения и счастья.

Она поторопилась отпереть раму и распахнуть окно.

— Поднимайся.

Джек надел шляпу на голову и, не теряя времени, стал подниматься. Спальня Бекки была угловой комнатой лондонского дома Гарретта, стены которого заросли вьющимися розами, поднимавшимися от самой земли до окон с деревянными рамами и могли послужить отличной лестницей. Четыре года назад именно по этой решетке Бекки спустилась из окна вместе с Уильямом Фиском, чтобы сбежать в Гретну; этой ночью Джек Фултон поднимался к ней тем же самым путем.

Через несколько секунд он уже перекинул ноги через подоконник и, очутившись внутри, быстро закрыл окно.

— Боже правый, да ты почти совсем нагая. Замерзнешь ведь.

Но Бекки не ощущала ничего, кроме внутреннего тепла, с той самой минуты, как увидела Джека.

— А ты лазаешь не хуже обезьяны, — задиристо отозвалась она.

— Это годы тренировки на вантах «Глорианы». — Заперев оконную раму, он повернулся к Бекки, снял шляпу и бросил в персиковое кресло. Он ни разу перед этим не был в ее спальне, но ему не потребовалось много времени, чтобы освоиться, и все свое внимание он сосредоточил на Бекки, и только на ней одной.

Окидывая томным взором всю ее фигуру, он как будто оставлял глазами приятный след на коже — словно мурашки пробежали.

— Господи… — Голос надломился, и Бекки заметила, как Джек судорожно сглотнул. — Я так по тебе скучал.

— Я тоже по тебе скучала.

Они потянулись друг к другу одновременно. Его рука, холодная с улицы, обхватила ее за шею. Другой рукой он взял ее пониже поясницы, крепко прижав к себе.

— Не могу без тебя, — признался Джек, теплом дыхания обдавая мочку ее уха. — Вчера в вашей гостиной… Боже мой! Яне могу тебе передать, как… просто не знаю, как пережил этот миг, когда ты уходила от меня. Не хочу, чтобы ты вообще от меня уходила. Хочу, чтобы ты была со мной. Всегда.

Нотка беззащитности, прозвучавшая в голосе Джека, заставила ее снова покрыться мурашками, и от всего сердца она пожелала себе в этот миг никогда не уходить от него снова.

— Для меня это тоже невыносимо. — Бекки погладила прохладные пряди. — Невозможно быть без тебя.

— Ты нужна мне, — прошептал он.

Губы Джека согрели дорожку от ее уха ко рту, и мягкое прикосновение расцвело властным поцелуем. Как только он завладел ее губами, объятия, в которые она была заключена, окрепли. Бекки обвила его руками, обхватила ногой его ногу и стала чувственно тереться о его тело. Одежда и кожа у него были холодны, но она, не обращая внимания, сражалась с его брюками, тоща как Джек, подняв подол ее ночной сорочки, гладил обнаженное бедро.

— Ты нужна мне, Бекки. Так нужна…

Она отпустила его на мгновение, чтобы только сбросить сорочку, и тут же снова занялась завязками панталон, пока Джек расстегивал ворот рубахи.

— О, — поразилась она, прижавшись грудью к его груди. — Ты совсем замерз.

— Это ненадолго.

Наконец ей удалось победить брюки, и они упали на пол вместе с панталонами. Джек отбросил их заодно с башмаками и чулками и оторвал Бекки от пола. Ее грудь по-прежнему прижималась к его груди. Господи, как же он силен! Кажется, даже не заметил, что она уже висит в воздухе.

Обвив его ногами вокруг бедер, руками — за шею, Бекки снова его поцеловала. Он действительно согревался, причем очень быстро. И вкус у него был такой славный. Солоноватый, мужской. Такой вкус — только у Джека.

Она не сразу поняла, что он куда-то ее ведет, потому что все ее внимание было поглощено его нижней губой.

Вдруг спиной она ощутила прохладную стену.

Джек ловко пристроил Бекки поудобнее и сильным толчком вошел в нее. Она ахнула, и Джек уткнулся лицом в ее шею.

Переполненная ощущениями, она могла лишь держаться за него, крепко обнимать его что было силы. Он толкнулся глубже, словно пришпиливая ее к стене, а потом стал снова и снова углубляться в ее тело неистовыми, настойчивыми движениями. Бекки закрыла глаза, прижалась лбом к его плечу, обуреваемая сладострастием, покоренная его властью и своим все нарастающим желанием, своей любовью к этому мужчине.

— Ты нужна мне, — шептал он, касаясь губами ее шеи и входя в нее глубоко-глубоко. Она ощущала полноту и завершенность удовлетворения. Не в состоянии более сдерживаться, она двигалась в такт его движениям.

Она запустила пальцы ему в волосы. Желание бурлило в ней так, что она прикусила щеку изнутри, стараясь из последних сил сдержать сладострастные стоны, готовые вырваться из груди при каждом новом ударе, каждой яркой вспышке удовольствия, разливающейся по всему телу горячими потоками.

И руки и ноги ее обнимали Джека все крепче, по мере того как сильнее и напористее становились его ласки. Лишь негромкий звук его дыхания был слышен в комнате.

Бекки стискивала зубы, чтобы не закричать и не разбудить весь дом, но невольно приоткрыла рот, высоко взлетая на волнах удовольствия. Она зажмурилась, и тело ее завибрировало под натиском Джека.

И вот она не выдержала. Удовольствие, подобно ярким цветным огненным лентам, брызнуло по всем членам до кончиков пальцев. Она впилась ему в шею ногтями. Обнимая Джека так, словно от этого зависела ее жизнь, она сомкнула зубы на его плече, чтобы подавить крик. Ее сотрясал оргазм, растворяя все ее чувства в спазмах восторга. Приходя в себя, она заметила, что Джек также достиг вершины наслаждения.

По-прежнему крепко его обнимая, Бекки погладила кончиками пальцев те места на его шее, куда минуту назад впивалась ногтями, нежно коснулась губами отметки своих зубов на его плече, глубоко вздохнула.

Джек мягко отпустил ее, и Бекки легко скользнула вниз по его животу. Не отпуская его шею, она смотрела снизу вверх сияющими глазами.

— Я тебя поранила? — прошептала она.