Главное — говорить прямо. Твердо, прямо, но любезно. По-взрослому и профессионально, как деловой человек, который должен уволить другого делового человека. Сохранять спокойствие и пользоваться фразами типа «мы предпочли иной путь».
— Привет, Элинор, — говорю я своему отражению. — Я должна вам кое-что сказать. Я предпочла пойти по иному пути.
Нет. Решит, что я заделалась лесбиянкой.
— Привет, Элинор, — пробую я еще раз. — Я обдумала предложенный вами свадебный проект. И хотя он обладает многими достоинствами…
Да ну. Просто возьми да скажи. Не обращая внимания на внутреннюю дрожь, я беру трубку и набираю номер Элинор.
— Элинор Шерман не может ответить на ваш звонок…
Ее нет.
Не могу же я просто оставить ей сообщение, что со свадьбой ничего не выйдет. Или могу?
Сумею?
Нет.
Я быстро швыряю трубку — до того, как прозвучит сигнал автоответчика. Хорошо. Что теперь?
Это очевидно. Позвоню Робин. Главное — сказать кому-нибудь, прежде чем будет сделано еще что-то.
Мгновение я собираюсь с мыслями, а потом набираю номер Робин.
— Привет! Уж не свадебные ли колокола я слышу? Надеюсь, что да, потому что это Робин де Бендерн, ответ на ваши свадебно-организационные молитвы. Боюсь, что сейчас я не могу с вами поговорить, но ваш звонок так важен для меня…
Ой, Робин, наверное, уже идет на встречу со мной. Надо звонить туда. Или оставить сообщение.
Но, слушая ее жизнерадостный щебечущий голос, я ощущаю угрызения совести. Робин уже вложила в это столько сил. И я по-настоящему привязалась к ней. Нельзя вывалить правду на нее по телефону. И, внезапно преисполнившись решимости, я кладу трубку и берусь за сумку.
Буду взрослой — отправлюсь в кондитерскую и скажу все, глядя ей в глаза.
А с Элинор разберусь позже.
Если честно, не люблю я свадебный торт. Я всегда беру кусочек, потому что не взять — дурная примета, но от всех этих фруктов, марципана и каких-то штук, смахивающих на кусочки льда, меня слегка мутит. А тут еще предстоящий разговор с Робин. Я так нервничаю, что и думать не могу о еде.
И все-таки стоит мне войти в кондитерскую, как рот наполняется слюной. Комната большая, светлая, с высокими окнами, и в воздухе витает восхитительный, сладкий аромат сахара и масла. На витринах выставлены торты-великаны, в прозрачных коробочках цветочные украшения, а за мраморными столами люди бережно делают розочки из крема и выводят веточки плюща из сахарной глазури.
Пока я мнусь в дверях, какая-то мамаша тащит за собой вдоль кондитерских рядов худосочную девчушку в джинсах и туфлях на высоких каблуках.
— Тебе только попробовать надо! — яростно рычит мать. — Сколько там может быть калорий!
— Мне без разницы! — ноет девица. — Умру, если у меня на свадьбе будет второй размер!
Второй размер!
Я здесь уже давно, но от американских мерок у меня все еще крыша едет. Сколько это в реальной жизни?
Шестой размер.
Ну не так уж и ужасно.
— Бекки! — Это Робин. Кажется, она немного взвинчена. — Здравствуйте! Вы пришли!
— Робин. — От напряжения у меня сводит желудок. — Послушайте. Я должна поговорить с вами. Я пыталась дозвониться до Элинор, но ее… Неважно. Я должна… кое-что сказать вам.
— Несомненно, — рассеянно произносит Робин. — Сейчас мы с Антуаном к вам подойдем, только сначала нам надо выпутаться из кризисной ситуации. — Она понижает голос: — С одним из тортов вышли проблемы. Жуткая неприятность.
— Мисс Блумвуд? — Я вижу седовласого человека с блестящими глазами, в белом поварском одеянии. — Я Антуан Монтиньяк. Кондитьер среди кондитьеров! Быть может, вы уже видай меня в телевизор?
— Антуан, мне кажется, мы еще не до конца уладили проблему с… другим клиентом, — взволнованно говорит Робин.
— Один моментай! — И он отпускает ее мановением руки. — Мисс Блумвуд. Сажайтесь.
— Вообще-то я не уверена, что хочу… — начинаю я. Но и глазом не успеваю моргнуть, как уже сижу на мягком стуле за полированным столиком, а Антуан тасует передо мной фотографии своих творений.
— Я умей сотвори для вас торт, который побивай все ваши мечты, — скромно объявляет он. — Нет картина, неподвластный мой дарований.
— Правда?
Я смотрю на фотографию с громадным шестигранным тортом, украшенным сахарными тюльпанами. Беру другую — здесь торт в виде пяти бабочек. В жизни не видела таких громадин. А украшения!
— Так это все фруктовые торты?
— Фруктовый? Non, non, non! — Антуан смеется. — Это очень английский ремарк — фруктовый торт для свадьба. Вот, например… — он указывает на бабочек, — легкий светлый бисквит, с три наполнитель: жженый апельсиновый карамель, манго, ореховая суфле.
С ума сойти!
— Если вы возлюби шоколад, мы готовь торт эксклюзив из шоколада, самый разный сорт. Антуан придвигает другую фотографию. — А это бисквит из черный шоколад, с шоколадный помадка, белый шоколадный крем и трюфьель, пропитай ликер «Гран Марнье».
Понятия не имела, что свадебные торты так замысловаты. В легком дурмане я перебираю снимок за снимком, разглядывая невероятные кондитерские шедевры.
— Если вы не возлюби традиционный форм, я умей воплоти в торте все, что возлюби ваша душа. Любимый картина… или скульптура… — Он бросает на меня взгляд. — Сумочка от Луи Вуиттона, например…
Торт в виде сумочки от Луи Вуиттона?! Ну, скажу я вам…
— Антуан? Вы не могли бы подойти на минутку? — Робин выглядывает из маленького кабинета справа от нас, и, хоть улыбается, вид у нее весьма смятенный.
— Извиняй меня, мисс Блумвуд, — виновато произносит Антуан. — Давина! Предложийте мисс Блумвуд пробовай какой-нибудь торт.
Улыбчивая помощница исчезает за двойными дверями и тут же возвращается с бокалом шампанского и фарфоровой тарелкой, на которой лежат два ломтика торта и сахарная лилия. Она вручает мне вилку и поясняет:
— Здесь манго, клубника и мандарин, а это — крем-карамель с фисташками и трюфели из кофе мокко. Наслаждайтесь!
Невероятно! Каждый ломтик — с тремя разными наполнителями пастельных цветов. Даже не знаю, с чего начать!
Ладно… Начнем с кофе мокко.
Я отправляю в рот кусочек — и едва не лишаюсь чувств. Вот какими должны быть свадебные торты. Ну почему у нас в Англии таких не делают?
За несколькими глотками шампанского следует лилия со вкусом лимона. Неземное наслаждение! Затем я принимаюсь за второй ломтик, следя, как рядом девушка старательно выводит веточку ландыша.
Знаете, пожалуй, надо купить для Сьюзи здешний тортик на крестины. То есть подарок будет само собой, но вдобавок стоит заказать и торт.
— Вы не скажете, сколько стоят такие торты? — спрашиваю я девушку, расправившись со вторым ломтиком.
— По-разному… — говорит она, поднимая голову. — Как я понимаю, начиная от тысячи долларов.
Я едва не захлебываюсь шампанским. Тысяча долларов? Начиная с тысячи долларов?
За торт?
Интересно, на сколько же я сейчас съела? У меня на тарелке до сих пор лежит долларов пятьдесят!
— Хотите еще кусочек? — Девушка бросает взгляд на кабинет. — Антуан, похоже, задерживается.
— Ну… почему нет? А можно попробовать один из этих сахарных тюльпанов? Так, для ознакомления.
— Конечно, — любезно отвечает девушка. — Что захотите.
Она дает мне тюльпан и веточку миниатюрных белых цветов, и я вгрызаюсь в них со счастливым видом, запивая всю эту королевскую роскошь шампанским.
Затем лениво озираюсь и замечаю крупный, изящный цветок, бело-желтый, с редкими капельками росы. Ото. Выглядит соблазнительно. Я перегибаюсь через вереницу засахаренных сердечек, подхватываю его и едва не отправляю в рот, как вдруг раздается вопль.
— Сто-о-о-ойте! — Парень в белом несется ко мне через всю комнату. — Не ешьте нарцисс!
— Ой! — Я вовремя останавливаюсь. — Извините. Я не знала. Он. какой-то особенный?
— Я делал его три часа, — произносит парень, бережно забирая нарцисс у меня из рук. — С ним все в порядке. — Он улыбается мне, но я вижу, что на лбу у него выступил пот.
М-да. Ограничусь-ка я шампанским. Делаю еще один глоток, верчу головой в поисках бутылки, и тут из комнаты, где закрылись Робин и Антуан, доносятся громкие голоса.
— Это не бывай деяние умысла! Мадемуазель, я не делать вендетт!
— Нет, делать! Да вы меня просто возненавидели! — раздается женский голос.