– Наверное, с нетерпением ждете, когда сможете вынести на эту лужайку своего малыша. – Марта улыбается. – Когда он научится ползать, потом ходить…

– Да, – Люк берет меня за руку, – с нетерпением.

Я уже собираюсь что-нибудь добавить, как вдруг мой живот сжимается, будто его сдавили двумя руками. Кажется, такое случается уже не в первый раз, только раньше было гораздо слабее.

– Ох, – вырывается у меня.

– Что такое? – тревожится Люк.

– Ничего, – спешу ответить я. – Плащ надевать?

– Сначала надо поправить макияж, – решает Марта. – Может, отправим кого-нибудь за сэндвичами?

Я иду через холл и у двери останавливаюсь. Живот опять скрутило. Со мной все ясно.

– Опять? – Люк наблюдает за мной. – Бекки, что происходит?

Спокойно. Только без паники.

– Люк, – я изображаю олимпийское спокойствие, – кажется, у меня схватки. Уже довольно давно.

Живот снова сжимается, я начинаю часто дышать, как меня учили на занятиях. Невероятно: интуиция подсказывает мне, что делать!

– Давно? – Люк в тревоге спешит ко мне. – Насколько давно?

Пытаюсь вспомнить, когда впервые испытала такие же ощущения.

– Часов пять. Значит, раскрытие – почти пять сантиметров!

– Пять сантиметров? – Люк не понимает. – Что это значит?

– Значит, мы на полпути. – От волнения у меня звенит голос. – Ребенок скоро родится!

– Господи боже… – Люк вытаскивает мобильник и жмет кнопки. – Алло, «скорая»? Соедините побыстрее, пожалуйста.

Пока он называет адрес, у меня вдруг начинают дрожать колени. Но мне же говорили, что до девятнадцатого ничего не будет. Я думала, у меня в запасе еще три недели.

– В чем дело? – спрашивает Марта, отрываясь от своих записей. – Идем сниматься в сад?

– У Бекки схватки, – объясняет Люк, отключив телефон. – Боюсь, нам пора в больницу.

– Схватки? – Марта роняет разом блокнот и карандаш и бросается поднимать их. – О боже! Но ведь еще рано!

– Да, мы думали, ждать еще три недели, – кивает Люк. – Видимо, преждевременные роды.

– Ты в порядке, Бекки? – Марта пристально смотрит на; меня. – Обезболивающие нужны?

– Я пользуюсь естественными методами, – задыхаясь, объясняю я и вцепляюсь в свои ожерелья. – А еще у меня есть родильный камень древних маори.

– Ух ты! – восторгается Марта и снова хватается за блокнот. – А как пишется «маори»?

У меня опять скрутило живот, я изо всех сил сжимаю камень. Несмотря на боль, я ликую. Правильно говорят: роды – ни с чем не сравнимое событие. Кажется, будто все тело действует гармонично и слаженно, как и предначертано самой природой…

– А сумку ты уже собрала? – Марта боязливо следит за мной. – Вроде бы с собой положено брать сумку?

– У меня чемодан, – в паузах между старательными вдохами-выдохами объясняю я.

– Ясно, – вмешивается Люк, убирая телефон. – Берем чемодан. Быстро. Где он? И твои бумаги для больницы.

– Он в… – Чуть не брякнула, что все вещи дома. У нас в квартире. – М-м-м… в спальне.

У туалетного столика. – Я с отчаянием смотрю на Люка.

Его лицо вдруг проясняется:

– Понял. Конечно, по дороге мы прихватим все, что понадобится.

– Сейчас принесу! – вмешивается Марта. – С какой стороны от столика?

– Нет! То есть… только что вспомнила: я же переложила вещи! – И я указываю на сумку «Малберри», которая видна в приоткрытую дверцу шкафа в холле. – Я нарочно сюда ее перенесла.

– Отлично. – Люк с трудом вытаскивает сумку из шкафа, из нее вываливается теннисный мяч.

– Зачем тебе в больнице теннисный мяч? – удивляется Марта.

– Для… э-э… массажа. Ох! Господи! – Я стискиваю в руке камень маори и часто дышу.

– Больно, Бекки? – волнуется Люк. – Похоже, становится хуже. – Он нервно смотрит на часы. – Да где же эта чертова «скорая»?

– Схватки усиливаются, – превозмогая боль, ухитряюсь кивнуть я. – Наверное, раскрытие уже сантиметров шесть или даже семь.

– А вот и «скорая». – Фотограф выглядывает за дверь. – Уже подъезжает.

Люк подает мне руку:

– Идти сможешь?

– Кажется, да. Наверное.

Мы выходим на крыльцо и ждем на верхней ступеньке. «Скорая помощь» перегородила всю улицу, на крыше бешено крутятся синие мигалки. Несколько любопытных прохожих остановились поглазеть.

Наконец-то. Из больницы я вернусь уже с малышом!

– Удачи! – кричит мне вслед Марта. – Надеюсь, все пройдет благополучно!

– Бекки, я люблю тебя. – Люк крепко жмет мне руки. – Я так тобой горжусь. Ты прекрасно держишься! Так спокойно, сдержанно…

– Ощущения совершенно естественные, – бормочу я почти благоговейно, как Патрик Суэйзи в конце «Привидения», рассказывающий Деми Мур, что там, на небесах. – Это больно и в то же время прекрасно…

Из машины вылезают два врача и направляются к нам.

– Ты готова? – спрашивает Люк.

– Угу. – Глубоко вздыхаю и начинаю спускаться по ступенькам. – Ну, пора.

18.

М-да. Невероятно, но факт: это были не схватки. Ребенок пока на прежнем месте.

Ничего не понимаю, но, по-моему, врачи все-таки ошиблись. Симптомы совпадали все до единого! И регулярные спазмы были, и боль в спине (ну, не то чтобы боль – так, болезненные ощущения), прямо как в книгах. А меня отправили домой и сказали, что это не роды, не предвестники родов и вообще до родов еще далеко. Так что родовые муки у меня еще впереди.

Неудобно получилось. Особенно когда я требовала эпидурал, а все вокруг смеялись. Могли бы и удержаться. Или хотя бы не звонить друзьям и не веселить их. Я же слышала, что шепчет акушерка.

Из-за этого случая я полностью пересмотрела свое отношение к деторождению. Если эти жуткие боли никакие не схватки, как же тогда больно при настоящих родах? После больницы у нас с Люком состоялся длинный и откровенный разговор. Я сказала, что как следует подумала и решила, что рожать я не буду, так что нам надо искать другой выход из создавшегося положения.

Люк был очень мил, а не просто отмахнулся: «Любимая, все будет в порядке!» (как советовала по телефону эта глупая акушерка-консультант). Он позволил мне включить в список разрешенных все обезболивающие процедуры, какие я захочу, сколько бы они ни стоили. Вот я и выбрала услуги рефлексотерапевта, массажиста с горячими камнями, ароматерапевта, мастера акупунктуры, гомеопата и традиционную греческую акушерку, которая называется «дула». Теперь каждый день звоню в больницу, уточняю, на месте ли анестезиологи – а то вдруг уволились, заболели или заперты в каком-нибудь шкафу?

А дурацкий родильный камень я выкинула. Он всегда казался мне фальшивкой.

Прошла уже неделя, а у меня все по-прежнему, только живот отяжелел и ходить стало труднее. Вчера мы ездили к мистеру Мозгли, он объявил, что все в полном порядке, – кстати, ребенок перевернулся и теперь предлежание как раз такое, как надо. Врач говорит, это хорошие новости. Хм. Может, для ребенка и хорошие. Но не для меня. Теперь и не походишь толком, и не уснешь. Вчера проснулась в три часа ночи – до того неудобно было, что я пошла смотреть по кабельному передачу «Роды без прикрас. Опасные травмы».

Если вдуматься, зря я это сделала. К счастью, Люк тоже проснулся, приготовил мне успокоительное – чашку горячего шоколада – и объяснил, что мы вряд ли попадем в снежную бурю, когда вокруг на двести миль не найдется ни одного врача, а рождаться будут близнецы. По крайней мере, одну генеральную репетицию мы уже провели.

Люку в последнее время плохо спится, а виноват во всем «Аркодас». Каждый день Люк совещается с юристами, проводит консультации с подчиненными, пытается устроить встречу с руководством «Аркодаса», чтобы разом все прояснить. Но Йен уже дважды отменял совещания, не предупредив, а потом вдруг выяснилось, что он в отъезде. Так что у Люка на работе все по-прежнему, и чем дальше, тем сильнее он нервничает. Мы оба будто знаем, что запал уже подожжен, а ничего не попишешь: приходится сидеть и ждать.

Чего я никогда не умела, так это ждать. Детей, телефонных звонков, обычных распродаж – словом, ничего.

Одно утешение: теперь мы с Люком в миллион раз ближе, чем были еще месяц назад. За последнюю неделю мы успели все обсудить – его компанию, планы на будущее. Однажды даже достали все фотографии, которые сделали во время медового месяца, и пересмотрели их.

Мы говорили обо всем на свете. Кроме Венеции.