— А он уже так поступал?
— Такое бывало. Обычно, когда у него дела в городе, он оставляет меня в нашей квартире в Сен-Марселе. — Она одарила Алекса волчьей усмешкой. — Но все время я там не сижу. Это слишком скучно.
— Вы живете в Сен-Марселе?! — поразился Алекс, впервые за все время.
— Сейчас — да, — ответила девушка и принялась разглядывать на буфете графины со всевозможными напитками. — У тебя есть бренди?
— В девять часов утра нет. — Алекс так и подался вперед. — Твой отец — брат герцога Ферта. Так какого черта он живет в худшем районе Парижа?
— Не так уж этот район плох, — возразила Кит. — Кроме того, я умею сама о себе заботиться. Еще никто не усомнился в том, что я парень.
— Кроме меня, — ухмыльнулся Алекс.
— Это вышло случайно, — возразила девушка, нахмурившись. — Папа сказал, если я оденусь в мужскую одежду, будет лучше. Меньше хлопот.
Взглянув на нее, Алекс подумал, что в какой-то степени ее отец прав.
— Вчера, когда вы заявились среди ночи ко мне в дом, мне было все равно, девушка ты или парень. Я чуть не вышвырнул вас обоих за дверь.
— Почему же ты этого не сделал? — спросила Кит.
— Потому что ты меня заинтриговала.
— Ты решил, что я мужчина.
— Да, — кивнул Алекс.
— Так, значит, ты любишь мужчин, Эвертон? — осведомилась Кит, мерзко ухмыльнувшись.
Похоже, такое понятие, как «такт», Кит Брентли неведомо, подумал Алекс.
— Нет. Потому-то, когда я понял, что ты девушка, я и почувствовал облегчение.
Кит хмыкнула и провела пальцем ло ободку чашки каким-то заученным движением, словно когда-то увидела его, запомнила, а теперь применила на практике.
— А сейчас ты его тоже чувствуешь? — спросила девушка, бросив на Алекса взгляд из-под длинных ресниц.
— Думаю, да, — хмыкнул Алекс. — Лондонский сезон в этом году невероятно скучен.
— А со мной он станет интереснее? — улыбнулась Кит.
— Не сомневаюсь, ты сумеешь его таким сделать, кузен, — насмешливо бросил Алекс, подняв кружку с элем в знак приветствия. Кит подняла в ответ свою чашку с чаем.
У графа Эвертона кормят просто на убой, подумала Кит, нежась в великолепной медной ванне, которую приготовили для нее в ее спальне. Даже через час после завтрака она чувствовала себя так, словно вот-вот лопнет. Горячая ванна — это как раз то, что ей сейчас нужно, продолжала размышлять она. После долгого и утомительного путешествия из Парижа, противного лондонского дождя, драки с конюхом Эвертона на конюшне Кит чувствовала себя невероятно грязной. Какое же это блаженство — принимать утром ванну, зная, что внизу тебя дожидается красавец Александр Кейл, у которого восхитительные синие глаза и…
— Не засните, мисс, не то, не ровен час, утонете, — послышался у нее за спиной строгий голос экономки.
— Благодарю вас, миссис Ходжес, — ответила Кит и, обернувшись, взглянула на седовласую толстушку, пытаясь выбросить мысли об Эвертоне из головы. На подобную чепуху сейчас нет времени. — Думаю, вам лучше звать меня Кит.
— Ни за что, — тотчас же отозвалась миссис Ходжес, недовольно наморщив нос.
— Но если вы будете обращаться ко мне «мисс», возникнут всякие сплетни, — возразила Кит.
Черт бы побрал эту тупицу! Она бы и без нее прекрасно обошлась, но Эвертон настоял на том, чтобы экономка ей помогла. А принимая во внимание то, что он уже знает о ней гораздо больше, чем нужно, Кит сочла за лучшее не спорить.
— Не сочтите за грубость, но это так странно.
— Да, странно, — вздохнула Кит.
Помешкав, она встала и взяла полотенце, которое экономка протянула ей, предварительно развернув. Не привыкла она, чтобы ее видели голышом. У Кит никогда не было горничной, а маму свою она почти не помнила. Энн Райли Брен-тли умерла, когда Кит было шесть лет. Вскоре отец продал их маленькое поместье в Хэмпстеде, и они перебрались в Мадрид, потом в Венецию и, наконец, в Париж. И во время этих переездов она превратилась в Кита Райли и в зависимости от обстоятельств становилась то сыном своего отца, то его племянником.
Кит поспешно завернулась в мягкое полотенце, но когда экономка потянулась к стопке чистой одежды, которую принесла горничная, остановила ее:
— Я справлюсь сама, миссис Ходжес. Я привыкла самостоятельно одеваться.
Взяв галстук, экономка мрачно воззрилась на него.
— Что ж, это хорошо. Не думаю, что, будучи в здравом рассудке, я смогла бы вам помочь.
Рассмеявшись — ну и ханжа! — Кит знаком приказала ей выйти из комнаты и взглянула на свою одежду. Слуги изрядно потрудились, чтобы привести ее в порядок, но все равно «французские тряпки», как назвал их лорд Эвертон, таковыми и остались. Они стали намного чище, большинство пятен исчезло, но все равно были ветхими и грубыми на ощупь. Взяв ленту, которой обычно затягивала грудь, Кит взялась за дело и поморщилась: материя нещадно кололась.
Вдохнув, девушка попыталась расправить обвислые поля своей бобровой шапки, но ничего не получилось.
— Вот черт, — пробормотала она.
Миссис Ходжес, а скорее, Эвертон не забыли про щетку для волос и ленту, с помощью которой Кит завязывала волосы в короткий хвостик, и она быстро завершила свой туалет.
Однако прежде чем выйти из спальни и спуститься вниз, Кит замешкалась. Вчера ночью Эвертон так пристально ее разглядывал, как еще никто и никогда, а сегодня утром и того пристальнее. Теперь же, когда он узнал, что она девушка, он смотрел на нее с совершенно иным выражением. Что ж, отец предупреждал ее, что граф Эвертон — развратник каких поискать. Похоже, предстоящие две недели будут еще труднее, чем она себе представляла.
Когда она спустилась вниз, экономка и дворецкий ждали ее у подножия лестницы.
— А где граф? — спросила она.
— Он уехал, мистер Райли, — ответил Уэнтон. Если он и счел странным, что миссис Ходжес прислуживала кузену графа во время мытья, то ни словом об этом не обмолвился.
— Уехал, — повторила Кит и внезапно почувствовала острое разочарование. А впрочем, что тут удивительного? Ведь если бы Эвертон взял ее с собой, она смогла бы познакомиться с кем-нибудь из его приятелей, что намного облегчило бы ей задачу.
— Да, мистер Райли. Он сказал, что вы можете ходить по всему дому, но из дома не выходить и… гм… ничего не красть… — Уэнтон коротко кивнул и докончил: — сэр.
Кит раздраженно вздохнула.
— Очень хорошо.
А впрочем, будет даже лучше, если она сейчас ознакомится с домом, в котором ей предстоит прожить две недели.
— Ленч обычно подается в час дня, — продолжал дворецкий. — Надеюсь, вас это устраивает?
— Конечно, Уэнтон, — ответила Кит, умело скрыв удивление.
В Сен-Марселе они с отцом, как правило, ели когда придется, а ленч, если таковой бывал, обычно состоял из куска хлеба, если его удавалось стащить.
Кит отказалась от сопровождения по дому, лишь попросив рассказать, где какие комнаты находятся, чтобы потом самостоятельно их осмотреть. Похоже, дворецкому это не понравилось, и он украдкой пошел за ней следом, однако Кит, переходя из одной великолепной комнаты в другую, решила не замечать его присутствия. И это ей удалось без труда, поскольку все внимание ее было поглощено открывшимся перед ней великолепием. Еще никогда в жизни ей не доводилось видеть такого богатства. Если судить по тому количеству золотых, серебряных и хрустальных безделушек, украшавших комнаты особняка, то граф Эвертон никак не может быть предателем, которого отец приказал выявить, поскольку баснословно богат и ни в каких средствах не нуждается. В дверях небольшой гостиной Кит остановилась. Эта комната в восточном крыле дома, казалось, была пронизана солнечным светом. Мягкая кушетка, украшенная пухлыми подушками. Два туго набитых стула, стоявших на таком расстоянии от окон, чтобы солнечный свет не касался тех, кому бы захотелось посидеть на них. В отличие от других комнат особняка в этой царил какой-то женский дух. Быть может, это была любимая комната покойной графини, матери Эвертона, подумала Кит. Бросив на Уэнтона через плечо смущенный взгляд, она подошла к следующей двери. Та оказалась закрытой.
— А там что? — спросила она дворецкого.
— Личный кабинет графа, — ответил Уэнтон и, приняв этот вопрос за приглашение перестать прятаться, подошел к девушке.
— А почему он заперт?
Это оказалась единственная запертая комната на первых двух этажах.