Некоторое время он молчит, а затем наконец, отвечает.

- Обещаю. Ты сдашь Ника? – Шепчет он.

Я бы хотела, но я не могу. Даже если он еще сотню раз плюнет мне в душу, я не сдам его.

Качаю головой, Кэлвин хмурится и, кажется, все понимает.

- Нет. Луиза. Нет.

- Ты обещал. – Сквозь зубы процеживаю я и дергаю на себя ручку двери, затем быстро выбегаю из дома. Кэл идет за мной, я слышу. Быстро подбегаю к охране и прошу их не выпускать парня за периметр ближайшие полчаса.

- Луиза!

- Ты обещал! Не вздумай меня обмануть.

Не вздумай меня обмануть, Кэлвин.


Глава 36

Я провела в пути больше, чем рассчитывала, мне пришлось ехать с тремя пересадками и, я потратила все свои деньги на дорогу. Дважды звонила Аделаиде, чтобы узнать хоть какие-то новости, - ничего не изменилось, суд во вторник. Никого не волнует, принимал ли Гарри наркотики или нет, у него их нашли, пусть даже по чьей-то наводке. Нет. Не по чьей-то. Николас сделал это. И я на самом деле стараюсь ненавидеть его за это, и за то, что мне придется сегодня сделать. Добравшись до города, я сразу же направилась в дом Стэнфилдов, Кэтрин встретила меня у порога, ничего не объясняя, я прошла внутрь дома, Гарри показался из гостиной, я молча подбежала к нему и обняла. Мы стояли так несколько минут, и я почти расплакалась, когда увидела его усталое лицо, темные круги под глазами, печальный взгляд. Это все моя вина.

- Прости. – Шепчу я. – За то, что Аделаида..

- Эй, ни ты, ни твоя семья мне ничем не обязаны. Аделаида сказала, что сделает на суде все возможное..

Я молчу, потому что не будет никакого суда, не над ним точно.

- Тебя отпустили до вторника?

- Да, под залог.

- Все будет хорошо.

- Ты придешь.. Поддержать меня?

- Конечно, Гарри, конечно, я приду. – Лгу, но он не замечает. Мы снова обнимаемся, затем я говорю, что мне нужно идти. Кэтрин, все это время стоявшая у двери, молча пропускает меня, я вытираю нахлынувшие слезы и направляюсь прямиком в полицейский участок. Нет времени, чтобы идти домой и объяснять родителям эту тупую ситуацию с подставой. Я виновата – мне за все и отвечать.

Сдаюсь прямо у входа, дежурный сразу же ведет меня к шерифу, отрывая его от какой-то телефонной дискуссии. После часа беседы один на один с шерифом, женщина, с которой мы уже виделись раньше, кладет перед собой руки и смотрит на меня в упор.

- Ты же понимаешь, что это не шутки, Луиза?

- Я понимаю. – Ох, еще как понимаю.

- Ты была судима. За убийство.

Тонкая острая игла пронзает мою грудь. Убийство уж точно не смягчающее обстоятельство.

- Я знаю.

- И теперь ты говоришь, что намеренно подставила человека, подложив ему героин?

- Да.

- Чего ты добиваешься?

- Правды, мэм.

- Хм.. На пакете не было твоих отпечатков.

- Я эмм.. не трогала его руками. Это просто.

- Ты употребляешь?

- Наркотики? Нет.

- Я не могу понять закономерность твоих действий. Кажется, все логично, но если подумать..

- Мы были в ссоре, я просто отомстила.. Не думала, что все так далеко зайдет. Героин мой, я подложила его Гарри Стэнфилду.

- Я бы хотела, чтобы ты врала. Но и при этом ты нарушаешь закон.

- Я знаю, шериф.

- Тебе нужно время, чтобы сказать родителям или адвокату? Я пойду тебе навстречу, Луиза.

Качаю головой.

- Нет. Мне не нужен адвокат.

На кой черт мне адвокат, если я созналась во всем? Это не имеет смысла.

Шериф вызывает патрульных, которые отводят меня в камеру, слава Богу, я там одна, не выдержала бы всех этих лиц, возможных насмешек. Я остаюсь в неведении о том, что со мной будет, до следующего допроса. Времени я не знаю, потому что мои вещи у меня отобрали на досмотре. Примерно через два часа состоялся еще один допрос, я рассказала все то же самое. Меня отвели на экспертизу, где я сдала анализы на наличие запрещенных препаратов в крови. Если бы они что-то нашли, это прибавило бы мне проблем.

Холодные стены, старая кровать, холодный неудобный матрас. Спасибо за одеяло. Я не хочу здесь быть. Молюсь лишь о том, что по итогу меня просто оштрафуют или отправят на исправительные работы. Если все тюремные камеры такие, смогу ли я выжить в одной из них? Думаю о том, что меня могут снова отправить в «реабилитационный центр», я не выдержу, клянусь, что убью себя, если снова окажусь там.

У меня было много времени для сна, но я не спала, вместо этого я постоянно думала о том, почему оказалась в этом месте, почему вообще со мной все это происходит. Все свелось к одному. Николас. Это тоже моя вина. Я оказалась слишком доверчивой и слишком слабой, чтобы противостоять хотя бы самой себе, своим желаниям. Я думаю, что могла бы все это закончить, сделав лишь одну вещь – рассказав полиции все о Николасе Янге. Как он обманул меня, как я неспроста оказалась в автомастерской и меня чуть не изнасиловали, как Ник управлял мною с помощью дурацких СМС, как он нашел мою старую фотографию с вечеринки пятилетней давности и превратил ее в огромный плакат, как он пробрался ко мне под кожу, затем в сердце, которое попытался выдернуть из моей груди. Не получилось. Но оно все еще кровоточит. Я чувствую это даже сейчас. Еще сильнее, когда начинаю думать об этом дерьме. И постоянная мысль в голове: «Он не мог так поступить» заставляет меня желать рвать волосы на своей голове. Я взаперти. Не только в прямом, но и в переносном смысле. Если я сдам его полиции, то буду ненавидеть себя до конца своих дней, а это еще хуже, чем ненавидеть его. Я просто пройду через это, как делала раньше, а затем вернусь к своей идиотской жизни и буду пытаться ее восстановить. Собирать себя по кусочкам, на которые меня возможно раскидает.

Утром мне приносят еду неизвестного содержания, я даже не притрагиваюсь к ней, затем меня снова вызывают в комнату для допроса, но это не допрос. Аделаида ждет меня, опершись на бетонную крашеную в зеленый, стену. Я не просила адвоката, должно быть шериф позвонила ей.

- Ты тупая маленькая эгоистка. – Ее ноздри раздуваются, она появляется передо мной, я так устала, что даже мои мысли спутались меж собой.

- Родители знают? – Сглатываю. Они ненавидят меня. То, что я делаю не во благо ни мне, ни им. У них итак репутация подпорчена, благодаря дочери – неудачнице.

- Знают. Тебя выпускают под залог. Я отвезу тебя домой.

- Отпускают?

- До суда, идиотка. Дата еще не назначена. Твои анализы чисты, надейся на лучшее.

Суд. У меня был суд. Закрытые заседания. Меня не было ни на одном, я считалась сумасшедшей. Домой – звучит, как приговор. Что я скажу? Как посмотрю им в глаза?

Это была ужасная ночь, я не могла заставить свой внутренний голос заткнуться, я не могла ничего сделать, чтобы матрас стал менее жестким, я не могла ничего сделать для того, чтобы в помещении стало немного светлее, я с трудом видела в темноте свои пальцы.

- Будь помягче. – Говорит Аделаида, когда тормозит у ворот нашего дома.

Иду медленно и, с каждым шагом мне становится все страшнее. Нет, я не боюсь своих родителей. Я боюсь увидеть  еще большее разочарование, ненависть на их лицах, я боюсь остаться совсем одна.

Когда переступаю порог дома, родители тут же сбегаются на звук, закрывшейся двери, словно они уже очень долго ждали меня. Я вижу их лица. И вместо того, чтобы просить прощения, сказать как мне жаль, что я снова все делаю не так, я просто направляюсь к себе в комнату. Мать дергает меня за руку, останавливая, затем бьет по лицу. Я не реагирую, с ее глаз срываются слезы  и мне хочется обнять ее и разрыдаться, как маленький ребенок. Отец зол, но держит себя в руках.

- Я устала. – Говорю тихо, потирая ладонью, загоревшуюся от удара щеку.

- Что же ты делаешь? С собой. С нами. Ты разрушаешь все вокруг, Луиза. Оглянись!

Она права.

- Прекрати, Шейла.

- У нас нет выбора, Генри. – Мать громко всхлипывает, прикрывая рот рукой. – Либо тюрьма, либо центр.

Я ощетиниваюсь. Отступаю назад, спотыкаясь о порожек, почти падаю, но успеваю ухватиться за деревянный поручень.

- Нет. – Качаю головой. – Вы не сделаете этого. Я не вернусь. Пап.

Они оба молчат, и смотрят так, словно это на самом деле единственный выход, отправить меня в психушку, снова. Чтобы избежать тюрьмы. Снова. Я проклята.