Ее слова неожиданно попадают не в бровь, а в глаз. Несколько секунд я не решаюсь подать голос.
– Люк за границей, – наконец объясняю я. – Как раз сегодня прилетает, но попозже. Мы с ним встречаемся в шесть на крыше башни «Оксо». Он успеет. Я в нем уверена.
Глаза начинает жечь, я свирепо моргаю. Ни за что не опозорюсь.
– Что с вами? – Фабиа смотрит на меня в упор.
– Ничего, просто сегодня важный день для меня. – Я достаю платок и аккуратно промокаю глаза. – Можно мне стакан воды?
– Господи Иисусе, – бормочет Фабиа, удалясь в кухню. – Из-за какого-то долбаного журнала!
Так. Я, можно сказать, обжилась. Через двадцать минут Фабиа все же соизволила уйти, и теперь дом кажется почти моим. Все фотографии настоящих хозяев я убрала и заменила своими. На диван в гостиной бросила подушки с инициалами Б и Л. Всюду расставила вазы с цветами. Запомнила, где что хранится в кухне, и даже прилепила к холодильнику пару записок: «Закончилось органическое квиноа!» и «Люк, не забудь: в субботу цигун для супружеских пар!»
Навожу последние штрихи: торопливо расставляю на полках мои туфли вперемешку с обувью Фабии, ведь меня наверняка будут расспрашивать про аксессуары. В дверь звонят как раз в тот момент, когда я пересчитываю пары обуви от Джимми Шу. От неожиданности я вздрагиваю и мигом впадаю в панику. Рассовываю последние туфли куда попало, смотрюсь в зеркало и на негнущихся ногах спускаюсь вниз.
Торжественный миг! Я всю жизнь мечтала, чтобы мою одежду сфотографировали для журнала!
Шагая через холл, мысленно перечисляю, что на мне надето. Платье – «Диана фон Фюрстенберг». Туфли – «Прада». Колготки – из «Топ-шопа». Сережки – мамин подарок.
Ох, нет, некруто. Пусть лучше напишут «собственность модели». Нет, лучше «винтаж». Скажу, что нашла их зашитыми в корсет тридцатых годов, который купила в одном старом ателье, затерянном в парижских переулках. Блеск.
Старательно изобразив сияющую улыбку, распахиваю дверь – и цепенею.
Это не фотографы. Это Люк.
Он в пальто и с чемоданом. И похоже, сегодня не брился.
– Что все это значит? – без предисловий спрашивает он и показывает мне письмо.
Растерявшись, я молча смотрю на него. Я думала, все будет совсем не так. Он должен был ждать меня на крыше башни «Оксо», весь такой влюбленный и романтичный. А он стоит на пороге чужого дома встрепанный и злой.
– Э-э… – Я сглатываю. – Ты что здесь делаешь?
– Что я здесь делаю? – возмущенно повторяет он. – Реагирую вот на это! Ты не отвечаешь на мои звонки, я понятия не имею, что тут творится… – Он потрясает письмом: – «Давай встретимся на крыше башни "Оксо"». Что за бред?
Бред?
– Никакой не бред! – оскорбляюсь я. – Если ты еще не понял, я пыталась спасти наш брак…
– Спасти наш брак? – Люк широко открывает глаза. – На башне «Оксо»?
– Да, как в кино! Ты пришел бы, и все кончилось бы хорошо, как в «Неспящих в Сиэтле»…
В моем голосе сквозят слезы разочарования. А я так надеялась, что все получится. Думала, что Люк придет на крышу, мы бросимся друг к другу в объятия и снова станем счастливой семьей.
– Так. Что-то я не понимаю. – Люк снова хмурится и заглядывает в письмо. – Это же бессмыслица: «Мне известно, что у тебя был -». И прочерк. Что у меня было? Инсульт?
Еще издевается. Это невыносимо.
– Роман! – кричу я. – Роман! Твой роман с Венецией! Или ты забыл, что я все знаю?
Я думала, может, ты захочешь дать нашему браку еще один шанс, но если нет – дело твое, уходи. А у меня съемка для «Вог», – заканчиваю я, сердито мазнув ладонью по глазам, полным слез.
– Мой – что?
Кажется, и вправду не догадывается.
– Бекки, ты шутишь.
– Ага, ничего себе шуточки. – Я порываюсь закрыть дверь, но Люк удерживает меня за руку.
– Прекрати! – рявкает он. – Ни черта уже не понимаю. Письмо это дурацкое, ты обвиняешь меня в том, что у меня роман… Нет уж, объяснись.
Он что, с луны свалился? Или у него память отшибло?
– Ты же сам во всем сознался, Люк! – с досадой напоминаю я. – Сказал, что якобы оберегаешь меня из-за давления и так далее. Забыл?
Люк не сводит с меня глаз, будто надеется прочитать на лице ответы.
– А, мы говорили об этом в больнице, – вдруг доходит до него. – Перед тем как я уехал.
– Да! Ну что, вспомнил? – не удержавшись, язвительно добавляю я. – Ты собирался обо всем рассказать мне, когда родится ребенок. Хотел «посмотреть, что получится». Можно считать, ты во всем признался…
– Но говорил не про этот чертов роман! – взрывается Люк. – А про кризис с «Аркодасом»!
Я как будто с разбега натыкаюсь на стену.
– Ч-что?
Вдруг я замечаю, что на тротуаре стоят двое детей и смотрят на нас. Наверное, та еще картинка: я с гигантским животом, небритый Люк…
– Пойдем в дом, – сдержанно зову я. Люк оборачивается и смотрит в ту же сторону, что и я.
– Хорошо, пойдем.
Он шагает через порог, я закрываю дверь. В холле становится тихо. Я не знаю, что сказать. Просто слова иссякли.
– Бекки, не понимаю, почему ты сделала столько неверных выводов. – Люк тяжело и протяжно вздыхает. – У меня были неприятности на работе, а я старался избавить тебя от лишних волнений. Но никакого романа я не заводил. Да еще с Венецией.
– Она сама мне сказала. Люк, кажется, изумлен.
– Не может быть.
– Да, сказала! Объявила, что ты уходишь от меня к ней. А еще сказала… – Я прикусываю губу. Мучительно вспоминать все, чего я наслушалась от Венеции.
– Это же безумие. – Люк раздраженно качает головой. – Не знаю, о чем вы там говорили с Венецией и кто кого не так понял, но…
– Выходит, между вами ничего не было? Совсем ничего?
Люк запускает пальцы в волосы и на миг закрывает глаза.
– А с чего ты взяла, что между нами что-то было?
– Как это с чего? – удивляюсь я. – Люк, ты шутишь? Я даже не знаю, с чего начать. Вспомни, сколько раз вы с ней куда-нибудь ходили вдвоем. Сколько написали СМСок на латыни, о которых ты мне даже не говорил. Она вечно высмеивала меня на приемах, я видела, как вы вместе сидите у нее на столе, и еще ты солгал в тот вечер, когда вручали премии… – У меня дрожит голос. – Я же знаю, что тебя в зале не было!
– Я соврал, потому что не хотел расстраивать тебя! – Таким разозленным я вижу Люка впервые. – Мои подчиненные так странно вели себя с тобой, потому что я всем разослал письма и категорически запретил посвящать тебя в проблемы компании. Под страхом увольнения. Бекки, я просто оберегал тебя.
Я вдруг вспоминаю, как однажды увидела его за столом: мрачное лицо, сведенные брови. Это было всего несколько недель назад. С тех пор Люк то сердился, то отсутствовал.
Тогда почему же Венеция…
С какой стати она…
– Она говорила, что ты уходишь от меня к ней. Что ты хочешь видеться с ребенком. – У меня срывается голос, и я всхлипываю.
Ухожу от тебя? Бекки, иди сюда. – Люк крепко обнимает меня, я роняю голову к нему на грудь и орошаю слезами рубашку. – Я люблю тебя, – решительно заявляет он. – И никогда от тебя не уйду. И от малышки Биркин.
Откуда он…
А-а, наверное, нашел мой список имен.
– От Армагеддона, – поправляю я, шмыгая носом. – Или от Маракуйи. Так я сказала твоей маме.
– Превосходно. Надеюсь, она лишилась чувств.
– Почти. – Я пытаюсь улыбнуться, но не могу. Еще не отошла. Бесконечные недели я тревожилась, придумывала себе невесть что и боялась самого худшего. Не могу я просто взять и успокоиться. – А я уже думала, придется стать матерью-одиночкой, – всхлипываю я. – Поверила, что ты ее любишь. И не понимала, почему ты вдруг стал совсем чужим. Это было ужасно. Лучше бы ты просто объяснил, что у тебя сложности на работе.
– Да, надо было. – Некоторое время он молчит, уткнув подбородок мне в макушку. – Если честно, Бекки… хорошо, когда есть место, где можно забыть обо всех бедах.
Я поднимаю голову и смотрю на Люка. Он выглядит мрачно. И устало, вдруг понимаю я. Как же он, оказывается, устал.
– Так что случилось? – Я вытираю ладонью лицо. – Что это были за сложности? Хоть теперь расскажи.
– С «Аркодасом», – коротко бросает он.
– А я думала, с ними все так удачно складывается. Считала, что это из-за них ты открываешь новые филиалы.
– Глаза бы мои их не видели, – цедит Люк с такой ненавистью, что мне становится страшно.