В госпитале меня долго держали у стойки, сестры делали вид, что не слышат моих вопросов, пока я не взбесилась окончательно и не потребовала немедленно проводить меня к Тошке. Белокурая сестра с вылинявшими, как белье старой девы, голубыми глазами, пряча взгляд, сказала мне, что его, кажется, увезли на сканирование.
— Кажется? — я не собиралась держать себя в руках. — Вы говорите — кажется?.. Это что у вас тут за порядки, интересно?
В висках у меня стучало. Когда я подъехала, на стоянке у госпиталя не было серебристой «ауди», и я могла бы поклясться, что она не обгоняла меня по дороге. Пока я ждала Ивана, я все время смотрела на перекресток — «ауди» не появлялась, и я сделала вывод, что Магда и ее итальянец еще у Томпсона. Но теперь мне стало казаться, что я каким-то образом упустила их из виду, или они уехали на другой машине, или просто выбрали другую дорогу и успели в госпиталь раньше меня. А это значит, что Антон…
Молоденькая санитарка в синей униформе, подбежав, зашептала что-то на ухо медсестре, поглядывая на меня с нескрываемым ужасом. Лицо сестры, и так не слишком румяное, совсем побелело.
— Я сейчас, — сказала она и быстро пошла, почти побежала к лифту. Я, не обращая внимания на протестующие крики персонала, бросилась за ней.
Отсек за стеклом, в середине длинного коридора на третьем этаже, был пуст. Я вошла туда следом за сестрой и безнадежно огляделась. Странного вида высокая кровать, вся опутанная проводами, сбитая простыня в мокрых пятнах — иглы капельниц были брошены как попало, и жидкость из них продолжала сочиться прямо на постель. Крови не было, и я слегка перевела дух.
— Сестра, — я повернулась к блондинке, бессмысленно щелкавшей переключателями приборов. Видно было, что она ничего не соображает от растерянности и страха за свое рабочее место. — Скажите, из вашего госпиталя можно… украсть больного?
— Нет, — она с трудом разлепила бескровные губы. — Что вы, нет. Это исключено.
— А не мог он сам уйти?
— Мисс, — она посмотрела на меня как на идиотку. — Он был в коме. Коматозники не ходят. Вы что, голливудских фильмов насмотрелись?..
— Тогда где он?..
— Я… не знаю, — призналась она еле слышно. — Я ничего не понимаю. Такого никогда не было. Мы еще до вашего приезда опросили весь персонал. Но там была пересмена… Многие успели уйти домой. Я осталась. Я подходила к нему около семи утра, перед сменой, проверить… и долить капельницу. Он выглядел как обычно… ну… как обычно выглядят… вы понимаете.
— Понимаю.
— Потом я сдала дежурство и пошла вниз. Задержалась, чтобы поговорить с приятельницей. И вот… Сестра Келли Шварц догнала меня уже на выходе, спросила, куда я отправила наркомана… простите… у нас так записано — передозировка наркотиков!.. Она спросила, почему в назначениях ничего нет… Мы стали выяснять. Ему должны были в десять делать томограмму. Но, я уже говорила, почти все, кто дежурил ночью, успели уйти, а из сменившихся его никто не видел. И тут появились вы.
— Его не могли рано утром куда-то перевести из реанимации? Может быть, он очнулся?
— Как перевести? — ее тонкие губы дернулись. — Куда? Без доктора никто никуда никого… это же госпиталь! А доктор Кемаль не отдавал никаких распоряжений…
Я уже поняла, что ничего здесь не добьюсь.
— Вы сообщили… кому-нибудь? — спросила я безнадежно. — В полицию?..
— Да, они уже здесь, — с готовностью ответила сестра. — Разговаривают с доктором. Доктор Кемаль еще не ушел, когда… когда это случилось. Я провожу вас, пойдемте. Вам, наверное, следует самой с ними поговорить…
Да, мне следовало.
Но разговор с полицейскими не принес ничего утешительного. После него я почувствовала себя как дохлая рыба, начавшая, к тому же, гнить с головы. Все время, пока я сбивчиво излагала известные мне факты, копы смотрели на меня плоскими глазами, и видно было, что все, что я говорю, звучит для них заведомым бредом. Полагаю, они для себя решили, что глупая необразованная иммигрантка, не зная броду, полезла в воду — не поняла ни слова в беседе известного ученого, уважаемого гражданина, профессора Кевина Томпсона с коллегами, и навоображала себе ни с чем не сообразных глупостей, основываясь на нелепых суевериях. Меня перебили единожды: толстый детектив подчеркнуто вежливо напомнил, что мой друг вовсе не умер, а каким-то образом исчез из госпиталя, возможно, просто сбежал.
— Вы же утверждали, что его намеревались убить сегодня ночью, мисс?..
В общем, когда они меня отпустили, я была в тупом отчаянье. Мне было совершенно ясно, что Тошку они не найдут, Ивана не найдут, и Нэнси не найдут подавно.
Я брела по больничному паркингу к машине, одной рукой нашаривая в сумке, висящей на плече, сигареты и еле волоча ноги: бессонная ночь и треволнения последних суток упали на меня сверху, точно пыльный мешок весом в тонну. Я представления не имела о том, что делать дальше и куда мне теперь податься.
— Мисс! — раздался за моей спиной незнакомый голос. — Вы уронили!
Я обернулась. Меня догонял, чуть прихрамывая, белобрысый парень в синей униформе санитара, на ходу размахивая какой-то бумажкой. Насколько я помнила, у меня в сумке из бумажного были только салфетки «Старбакса», но что-то в лице парня заставило меня притормозить и дождаться его.
— Вот, возьмите, может быть, это важное, — он протянул мне белый клочок.
Это действительно был обрывок салфетки, но пожать плечами и отвернуться я не успела — парень быстро проговорил, улыбаясь одними губами:
— Поблагодарите и уезжайте. Там мой телефон, я вечером сменяюсь, позвоните мне.
Я не стала пожимать плечами, а взяла салфетку, изобразила благодарность и пошла к машине. Что-то подсказывало мне, что это не идиотский способ знакомиться с девушками на улицах, а нечто действительно важное.
Когда я отъехала от госпиталя, белобрысый, прихрамывая, шел через паркинг к распахнутым дверям. Он ни разу не оглянулся.
Я не слишком уверенный водитель и всегда предпочитаю пассажирское сиденье месту за рулем. Но сейчас у меня не было выбора. Куда держать путь, я не представляла, поэтому поехала в ближайший мотель и, воспользовавшись кредиткой Нэнси, сняла маленький грязноватый номер. Мне просто необходимо было принять душ и поспать хотя бы пару часов. Ну, или просто полежать в тишине, чтобы привести в порядок мысли. Захватив стаканчик кофе из кофейного автомата в холле, я поднялась на второй этаж, заперлась в номере, легла и стала думать. Клочок салфетки лежал рядом на тумбочке. Я взяла его в руки и в который раз перечитала несколько криво нацарапанных слов. «Нам нужно поговорить. Чак». И номер телефона. Чак — это, надо полагать, имя моего белобрысого знакомца. Интересно, что он хочет мне сказать? Неужели он видел Тошку? Или… или тех, кто пришел за ним. Я нисколько не сомневалась, что его увезли «коллеги» мистера Томпсона. Видимо, Магда пренебрегла дружескими рекомендациями и решила напоследок поразвлечься с бесчувственным телом. Я почувствовала боль в челюсти и поняла, что так стиснула зубы, что они рискуют раскрошиться. Машинально потрогав занывшую скулу, я ощутила под ладонью влагу и поняла, что плачу, и, кажется, уже давно — все лицо у меня было мокрым от слез. Тогда я закрыла глаза руками и дала себе волю. А когда слезы кончились, как-то незаметно пришел сон.
Мне снились медицинские приборы с мерцающими экранами, виднеющиеся по ту сторону стекла. Светящиеся линии на экранах равномерно мерцали, вычерчивали график — я знала, что это бьется Тошкино сердце, хотя и не могла разглядеть того, кто лежал на высокой больничной койке. Внезапно один из экранов приблизился, и по нему вместо кардиограммы побежали светящиеся зеленоватые буквы: «мне больно мне больно мне больно мне больно мне». Буквы возникали на экране одна за другой, точно кто-то печатал их одним пальцем, без знаков препинания, они повторялись и повторялись… Я резко села и открыла глаза. Сердце колотилось, как сумасшедшее, волосы слиплись от пота. За окном были сумерки. Я проспала несколько часов, и пора было звонить Чаку.
Глава 8