– Спиталфилдс, «Красный лев», мисс Баттерфилд.

С трудом выбравшись из кареты, Анна остановилась, ожидая, пока выгрузят ее багаж. Спустя несколько секунд кучер весело попрощался с ней, и карета уехала прочь. Экипаж и его пассажиры были островком безопасности, поэтому, когда он, завернув за угол, скрылся из виду, Анна почувствовала себя брошенной. Ей стало немного страшно. Теперь она одна в этом большом городе.

* * *

Мимо Анны и ее багажа постоянно проходили горожане. Одни шли группками по два-три человека, неспешно общаясь между собой, другие, явно выполняя какие-то поручения, спешили вперед, лавируя между прохожими.

Внимание Анны привлекли возгласы уличных торговцев. Женщина размахивала пучком сладко пахнущих трав и кричала:

– Купите мой розмарин! Купите мой шиповник! Всего фартинг, и ваш дом будет хорошо пахнуть.

Некоторые выкрики напоминали стихи:

– Послушай! Купи эти сладкие груши!

В ее деревне люди обычно останавливались и общались с такими торговцами. Именно так можно было проще всего узнать о том, что произошло в окрестных деревнях, кто умер, кто женился, кто стал матерью, у кого как уродили пшеница и фрукты. Но здесь, в городе, казалось, все слишком заняты, чтобы общаться.

На улице продавали много разных вещей: ящики и корзины, щетки и метлы, марокканские тапочки, спички, блюдца, деревянные ложки и терки для мускатного ореха, коврики, разные травы, устриц, селедку, пучки лука, клубнику, ревень и другие фрукты и овощи, а также чудно пахнущие буханки хлеба, печеный картофель и мясные пироги, которые заставили Анну еще сильнее страдать от голода.

Не считая торговцев и нескольких попрошаек, никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Одинокой женщине, стоящей на обочине сельской дороги, уже давно бы предложили помощь. Здесь же, казалось, она либо невидима, либо все вокруг считают ее какой-то бездушной статуей, которую приходится обходить. Ее присутствие среди всех этих людей не имело ни малейшего значения.

«Если бы я вдруг исчезла, – подумала Анна, – никто бы и не заметил».

Эта мысль одновременно пугала и привлекала ее.

А шум! Грохот подвод и карет на мостовой, крики лотошников и женщин, орущих на детей. В такой суете Анне понадобилось какое-то время, чтобы понять эту речь. Оказалось, многие прохожие говорили не по-английски.

Она огляделась. Через дорогу, у входа в таверну «Красный лев», собралась внушительная толпа пьяниц. Они держали в руках кружки и оживленно обсуждали что-то, громко смеясь.

У нее за спиной высился внушительный арочный забор из кирпича, за которым были расставлены многочисленные столы и прочие деревянные конструкции. Это место напоминало рынок, но Анна никогда не видела такого количества прилавков. В Халесворте и даже в Майклмасе обычно ставили не более двух десятков прилавков, здесь же их было более сотни. Хотя на сегодня торговля уже закончилась и прилавки опустели, в воздухе до сих пор витали резкие запахи трав и овощей, несвежей рыбы и гниющего мяса.

На часах с треснувшим циферблатом, висевших на крыше здания над рынком, медленно двигалась минутная стрелка. Тело Анны сильно сжимал корсет, ей хотелось есть и пить, поэтому она начала ощущать легкое головокружение. Девушка стояла возле своих вещей, переминаясь с ноги на ногу, как привыкла делать в церкви во время продолжительных богослужений, и молилась, чтобы Уильям побыстрее забрал ее отсюда.

Время шло, Анна погрузилась в задумчивость. И вдруг в следующее мгновение она поняла, что лежит на земле, а ее голову держит на коленях незнакомый человек. Рядом стоял еще какой-то мужчина, который резво обмахивал ее своей шляпой. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где она находится.

– О боже, простите за беспокойство, – пробормотала она, пытаясь сесть.

– Не волнуйтесь, – ответил молодой человек. – Вы в безопасности.

Он сказал что-то спутнику, второй юноша тут же ушел и вернулся с кружкой, наполненной водой, которую Анна с благодарностью выпила.

– У вас есть дом? – спросил молодой человек. – Семья? Или, может быть, друг?

– Я приехала к дяде, Джозефу Сэдлеру со Спитал-Сквер, – ответила она, понемногу приходя в себя, – а мой кузен Уильям должен был меня встретить.

Юноша опять неразборчиво что-то сказал спутнику, который снова удалился.

Ей пришла в голову неожиданная мысль, что они разговаривают друг с другом аллегорическим языком, словно апостолы из Библии. Она всегда считала это невозможным, но сейчас с ней происходило нечто подобное. Девушка улыбнулась.

«Пути Господни неисповедимы».

Вокруг них собралась толпа, однако рядом с этим молодым человеком Анна почему-то не чувствовала страха. Она увидела, что он чисто выбрит и ведет себя с ней очень деликатно. У него были карие глаза такого насыщенного цвета, какой имеют каштаны, только что вынутые из кожуры. Хотя он не носил парика и, насколько она могла судить, не был одет как джентльмен, его волосы были собраны в аккуратный хвост, и с ней он разговаривал нежно, улыбаясь и пытаясь ее успокоить. От него исходил какой-то сладковатый, немного затхлый, но тем не менее приятный аромат, который она никак не могла распознать.

Тяжело дыша, прибежал другой юноша.

– Он идет.

Не желая, чтобы кузен видел, как она лежит на земле, и чувствуя себя уже намного лучше, Анна попыталась встать. Юноши осторожно помогли ей подняться.

В этот момент откуда-то из-за толпы послышался громкий крик:

– Дайте дорогу, дайте дорогу! Дайте пройти!

Перед ними возник Уильям. Это был высокий молодой человек с узким лицом и напудренным париком. Он помрачнел.

– Да как ты смеешь? А ну, быстро убери руки от юной леди! – проревел он, ударив одного из молодых людей по лицу.

Юноша захрипел и рухнул на землю, чуть не потянув за собой Анну, однако Уильям вовремя успел перехватить ее. Повернувшись, кузен ударил другого юношу, который тоже повалился на землю. Толпа выдохнула и расступилась.

– А теперь проваливайте с глаз моих, капустные головы! – прорычал Уильям, пиная их ногами, пока толпа пыталась оттащить молодых людей от него. – И если я еще раз увижу, что вы прикасаетесь к английской леди, то подвешу вас за ноги.

– Не надо быть таким грубым, кузен, – прошептала Анна, пораженная его жестоким поведением. – Они мне помогали. Я потеряла сознание от жары.

– Грязные собаки, – проворчал он, громко отдавая приказы насчет багажа Анны человеку с тачкой. – Тебе не следовало допускать этого. Тебе еще надлежит многому научиться из того, как вести себя в городе.

– Да, я очень на это надеюсь, – согласилась Анна, как ей казалось, примирительным тоном.

Он схватил ее за руку и потащил за собой по улице настолько быстро, что она едва поспевала за ним.

– Поторопись, Анна Баттерфилд. Мы ждали тебя много часов. Я не понимаю, почему ты не сообщила о своем приезде заранее. Этого инцидента не случилось бы, если бы ты оповестила меня раньше. Ты так сильно опоздала, что ужин уже остыл.

* * *

К счастью, от «Красного льва» до Спитал-Сквер было всего несколько минут быстрой ходьбы. Они остановились перед домом с красивым фасадом. В нише между двумя эркерами находилась шикарная дверь, выложенная бутылочным стеклом. Две колонны поддерживали крыльцо, где посетители могли укрыться от дождя. На вывеске, висевшей над порогом, было выведено красивыми золотыми буквами: Джозеф Сэдлер и сын, торговцы шелком для знати. Наконец они прибыли на место.

Анна повернула, чтобы подняться по ступенькам к входу, но Уильям снова схватил ее за руку и потащил дальше, распахнув небольшую боковую дверцу, ведущую в темный коридор. Они проследовали мимо двух дверей на первом этаже, через которые, вероятно, можно было пройти в зал магазина, потом поднялись по лестнице на широкую площадку и, миновав еще одну дверь, вошли в столовую.

Дядя Джозеф приблизился к ней, поприветствовав формальным рукопожатием и улыбкой, тут же исчезнувшей, словно она была редким и нежеланным гостем на его лице. Дядя Джозеф выглядел очень солидно. Рослый полный джентльмен с бакенбардами и париком – он носил его даже дома – и во фраке с высоким воротником. Вышитый шелковый жилет плотно облегал круглый живот. Когда-то дядя, должно быть, был симпатичным мужчиной, но жизнь в достатке взяла свое. Щеки его обвисли и тряслись, словно бородка индейки.

– Добро пожаловать, дорогая племянница, – сказал он. – Мы надеемся, здесь ты будешь счастлива.