Тереза Ромейн - Сезон соблазна

– Виконт дома? – удивилась Луиза.

– Ну да, – ответил сэр Стивен, несколько опешив от столь явной заинтересованности. – Я застал их с матушкой за столом: пили кофе и мирно беседовали. Леди Мэтисон говорила о своих планах поехать на музыкальный вечер в дом Аллингемов.

Леди Ирвинг вдруг стремительно распахнула дверь и заявила:

– Благодарю вас за визит, сэр Стивен, он был весьма поучительным, но долее задерживать не смею.

Баронет быстро откланялся и, бросив последний скорбный взгляд на Джулию, покинул гостиную.

Если он все-таки испытывал к Джулии симпатию, то заметка в сегодняшней газете стала для него страшным ударом. Впрочем, ей сейчас было не до баронета: известие, что Джеймс дома, неприятно поразило.

– И все-таки я не верю, что это написал виконт, – как будто прочитав мысли сестры, промолвила Луиза.

Леди Ирвинг молча покачала головой.

– Это не важно, – без всякого выражения проговорила Джулия. – Нет, это, конечно, по-своему важно, но по большому счету не имеет значения. Какая разница, писал Джеймс это или нет. Главное – он не приехал ко мне, хотя я просила об этом. Но больше сидеть здесь и ждать развития событий я не могу – хочу вернуться домой.

– Поддерживаю, – заявила Луиза, – и готова ехать вместе с тобой. Вернувшись домой, мы, быть может, еще раз напишем виконту.

Леди Ирвинг покачала головой:

– Нет, теперь слово за Мэтисоном: не следует навязываться.

Взгляд графини был потухшим, и это поразило Джулию: впервые в жизни она видела тетушку, всегда жизнерадостную и острую на язык, такой удрученной. Если даже леди Ирвинг больше не верила в непричастность Джеймса к написанию злополучного письма, значит, он действительно предал Джулию.

– Мы сегодня же едем в деревню, – решила графиня. – Как только соберемся.

– Мы не можем разве отправиться в путь налегке? А Симона уложит наши вещи и поедет с дорожными сундуками вслед за нами, – умоляюще глядя на тетушку, поспешила сказать Джулия.

– Так и сделаем! – согласилась леди Ирвинг, голос ее снова окреп, в нем появились обычные властные нотки. – Мы выезжаем, как только подадут карету к крыльцу. Сейчас распоряжусь, чтобы с двери убрали молоточек: не хочу слышать лживые соболезнования незваных гостей.

– А что, если придет Джеймс? – с надеждой спросила Джулия.

– Если придет, – презрительно сморщилась ее светлость, – то отсутствие дверного молоточка вряд ли помешает ему войти в дом.

Через двадцать минут их карета уже ехала в графство Кент.

Джеймс так и не пришел.

Обитатели поместья Стоунмедоуз – господа, слуги и, возможно, даже домашняя скотина – были немало удивлены, увидев карету с гербом леди Ирвинг, которая остановилась у крыльца усадебного дома ближе к вечеру. Их удивление возросло, когда из экипажа вышли три встревоженные дамы в измятых платьях, которые прибыли без всякого багажа.

Лорд Оливер обрадовался возвращению дочерей, тепло поздоровался с сестрой, но вскоре, правда, пробормотав себе под нос что-то о необходимости проведать племенных коров, удалился на скотный двор.

Леди Оливер принялась хлопотать по хозяйству, давать распоряжения слугам, однако от ее внимания не укрылась тревога, читавшаяся на лицах графини и молодых леди.

– Что случилось? – спросила она наконец, когда все дамы уже сидели в гостиной за чаем. – У вас все в порядке?

Леди Ирвинг открыла было рот, намереваясь ответить, но передумала и посмотрела на Луизу, а та в свою очередь перевела взгляд на сестру.

– Не знаю, с чего и начать, – призналась Джулия.

Ей становилось плохо от одной мысли, что придется признаться во всем матери. Всю дорогу домой Джулия старалась не думать о Джеймсе, а теперь ей хотелось лишь одного: уткнуться в теплое материнское плечо и разрыдаться.

Если, конечно, леди Оливер позволит, после того как узнает о ее позоре.

– Все хорошо, мама, – сказала Луиза. – По крайней мере, мы все целы и невредимы.

Леди Ирвинг фыркнула:

– Физически, наверное, да. Но позволь сказать тебе, Элиза, что твои девочки пребывают в страшном душевном смятении. Выяснилось, что виконт Мэтисон вовсе не джентльмен: он дурно обошелся с твоими дочерьми. Не удивлюсь, если узнаю, что он, ко всему прочему, пинает беззащитных щенков.

Леди Оливер, ошеломленная словами графини, с недоумением спросила:

– Щенков? Каких щенков? Ничего не понимаю. Ты завела в Лондоне собаку?

Джулия, покачав головой, заметила:

– Тетушка, как всегда, преувеличивает.

Теперь, когда она вернулась домой, события, произошедшие в Лондоне, казались ей далекими и нереальными, тем не менее рассказать о них матери было необходимо. Сделав глубокий вдох, Джулия взглянула на Луизу, спрашивая разрешения, и когда та кивнула, скороговоркой произнесла:

– Луиза разорвала помолвку с Джеймсом. Оказалось, что она его не любит, зато люблю я, а он любит меня. Из-за наших отношений разразился скандал, а этим утром Джеймс прислал записку, в которой сообщил, что отказывается жениться на мне, поэтому мы уехали из Лондона. И вот мы здесь.

Она с тревогой посмотрела на мать, ожидая ответа. Леди Оливер закрыла на несколько секунд глаза, а когда открыла, в ее взгляде читалось лишь сочувствие и никакого осуждения.

– О, мои дорогие девочки! Моя дорогая Эстелла…

Леди Оливер потянулась к ним, чтобы обнять всех сразу, но обхватить трех взрослых дам оказалось не так-то просто. И все же они сбились в тесную кучку и вскоре превратились в один хлюпающий носами комок.

Все это со стороны выглядело довольно комично, но Джулии было не до смеха. Она чувствовала облегчение от того, что сделала первый шаг на нелегком пути объяснения с матерью. Первое препятствие было преодолено, и вскоре она с полным правом сможет припасть к плечу леди Оливер. Главное, что Джулии удалось не расплакаться и не спровоцировать леди Ирвинг на высказывания о жестокости Джеймса. Правда, она лишь в общих чертах описала ситуацию, но тем не менее реакция матери обнадеживала. Леди Оливер захотелось обнять дочь, а не выгнать из дома.

Но нужно было двигаться дальше: мать имела полное право знать обо всем, что произошло в Лондоне, – и Джулии вдруг захотелось остаться с ней наедине.

– Вы не могли бы выйти на некоторое время из комнаты? – обратилась она к тетушке и сестре.

Леди Ирвинг стала было возражать, не желая упускать возможность высказать свое компетентное мнение о нравственных изъянах виконта, однако Луиза тут же поднялась и вышла из гостиной. Проводив ее взглядом, графиня тоже последовала ее примеру – впрочем, весьма неохотно, – заявив:

– Хорошо, мы подождем в малой столовой, но я заберу с собой печенье: нужно подкрепиться после трудного дня.

Джулия закатила глаза, потому что и сама с удовольствием управилась бы с печеньем, однако возражать тетушке не имело смысла. Наконец-то оставшись наедине с матерью, Джулия собралась было с духом, но голубые глаза леди Оливер смотрели на нее с таким участием, что у нее перехватило дыхание. Она всегда была откровенна с матерью, рассказывала все без утайки, и леди Оливер хорошо понимала дочь. Проблема в том, что до этого дня у Джулии и не было особых тайн: ее жизнь текла мирно и спокойно. Жизнь в деревне не подразумевала общения с широким кругом людей, ни разу Джулия не влюблялась, и уж подавно никто никогда публично ее не унижал.

– Девочка моя, – с мягкой улыбкой начала леди Оливер, – я безумно рада видеть тебя снова вне зависимости от причины, которая заставила тебя вернуться. Если тебе не хочется о чем-то говорить, не говори.

Она обняла Джулию за плечи и притянула к себе. Это великодушие так растрогало Джулию, что у нее наконец развязался язык и она во всем призналась матери. Казалась, их разговор длился целую вечность. Впрочем, леди Оливер в основном слушала и сочувственно кивала, вставляя короткие реплики.

Джулия рассказала матери, как с первого взгляда влюбилась в Джеймса и как чувствовала себя виноватой перед сестрой; поведала о том, что старалась забыть его и найти себе жениха, описав при этом сэра Стивена и упомянув о предложении руки и сердца, а затем перешла к главному: рассказала, что Луиза, решив расторгнуть помолвку, попросила ее доставить письмо Джеймсу, а затем призналась, что отправилась одна, без сопровождающих, в дом виконта, чтобы поговорить.

О том, что произошло потом, говорить было труднее всего.