Мэри Патни - Шелк и тайны

Первая же пуля точным и смертельным попаданием вонзилась в цель. Росс не стал смотреть, куда повалился этот человек, и, перезарядив ружье, выстрелил снова. Следующая мишень оказалась двигающейся. Человек попытался удрать, и Росс всего лишь ранил его в плечо. Но этого оказалось достаточно, чтобы солдат закричал, выронил оружие, потом нагнулся и схватился за рану. «Сегодня он больше всерьез стрелять не сможет», — решил Росс.

К этому времени третий бухарец исчез из поля зрения. Однако то, что ференги удалось вывести из строя двоих солдат, значительно улучшило его положение. Снова перезарядив ружье, Росс дюйм за дюймом пополз вниз по каменистой плите, утешая себя мыслью о том, что следующий уступ находится примерно в двадцати футах от него: «Даже если я упаду, то не сломаю себе шею». Подняв голову, он попытался определить местоположение Шахида Махмуда, который, по его расчетам, должен был находиться где-то на дальнем склоне.

И даже не почувствовал, как его поразила пуля.

Джулиет хотела было захлопать в ладоши, когда в ущелье раздались выстрелы Росса. Услышав вопль после второго выстрела, Иан одобрительно кивнул.

— Похоже, Росс одного подстрелил.

— Двоих. Он меткий. Первым же выстрелом сразил кого-то наповал, — уверенно произнесла Джулиет.

Она подняла глаза и увидела над хребтом облачко черного дыма.

Бросив быстрый взгляд на белый тюрбан Росса, Джулиет вздрогнула: «Как высоко и как опасно! Хорошо еще, что он лучше переносит высоту, чем я», — подумала женщина.

В этот момент раздался еще выстрел и резким эхом отразился от скал. Джулиет мгновенно поняла: случилось что-то страшное, ибо, по звуку, стреляли из ружья бухарца, но со стороны ущелья, где прятался ференги.

В следующий миг прямо на ее расширившихся от ужаса глазах муж повис на краю обрыва. И в это же время над ущельем послышался хриплый торжествующий вопль.

Росс падал неестественно медленно: тело его цеплялось за какие-то кустарники, облепившие скалистый склон, тюрбан развязался и затрепетал на ветру, как знамя. Золотистые волосы некоторое время сверкали на солнце; ружье же, блеснув, с металлическим стуком ударилось обо что-то твердое внизу.

И потом он исчез из виду, рухнув на дно выступа, с которого он стрелял.

— Росс! — пронзительно закричала Джулиет. Слепой, безумный страх овладел ею настолько, что она бросилась было бежать, не понимая, куда и зачем. И только Иан образумил ее, схватив за руку и прижав к земле.

— Боже мой, Джулиет! — воскликнул Иан. — Если ты хочешь пойти за Россом, то хотя бы пригнись: ты не поможешь ему, если тебя тоже убьют. Дай мне твое ружье, я попытаюсь тебя прикрыть. — Он выхватил у нее ружье, потом взвел курок пистолета и вручил его Джулиет. — Возьми. Может, понадобится.

Джулиет оцепенело приняла оружие — она была готова на все, лишь бы Иан отпустил ее к мужу. Когда брат разжал руку, она опрометью бросилась вниз по склону, почти не пригибаясь к земле.

Иан проводил сестру взглядом, потом повернулся и выстрелил просто так — пусть враг знает, что ференги по-прежнему участвуют в деле. К его удивлению, пуля попала точно в цель. Мрачно усмехнувшись, он неистово принялся стрелять. И с радостью осознал, что потеря глаза, похоже, вовсе не лишила его меткости.

У Шахида, казалось, кровь взыграла от счастья. Он двинулся к своей жертве: «Возможно, Кхилбурн все еще жив, ибо я целился под неудобным углом. Падения же явно недостаточно для того, чтобы убить взрослого человека насмерть. Разве только он неудачно приземлился. Ладно, сначала надо убедиться, что ференги мертв, потом я заберусь повыше и воспользуюсь этой выигрышной позицией, чтобы неторопливо перестрелять остальных. Впрочем, если я буду осторожным, тарги протянет подольше, чтобы претерпеть еще и унижения». С ружьем наготове узбек, извиваясь, как змея, пополз по вздыбленной земле.

Когда Джулиет, запыхавшись, добралась до уступа, она неожиданно обнаружила там бункер, заполненный песком, гравием и густой травой. Она возблагодарила Господа за то, что песок смягчил силу удара.

Росс лежал на боку, казалось, он просто уснул, однако кровь, испачкавшая светлые волосы, выглядела зловеще. Прерывисто дыша от напряжения и страха, Джулиет опустилась на колени и попыталась найти на шее Росса пульс. Ее охватила удушающая волна отчаяния, но наконец, словно чудом, ей удалось ощутить нормальное биение.

Сердце ее переполняла смесь молитв, благодарностей и угроз, которые она готова была произнести, если бы Господь не сохранил для нее мужа. Она положила свой пистолет на землю и быстро осмотрела Росса. Пуля задела череп, но, похоже, ничего серьезного не было.

Надо было перевязать Росса, и Джулиет оторвала кусок своего покрывала. Волосы ее вырвались на волю неистовым золотым каскадом, рассыпались у нее по плечам, но она нетерпеливо закинула их на спину и разорвала ткань на полосы. Женщина уже успела управиться, и вдруг послышался шорох гальки. Она резко подняла голову, и вовремя — с выступа, изготовившись для стрельбы, свесился Шахид Махмуд.

Несколько мгновений они, оцепенев от изумления, молча смотрели друг на друга.

— Женщина! — еле выдохнул узбек. Глаза его широко раскрылись от удивления, едва только он рассмотрел лицо Джулиет и ее густые яркие кудри, трепетавшие на ветру. — Значит, мальчишка-тарги Кхилбурна на самом деле оказался тощей потаскухой-ференги!

Коран призывал быть милосердным к женщинам и детям, но этой директиве Шахид никогда не подчинялся. Он, злорадствуя, поднял ружье и направил его на Джулиет.

— Сейчас смерть соединит тебя с твоим любовником.

Но Шахид слишком медлил: обескураженный узбек переваривал факт чудесного превращения тарги. Джулиет подняла пистолет, а потом, держа его двумя руками, выстрелила в Шахида Махмуда.

Оглушительный треск пистолета Джулиет вернул Росса к жизни. Сознание медленно возвращалось к нему, и, приоткрыв глаза, он увидел, как Шахид повалился на землю, а потом слетел с выступа. Пока тело узбека с грохотом неслось по склону, Джулиет, повернувшись к ущелью, слегка дрожащим голосом кричала:

— Люди из Бухары! Ваша миссия закончена! Ваш офицер явир Шахид Махмуд мертв, а ференги смертельно ранен. Если вы сейчас же сдадитесь, мы позволим вам забрать оружие и уйти мирно и с достоинством. Но если вы намерены сражаться, мы будем гнаться за вами и убьем, как собак.

Она помолчала, чтобы перевести дух, и Росс в глубине души ощутил некое удовольствие оттого, что он «смертельно ранен». Он словно бы смотрел на себя со стороны… Боли он не чувствовал, просто у него внутри все как бы оцепенело, им овладела бесконечная усталость, он был как обломок корабля, качающийся на волнах смертельного прилива.

Слова Джулиет вновь эхом разнеслись по каменистому ущелью:

— Я Гул-и Сарахи, и моя крепость Сереван менее чем в пяти милях отсюда. Мои люди уже наверняка скачут сюда, привлеченные звуками стрельбы. У вас не будет ни малейшего шанса спастись.

Никакого ответа. Но потом снизу, с противоположной стороны ущелья, донесся заунывный голос:

— Кто из наших погиб?

— Жестокий и упрямый Шахид. Правда, у него была одна добродетель: он был смел и погиб, исполняя свой долг, — отозвалась Джулиет. — Если вы уйдете с миром, то, клянусь, он и другой погибший будут похоронены с почестями, в соответствии с суннитскими обычаями.

Последовала еще одна пауза, словно оставшиеся в живых совещались между собой. Потом отвечавший возопил:

— А почему мы должны тебе доверять? Покажись нам на глаза, и мы сделаем то же самое.

Росс хотел было крикнуть: «Джулиет, ради Бога, не доверяй им!» Но он не мог ни говорить, ни двигаться, просто беспомощно наблюдал, как она встала и шагнула на край ущелья.

Высокая, гордая Джулиет Камерон Карлайл, Цветок пустыни и маркиза Килбурн, подняла открытые ладони над головой, чтобы показать, что безоружна. Казалось, само ущелье затаило дыхание на долгий тягостный миг. Огненные волосы Джулиет и ее черные, развевавшиеся на ветру одежды делали ее похожей на древнюю богиню-воительницу. Она предлагала мир, но готова была сразиться насмерть, предай кто-нибудь ее веру.

Росс видел ее в профиль, и эта картина пронзила его воображение подобно удару кинжала. «Я никогда в жизни не забуду, как она сейчас выглядит. А жить мне, судя по всему, осталось недолго. — При этой мысли он зашевелился. — Я умираю… Надо сказать ей, как я люблю ее. Странно, в конце жизни оказывается, что лишь немногое имеет значение. И уж конечно, не состояние, не знания, не гордость. Только любовь».