– Что происходит? – спросила удивленная Аннунсиата.

Тут ближайший незнакомец обернулся – это оказалась женщина лет тридцати, в опрятном походном костюме и с большой шляпой с перьями, под которой усталое, но красивое лицо заставило сердце Аннунсиаты замереть, а потом заколотиться сильнее.

– Я приехала домой, мама, – сказала незнакомка. – Надеюсь, я могу остаться?

Аннунсиата только кивнула, ибо сразу забыла все слова. Это была Альена, и она была беременной.

Глава 21

Трудная политическая ситуация, которая сложилась, когда Голландия присоединилась к Тройственному Союзу в январе 1717 года, заставила регента Франции, хотя и против его воли, оказать давление на папу, чтобы изгнать короля Джеймса из папского города Авиньона, который находился на французской земле. Таким образом, в феврале этого года король направился в Италию, последнее место для него, где он мог найти убежище. Он послал своих слуг с серебром, посудой и бельем, чтобы они взяли корабль в Марселе и отплыли в Ливорно, в то время как он сам и остальной его двор, всего около семидесяти человек, пошли через Альпы.

Это было ужасное путешествие по заснеженным тропам, по крутым горным дорогам на пронизывающем холоде. Альена даже в разгар лета дрожала, вспоминая этот переход, когда рассказывала матери о громко ржащих, передвигающихся с трудом лошадях, о лишенных удобств каретах, так трясущихся на ухабах, что уже через час не знаешь, как расположиться, чтобы облегчить дискомфорт. Через десять часов Альена плакала, и не она одна. Постоянно приходилось вылезать из кареты, чтобы сообща вытащить ее из ямы или сугроба, куда она попала. Им приходилось иногда стоять на полено в снегу, холод пробирал их до мозга костей, и они переставали ощущать кончики пальцев на руках и на ногах. Позже, когда замороженные руки и ноги оттаивали, боль была почти нестерпимой.

Однако, как бы сильно они ни страдали, король страдал в десять раз сильней. Прошедшей осенью его одолевал чрезвычайно болезненный свищ заднего прохода, который оперировали в конце октября. Операция прошла не так успешно, как надеялись. Только через месяц он смог снова принимать посетителей, а почти через два месяца начал выходить на свежий воздух. Тряска изматывала его, а о поездке верхом не могло быть и речи, разрешалось менять карету на седло лишь ненадолго. В дополнение к его физическим страданиям он терпел и душевные муки. Его тревожили думы о матери, которую он оставил больной и без друзей в Сен-Жермен и которую вряд ли когда-либо увидит. Кроме того, его терзала мысль о том, что его гонят все дальше и дальше от своей страны и принадлежащего ему по праву трона.

Альена ничем не могла утешить его в этом путешествии, разве только тем, что просто была рядом. Ее положение при дворе заставляло умолкнуть любые слухи. Ее официально считали «моим дорогим другом, разделившим со мной детство в Сен-Жермен» или «та, кто так же дорога мне, как моя младшая сестра, чьим близким другом она была». Неофициально ее действительные отношения с королем было трудно описать. Комментаторы вне двора часто отмечали, что хотя король и наслаждался дружбой и обожанием женщин придворного круга, он, казалось, никогда не подвергал себя опасности отдать свое сердце какой-нибудь из них. Одни говорили, что он глубоко к сердцу принял прощальные слова своего отца, и в этом была доля истины. Другие утверждали, что из-за строгого воспитания он был очень молод для своего возраста и наивен в отношениях с женщинами, и в этом тоже была некоторая правда.

– Но как бы ты определила, кем ты была для него? – спросила Аннунсиата Альену во время одного из их многочисленных долгих разговоров этим летом, которое, казалось, не имело ни начала, ни конца, а только длилось, разбиваемое на куски неизбежностью дней и ночей.

Альена долго думала, затем пожала плечами.

– Его добрым другом, – ответила она. – Я была его добрым другом.

В основном из-за ее неопределенного двусмысленного присутствия в его жизни он мог противостоять соблазнам, окружавшим его. По правде говоря, Альена всегда верила, что он даже не осознавал их как соблазны. Он так твердо отказался от физической близости с незнакомыми женщинами в свои юные годы, что, когда ему было двадцать восемь, он не был способен рассматривать женщин в таком свете.

В конце февраля они, наконец, достигли Турина. Там они смогли отдохнуть несколько дней во дворце герцога Савойского, родственника королевы, перед путешествием на юг к Модене, месту рождения королевы. В Модене они остановились во дворце герцога Ринальдо, дяди короля, и получили ожидавшие короля письма от королевы Марии Беатрисы.

– Это были такие печальные письма, – рассказывала Альена. – Письма из ссылки от женщины, жаждущей новостей о родине. Она хотела знать, каково первое впечатление короля от Модены, понравилась ли она ему, считает ли он ее красивой. И вопросы обо всех ее родственниках, как они живут, видел ли он их. Она просила его пойти и посмотреть летний дворец, потому что у нее остались очень приятные воспоминания о нем, забыв о том, что погода в марте стояла весьма холодная и ветреная. Мы не пошли туда. Джеймс не покинул дворца.

– Она хотела стать монахиней, ты знаешь, – вспомнила Аннунсиата. – Ее очень долго убеждали выйти замуж за герцога Йоркского, когда он был там. И как она, должно быть, разочаровалась, когда впервые увидела его. Она полюбила его позже, но тогда он, вероятно, казался ей старым и холодным мужчиной. Ей было только пятнадцать, и она была очень красивой.

– Да, – отозвалась Альена, – я видела ее портрет во дворце в Модене, написанный как раз перед свадьбой. Король очень похож на нее, особенно глаза.

Именно в Модене начались треволнения. У герцога Ринальдо было три дочери, все хорошо воспитанные, приятные девушки.

– Они выглядели весьма мило, хотя были вполне обыкновенными, но король... Впрочем, я полагаю, каждый должен простить его. Он находился в большом напряжении после этого ужасного путешествия, а после отказа европейских стран принять его, он прибыл в дом своих родственников, где герцог встретил короля с необыкновенной любезностью. Его сердце уже было размягчено таким радушием. А потом он сильно скучал по матери, а все девушки внешне очень напоминали ее. Особенно старшая, Бенедетта.

Через неделю король отправил восторженное письмо своей матери в Шале, сообщая, что он намерен жениться на принцессе Бенедетте. Королева написала в ответ, что она не может быть более счастлива.

– Они были как два ребенка, два не от мира сего ребенка, – рассказывала Альена.

Аннунсиата слышала горечь в ее печальном голосе, которую она не могла объяснить.

– Они желали друг друга, и все считали, что Бенедетта может заменить меня. Это было ничтожно.

В постели с Альеной в первую ночь он без умолку говорил о красивой принцессе, ее воображаемых добродетелях и о том, как будет прекрасно после их женитьбы. Альена пыталась опустить его на землю, заставить его увидеть, что он делает, но он был ослеплен совершенством плана женитьбы на своей кузине, которая так похожа на его мать. Что же до интимной стороны женитьбы, он об этом даже не думал. Альена решила, что он не связывает физическую близость с романтической любовью, которую он испытывал, и если она укажет ему на это, он будет потрясен и разгневан. Как бы то ни было, король сказал ей ласково, но твердо, что он считает, что им не следует теперь спать вместе, так как он собирается жениться на Бенедетте. После этой ночи он больше не приходил к ней в постель.

Альена нашла союзника в герцоге Ринальдо, который был крайне встревожен оборотом дела. Он быстро понял отношения Альены с королем и доверился ей, надеясь, что она поможет ему расстроить планы Джеймса, как это обычно ожидают от дамы сердца.

– Это невозможный союз, – заявил он. – Я должен думать о судьбе дочерей заранее. Король, хотя я люблю и уважаю его, ничего не может предложить, кроме пустого титула. Более того, его пустой титул доставит мне одни неприятности. Модена и Англия находятся в дружеских отношениях уже долгое время. Мы – маленькая страна. Мы не можем себе позволить создавать врагов.

Альена все это понимала и спросила, почему герцог просто не отказал. Он посмотрел на нее с горечью.

– Вряд ли я могу так поступить. Несчастный молодой человек пережил столько бед. Он, в конце концов, сын моей сестры и король Англии, хотя и в изгнании. Я не могу сделать его еще более несчастным. Если он действительно любит ее, хотя я не могу себе представить, насколько это возможно, когда он едва с ней знаком...