Ольга Дашкевич - Шаман

— Вера…

Я придвинулась к нему.

— Я тут. Ты что?.. У тебя что-нибудь болит?

Серебряный ключик рыбкой сверкнул в лунном луче у него на груди.

— Нет.

— Хочешь сигаретку?

— Нет.

Я дотронулась ладонью до его лба — лоб был влажный и холодный. Лицо в полумраке выглядело странно беззащитным и очень юным.

— Чшшшш, — прошептала я, захлебнувшись нежностью и жалостью, — я тут, тут. Спи.

— Вера, — он притянул меня к себе. — Я хочу тебе кое-что сказать.

Что-то в его тоне заставило мое сердце рухнуть в желудок.

— Ты… женат? — пробормотала я ему в плечо.

— Что?.. Да ну, чушь какая. Не женат и не собираюсь, боже упаси.

— А тогда что?

Между прочим, я обиделась. «Боже упаси», видите ли. Можно подумать, что я напрашивалась ему в жены. Я сделала попытку освободиться, но его жесткая ладонь придавила мой затылок.

— Вера. Я в Ираке убивал людей.

Он продолжал держать меня, не давая поднять голову, точно боялся увидеть выражение моего лица. Я шевельнулась, и он сразу выпустил меня.

Перевернувшись на спину и глядя в потолок, я сказала:

— Мой отец проходил срочную службу в Афганистане. Мог бы откосить, наверное: я тогда уже родилась. Но не стал. Он тоже убивал людей. Но лучше него я человека не встречала.

Антон помолчал, потом сказал:

— Дай сигаретку.

Я дотянулась до пачки, прикурила себе и ему.

— Он… в России?

— Он умер.

— Прости.

— Да ну, что ты. Это давно было.

Я не стала ему говорить, что мой отец застрелился, когда мне исполнилось восемнадцать лет.

Мы докурили, повернулись друг к другу и начали целоваться — нежно, бережно, потом все более ожесточенно, точно хотели сломать, съесть, выпить друг друга. Мои пальцы впились в его спину, я застонала первой — жалобно, точно прося пощады, — и я ее получила: потолок улетел далеко-далеко, мы стали птицами и рыбами, наша кровь смешалась, наши кости сплавились, наши голоса…

— Тошка, вы спать сегодня дадите? — недовольный голос Ивана из спальни вернул меня с небес на землю. — Половой агрессор, блин. Сколько можно?..

Нэнси что-то сонно пробормотала.

— Стенки тонкие, — виновато сказал Антон.

— Нет, просто орете громко, — сварливо ответил Иван и заскрипел кроватью. — И так дышать нечем, еще вы тут… Прикройтесь, я выйду покурить.

— Подышать, ага, — Антон натянул на нас простыню и пожаловался: — Жарко. Пить хочется.

Он был весь мокрый, как мышь. Я нащупала на полу длинную хозяйкину майку, встала и пошла на кухню за водой. Когда я вернулась, они курили, Иван в одних трусах, Тошка в простыне. Серый гнилой рассвет сочился в окна. Сигаретный дым выползал наружу длинными космами. Я подала Антону бутылку и смотрела, как он пьет: аккуратно и совсем немного, как будто растягивая каждый глоток.

— Ну, чего ты? Попей нормально, — сказала я, когда он вернул мне бутылку.

— Мне хватит. Воду надо экономить.

— У нас же ее много!

— У нас ее не так уж много, Вера.

— Ты что, думаешь, мы век тут будем сидеть?

— Век — не век… давайте спать. Завтра подумаем, как выбраться. Не хотелось бы предстать перед спасателями в виде распухших трупов. Нам-то будет уже все равно, конечно…

— Куда выбираться? — Хмуро спросил Иван. — Тут нигде сухого места нет.

— Где-нибудь да есть. Ну, и потом… Мы с тобой — ладно. А девчонки? В туалет нормально сходить негде. Одичаем же. Не может быть, чтобы в городе почти никого не осталось. Я думаю, где-то все же пипл сконцентрирован, в каком-нибудь временном укрытии. И воду туда подвозят, и лекарства, и вообще… А здесь, ты же видишь, болото. Жара. Вода кругом. Еще день, и дохлятина начнет так вонять, что мы от одного запаха загнемся. Вон, у Веры синяки не проходят. Ей бы лёд приложить хотя бы.

Надо же, он помнил про мои синяки. Я тихо протянула руку и погладила его плечо. Он не обратил на это никакого внимания.

— Надо поискать надувной матрац, — твердо сказал Иван. — Девчонок на него посадим, а сами рядом, вплавь.

— С ума сошел? — Нэнси стояла на пороге спальни, ее лицо смутно белело в рассветном сумраке. — Там змеи, в воде, ты что — не видел? И рыба дохлая, собаки, кошки… люди. Вся вода отравлена, оцарапаешься о какой-нибудь обломок — и все, кранты, сепсис. Матрац, блин. Придумай что-нибудь поумнее, пожалуйста.

— Завтра, — Антон потянулся. — Надо поспать, все-таки. Поищем досок… дверь, в конце концов, снимем… Плот сделать несложно. Но сейчас я ни на что не годен, глаза слипаются.

— Еще бы, — проворчал Иван. — Ладно, Анютка, пошли.

Они вернулись в спальню, а мы снова улеглись на полу. Сон ко мне не шел, было слишком жарко, я думала о том, как завтра мы построим плот и поплывем на нем к людям. Они нас спасут, мы выберемся из Нового Орлеана, а потом… что потом, я не знала.

— Тош, — позвала я тихонько.

— Мм?..

— Вот у тебя ключик на цепочке… это талисман?

— У каждого человека есть своя дверь, — ответил он не слишком понятно. — А раз есть дверь, то есть и ключ. Спи.

С утра к болотной, уже привычной вони начал примешиваться запах дыма. Антон вылез на крышу и вернулся озабоченный, с известием, что дальше к северу что-то горит: видны не только клубы дыма, но и клочья пламени.

— Похоже, газ не везде отключили. Или кто-то неудачно развел костер.

— Пожар во время наводнения — это сильно, — Иван потряс головой. — Зарррраза… хоть бы транзистор какой найти, на батарейках… Когда ничего не знаешь, можно свихнуться.

Мы с Нэнси молча возились на кухне. Мне лично уже даже кофе не хотелось, но надо было чем-то себя занять. На кухонном прилавке лежали каминные спички, найденные Иваном. Я взяла их, повертела в руках…

— Тош, как ты думаешь, пожары тушат? Я имею в виду — если в городе пожары, спасатели же сразу туда… или нет?

— По идее — да, — он кивнул. — Ты предлагаешь поджечь тут все, и этим привлечь внимание?

— Нет. Я предлагаю разжечь камин.

— Камин?..

— Ну да. Дым пойдет, его заметят. Только надо в огонь какую-нибудь очень дымящую штуку положить. Типа пластмассы.

Нэнси бросила консервный нож и повернулась ко мне.

— Ты думаешь, в этом климате кто-нибудь пользуется каминами? Они тут только для проформы, чтобы было куда чулок на Рождество присобачить. И семейные фотки в рамочках выставить. А если так, то труба давно забита, дым пойдет не наружу, а внутрь, и мы задохнемся… — Она мрачно тряхнула головой, откидывая с глаз слипшиеся прядки волос. — Может, оно и к лучшему. Я слышала, от угарного газа просто засыпаешь, и все.

— Ерунду не говори! — Иван в два шага пересек кухню и обнял Нэнси за плечи. — Умирать собралась? Я — нет.

— А кто тебя спросит? — Нэнси вырвалась. — Глеб тоже не собирался. И Жека. И эти все, — она кивнула за окно, — которые там… плавают.

— Нэнси, — сказала я. — Если у хозяев в доме есть коробка каминных спичек, то зачем-то они им нужны, так?

— Давайте попробуем разжечь, — рассудительно сказал Антон. — Там видно будет.

Камин в гостиной выглядел как все камины в старых домах — солидный, обложенный кирпичом, с широкой полкой поверху, на которой действительно стояли фотографии в серебряных рамках — мужчина и женщина в обнимку, они же на поле для гольфа, двое смеющихся мальчиков-близнецов с металлическими пластинками-брекетами на зубах, еще эти же мальчики, но уже в мантиях бакалавров… Хорошо бы, — почему-то подумала я, — чтобы с ними все было в порядке.

Возле камина, как положено, в латунном ведерке пылились кочерга, каминные щипцы, еще что-то вроде совочка для углей… Рядом высилась аккуратная горка дровишек: одинаковые поленца, купленные, наверное, в специальном магазине. Когда я впервые увидела в какой-то лавочке красочные упаковки дров, я подумала, что это шутка. А теперь привыкла…