Филиппа Грегори - Широкий Дол

– Да, твой план может сработать, – сказала я.

– Но это возможно только сейчас, – повторил Ральф. – Перемены в настроении Гарри могут произойти уже через год или даже через пару месяцев. Например, если твои родители решат его куда-то отправить для подготовки к поступлению в университет. Тогда наша власть над ним будет полностью утрачена. Так что мой план может осуществиться только нынешним летом. Завтра.

– Завтра? – переспросила я, охваченная внезапным раздражением. – Ты говоришь «завтра»? Ты действительно имеешь в виду завтрашний день?

Темные глаза Ральфа стали совсем черными: он прекрасно понимал то, что мы оба имеем в виду.

– Да, – сказал он. – Именно так.

У меня перехватило дыхание.

– Но почему так скоро? – спросила я, охваченная инстинктивным страхом. И все же сердце у меня забилось в предвкушении некоего быстрого решения всех проблем, способного в один миг обезопасить мое будущее.

– А зачем ждать? – спросил Ральф с жестокой логичностью. – Для меня все равно ничего не изменится. И потом, я верю в твою храбрость и твердость характера, Беатрис. Если ты за Широкий Дол, если ты мечтаешь жить здесь всегда, если ты решилась – а мне кажется, ты решилась, – то зачем ждать? – Он, прищурившись, оценивающе смотрел на меня, и я понимала, какую страшную взрывчатую смесь мы представляем вместе. Без меня он бы никогда не решился на осуществление подобного плана. Без меня у него попросту ничего бы не получилось. Но и я, не прояви он такой настойчивости, никогда бы не смогла сделать ни шагу к осуществлению своей заветной мечты. Мы вели друг друга все дальше и дальше и, словно пара падших ангелов, кружась, опускались все глубже в бездны ада. Я глубоко вздохнула, пытаясь утишить бешеное биение сердца. А рядом, как ни в чем не бывало, что-то весело бормотала река.

Я проснулась, как от резкого толчка, увидела за окном жемчужно-серый летний рассвет и поняла: сегодня я должна кое-что сделать и проснулась так рано именно поэтому. Но прошло еще несколько минут, насквозь пропитанных сном, прежде чем я припомнила, что мне предстоит, и даже тихонько охнула. Ко мне разом вернулись все вчерашние переживания и сомнения, и отчетливо вспомнился наш разговор с Ральфом – картинка была яркой, как эмаль, – мы сидим на бревне, внизу мирно журчит Фенни, и разговор у нас идет о вещах, совершенно безумных: о смерти и предательстве.

Ральф умело выбрал время, чтобы затеять со мной этот разговор, – он, видно, почувствовал, что я несколько утратила душевное равновесие, и легко смог добраться до самых болезненных точек моей ревнивой и замкнутой души, которая всегда жадно требовала: «Любите меня, только меня одну!» Мне мучительно было видеть, что теперь мой отец любит не меня, а Гарри, что он именно с ним предпочитает теперь ездить верхом, вести неторопливые беседы и осматривать наши владения. Все это вызывало в моей душе такую испепеляющую ярость, что мне хотелось разразиться бранью, затопать ногами и постараться причинить им всем столь же сильную боль, какую испытала я. Если бы одного моего желания было достаточно для того, чтобы Гарри вдруг рухнул замертво, я бы этого пожелала – потому что он отнял у меня, пусть даже невольно, мое законное место рядом с отцом. Но больней всего было то, что и сам отец неожиданно выступил против меня, а ведь я неизменно и честно всем сердцем его любила, этого непостоянного, никчемного человека! Да, именно измена отца вызывала в моей душе такое возмущение, такую ярость; именно она делала меня открытой для союза с любым из его противников. Он не сумел должным образом оценить мою любовь и доверие, ту нежную дружбу, что была меж нами, и это лишило меня корней, лишило морали, и некий злой ветер подхватил меня и отнес в тот мир, где любая случайная мысль, любой враждебный отцу план мести мог полностью завладеть моей душой. У меня было такое ощущение, словно я, подобно верному вассалу, принесла ему присягу, а он, мой сеньор, нарушил свою клятву, предал меня. Разочарование и горькая печаль – это еще самые безобидные из тех чувств, что обуревали мной.

А Ральфу удалось облечь в простые слова мой внутренний протест, мое желание не только самоутвердиться, но и отомстить. Ему удалось сделать так, что моя месть звучала как мягкое наказание и казалась чрезвычайно разумной. Хорошо спланированная хладнокровная месть, воплотить которую в жизнь было под силу любому разумному человеку. Весь этот план был настолько логичен, что я ничуть не сомневалась в его правильности. У нас с Ральфом все должно было получиться. И тогда я обрела бы то, чтобы было мне более всего необходимо, – мой Широкий Дол. И к тому же отомстила бы за боль, причиненную мне отцом.

Я уткнулась головой в подушку, чтобы не видеть серых рассветных сумерек, не видеть белых стен своей спальни. Нет, я, должно быть, просто сошла с ума, пока сидела там, над рекой, на поваленном дереве и слушала убедительные доводы Ральфа, голос которого звучал так мягко и настойчиво. Я, наверное, повредилась рассудком, позволив себе не только слушать его речи, но и соглашаться с ним. Какой сладостной мне казалась тогда мысль о том, что мой отец может быть подвергнут мучительным страданиям и поймет, наконец, как я ему нужна. Еще более сладостно было помечтать о том, что и отец, и Гарри неким волшебным образом вдруг исчезли и я осталась в Широком Доле одна и стала сама себе хозяйкой. Как я могла быть столь глупа, поверив, что нечто подобное может произойти само собой и только потому, что я этого захотела! Ведь все это были пустые мечты обиженного и страдающего ребенка. И я действительно проявила опасную неосторожность, поверив этим мечтам.

Ни в коем случае нельзя было дать ход плану Ральфа! Это было сущее безумие! Вчера я просто утратила контроль над собой от ревности и страха перед будущим. Но сейчас еще только рассвет нового дня, еще не высохла роса на траве под жаркими лучами солнца, еще и птицы не начали петь, так что время у меня есть. И до того, как начнут вставать слуги и загремят засовом на кухонной двери, мне нужно незаметно выскользнуть из дома, добежать до хижины Мег, постучаться в окно и сказать Ральфу, что вчера он меня просто неправильно понял, что я имела в виду нечто совсем другое, что его план придется немедленно отменить. Мне не придется долго ждать, прежде чем слуги займутся делами, а с утра они все бывают очень заняты. И как только одна из младших служанок займется растопкой кухонной плиты и начнет таскать дрова, для чего ей придется открыть заднюю дверь дома, я смогу незаметно выйти, и мне не нужно будет самой отпирать дверь, ибо это, конечно же, вызвало бы всякие ненужные вопросы. Ладно, я подожду еще несколько минут, потом быстренько оденусь, на цыпочках спущусь вниз и, как только служанка отвернется, выскользну наружу. Если Ральф еще не вернулся домой после того, как всю ночь выслеживал браконьеров, то я, возможно, еще в лесу его встречу.

Я на минутку зарылась в теплые одеяла, наслаждаясь уютом постели и понимая, что через несколько минут мне придется встать, одеться в холодной комнате и умыться холодной водой. Ничего, с Ральфом я все быстренько улажу, и мы с ним придумаем какой-нибудь другой выход. А может быть, все как-то и само собой устроится. Если Гарри достаточно скоро уедет в университет или даже просто съездит на несколько недель погостить к кому-то из маминых родственников, то у меня хватит времени, чтобы полностью отвоевать внимание отца. Сейчас папа, может, и отвернулся от меня, но я знала, что в глубине души он любит меня по-прежнему и скоро ему надоест учить этого непонятливого Гарри. И ему вновь захочется вернуться к нашему молчаливому инстинктивного содружеству, которое существовало столько лет, и мы с ним снова начнем вместе объезжать наши владения, и он снова будет искать моего общества, и я буду рядом, а Гарри окажется за пределами этого круга, и папа больше не захочет иметь с ним дела… Успокоенная этими мыслями, я и не заметила, как задремала. Потом снова открыла глаза, чтобы проверить, достаточно ли посветлело за окном, и прислушалась к звукам на кухне. Но там было тихо. Наверное, еще слишком рано, решила я, и даже если я снова усну, то все равно проснусь, как только услышу скрип отворяющейся задней двери или грохот поленьев, которые внесет на кухню служанка. И я снова задремала, а потом незаметно соскользнула в глубокий сон.