– Я бы не смогла обеспечить ему такую хорошую жизнь. Мы видимся каждый месяц, хотя… – она запнулась, – когда расстаемся, для меня это как удар ножом в сердце.

– Вы никогда не хотели выйти замуж, чтобы забрать его обратно?

Шарлотта налила себе еще один бокал вина.

– Нет, я и так счастлива. Я тяжело работала для того, чтобы мое дело стало прибыльным, и, если выйду замуж, возможно, вынуждена буду от него отказаться. Кроме того, я больше не доверяю мужчинам. И как я смогу забрать сына у сестры, если они любили его столько лет как родного?

Питер превратился в симпатичного молодого человека, который завел свою семью, его дети часто навещали «двоюродную бабушку». Как-то раз Шарлотта пригласила Анну на одну из таких встреч, где она воочию убедилась – внуки очень похожи на нее, что не могло не радовать портниху.

* * *

Для всех в семье, кроме ее отца, выбор Анны стал полной неожиданностью. Она до сих пор помнила выражение крайнего ужаса на лице тети Сары, когда Анри пришел утром на Спитал-Сквер.

– Мистер Анри Вендом, мадам, – сообщила Бетти.

– Скажи, что он ошибся. По деловым вопросам в следующую дверь, – твердо ответила тетя.

– Нет, тетя, он пришел к отцу, – крикнула Анна, уронив книгу, которую пыталась читать последние полчаса.

Она быстро сошла по лестнице к двери, где, нервно переминаясь с ноги на ногу, ждал Анри. Он был одет в свой лучший костюм из голубой саржи, а волосы аккуратно уложил под новой шляпой. Под мышкой Анри держал пакет из коричневой бумаги, в котором был сложен шелк.

– Заходи, заходи, – сказала она, подмигнув парню. – Отец знает.

Когда они подошли к лестнице, там их уже ждал Теодор. Анна легонько подтолкнула Анри в спину, и мужчины пожали друг другу руки.

Запинаясь, молодой человек начал:

– Сэр, я пришел спросить…

– Не надо церемониться, парень, – ответил Теодор, хлопнув его по плечу. – Анна уже рассказала мне, почему ты пришел. Конечно, я согласен. Знаю, что она чувствует к тебе, и потом я очень рад.

В этот момент из гостиной вышла Сара. За ней появилась Лиззи.

– Что здесь происходит? – воскликнула тетя.

– Дорогая сестра, познакомься с моим будущим зятем Анри, – сообщил Теодор. – Анри, это моя сестра миссис Сара Сэдлер и моя племянница Элизабет.

Анри протянул Саре руку, но она проигнорировала его жест. Она была слишком ошарашена такой новостью, чтобы что-то сказать, от удивления открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег.

Лиззи захихикала и начала бурно поздравлять Анну с Анри, пока ее мать приходила в себя.

– Ты сошел с ума, Теодор? – выдохнула тетя, повернувшись к Анне. – Разве я не предупреждала тебя о недопустимости подобной дружбы?

Анна не двинулась с места, крепко взяв Анри за руку на случай, если вдруг он решит сбежать.

– Пойдем в гостиную, – сказала она, потащив его мимо Сары и Лиззи к двери.

– Сэр, я должна попросить вас удалиться, пока мы обсуждаем этот вопрос, – промолвила Сара.

Анна услышала, как дядя спускается по лестнице.

– Привет, привет. У нас гости? – прогрохотал он. Увидев Анри, он резко остановился. – И кто это, осмелюсь я спросить?

– Мой жених, дядя, – ответила Анна. – Пожалуйста, позволь познакомить тебя с месье Анри Вендомом.

Анри протянул ему пакет, который держал под мышкой.

– Очень рад знакомству, сэр. Как было договорено, я принес шелк для королевской свадьбы.

– Тогда почему ты не зашел через соседнюю дверь, парень?

– Он мой жених, дядя, я же говорила. Отец дал ему разрешение жениться на мне. Правда, чудесно? И он принес свою работу, которую соткал по моему эскизу. Тебе Уильям во время завтрака рассказывал, помнишь?

Анна взяла из рук Анри пакет и подбежала к окну, на ходу разворачивая его. Шелк заблестел на свету так же, как это случилось накануне на Вуд-Стрит.

– Святой Боже! – воскликнул Джозеф, подходя к окну. – Очень хорошая работа, молодой человек, и замечательная композиция. – Вытащив из кармана жилета лупу, он поднес материю к лицу. – Вы соткали это самостоятельно?

– Да, сэр. Это моя выпускная работа.

Джозеф снова посмотрел на ткань через лупу.

– Отличная работа. Вы очень хорошо над ней потрудились. Кое-что уже вышло из моды, но все это с лихвой окупается высоким мастерством исполнения. Затейливая вещица. Напомните мне, кто модельер?

– О господи, дядя! – взорвалась Анна. – Я же говорила тебе за завтраком. Это мой эскиз.

Он хмуро посмотрел на нее.

– Но как…

– Я позже объясню, а пока что, пожалуйста, прошу поприветствовать в вашем доме Анри Вендома, молодого человека, за которого я собираюсь выйти замуж.

* * *

Старые напольные часы бьют десять часов вечера. Анна отрывается от приятных воспоминаний. Поленья в камине почти прогорели, и она хочет подкинуть еще одно. Завтра будет новый день, и им обоим нужен отдых, ведь они теперь стары.

Она убирает шитье и подходит к супругу, аккуратно вынимает из его рук газету и целует в лоб.

– Пойдем, муж, – шепчет Анна. – Пора спать.

Немного слов об истории, вдохновившей меня на создание этой книги

Когда я изучала историю нашего семейного бизнеса по производству шелка, основанного в Спиталфилдс в восточной части Лондона в начале восемнадцатого века (он до сих пор успешно функционирует в Садбери, графство Суффолк), первым адресом, который смогла найти, была улица Уилкс-Стрит, тогда называвшаяся Вуд-Стрит. К счастью, дом уцелел до наших дней.

Всего в нескольких ярдах от него, на углу Уилкс-Стрит и Принслет-Стрит, тогда именуемой Принсес-Стрит, находится дом, где с 1728 до самой смерти (1763 г.) жила известный дизайнер шелковых изделий Анна Мария Гартуэйт. Именно здесь, в самом сердце этого ремесленного района, она создала более тысячи различных моделей для дамастовых и парчовых нарядов, многие из которых можно сейчас увидеть в музее Виктории и Альберта. Я с удивлением обнаружила, что мои предки, вероятно, были знакомы и, возможно, работали с самым известным дизайнером по текстилю восемнадцатого века, чьи работы высоко ценились знатью по обе стороны Атлантики.

Работы Анны Марии Гартуэйт отличались высокой точностью передачи растительных мотивов. Имя дизайнера упоминается в «Универсальном словаре торговли и ремесел» 1751 года, где ее называют человеком, который «внедрил принципы живописи в работу за станком». Она жила в эпоху Просвещения, когда ученые и художники были одержимы изучением и описанием природы, а иллюстраторы-ботаники, такие как Георг Эрет, завоевали известность.

В неопубликованной рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке искусств и не законченной при жизни Анны Марии, покойная Натали Ротштайн, тогдашний куратор текстильных изделий в музее Виктории и Альберта, намекает на неожиданную связь между художником Уильямом Хогартом и ткачами из Спиталфилдс. Его известная серия работ «Прилежание и леность», опубликованная в 1747 году, показывает ткачей за станками. Шесть лет спустя он публикует «Анализ красоты», где утверждает, что змеевидная, искривленная линия, которую можно часто встретить в природе и внешности человека, является сущностью визуального совершенства. Ротштайн предполагает, что его могли вдохновлять работы Анны Марии.

Однако никто, даже Натали Ротштайн, не смог узнать, кто научил Анну Марию, имевшую хорошие задатки художницы, сложному процессу моделирования шелковых изделий. Или как одна женщина средних лет смогла самостоятельно основать и развивать столь успешное предприятие в отрасли, где доминировали мужчины. Именно эта загадка натолкнула меня на мысль о написании данного романа.

Считается, что в то время четверть населения Спиталфилдс и Бетнал-Грин говорила только на французском языке. У них были свои организации, включая французскую церковь, которая потом стала синагогой, а сейчас в этом здании мечеть. Хотя гугенотов, являвшихся протестантами, официально охотно принимали в Англии, существует много свидетельств того, что этим беженцам не доверяли, их преследовали. Зачастую сейчас беженцы встречают такое же отношение в чужих землях.

Хочу предупредить: несмотря на то что я создала эту книгу, вдохновленная реальными событиями и поступками когда-то живших людей, роман является выдумкой и я позволила себе очень много вольностей, описывая историю, в частности, что касается дат. Анна Мария приехала из Лестершира, а не Суффолка, и в Лондон она попала лишь в сорок лет. Ее слава гремела в тридцатых и сороковых годах восемнадцатого века. Она умерла в 1763-м, когда ей исполнилось семьдесят пять.