Откашлявшись, Дарок сказал:
— Увеселительные поездки в Эбойн и Абердин? Да что вы! Ничего подобного не было. Вы же знаете наших сплетников. Хлебом не корми, дай очернить человека. Чтобы иметь столько женщин, сколько мне приписывает молва, я должен быть по меньшей мере турецким пашой!
И он неуверенно рассмеялся.
— Значит, ваша репутация безупречна? — улыбнулся в ответ Ренд. — Вот и отлично. Но уверены ли вы, что Фиона тоже считает ее таковой?
Дарок выпрямился в кресле и воскликнул:
— Разумеется! Фионе известно, что она — та единственная женщина, которую я когда-либо любил и буду любить. И я не знаю, как мне убедить вас, что я вовсе не распутник! Я могу лишь дать вам слово джентльмена!
— Но я и так верю вам, — улыбаясь, заметил Ренд.
— Правда? — В глазах Дарока плеснулось сомнение.
— Правда. Я ведь знаю, зачем вы на самом деле ездили в Эбойн и Абердин.
Эти сведения Ренд почерпнул из писем доктора Инна, адресованных мистеру Гранту. Не то чтобы доктор считал Дарока скопищем всех пороков, но кое-какие подозрения у эскулапа зародились, и он поделился ими со своим другом. Ренд вспомнил ту ночь, когда он остановился в придорожной гостинице «Две вороны» и увидел молодого Дарока, который выбрался из кареты, прижимая к себе завернутого в плед человека. Позже он объяснил, что возил своего захворавшего друга к врачу и что больной уже поправился. Да, улыбнулся Ренд, к врачу его действительно доставили, но вот поправился он вряд ли. Разве что уподобился библейскому Лазарю…
— Что до контрабанды, то к ней я больше касательства не имею! — напыщенно объявил Дарок.
— Не сомневаюсь, — вежливо и холодно откликнулся Ренд.
Дарок явно рассердился, но с места не двинулся и ничего не сказал.
Ренд подался вперед, чтобы подчеркнуть всю значимость своих слов.
— Доктор Инн неоднократно говорил мне, что в абердинском университете ощущается острая нехватка трупов для изучения анатомии студентами-медиками.
Дарок облизал пересохшие губы.
— Любопытно, — хрипло промолвил он.
— Представляете, даже члены Королевского хирургического общества не брезгуют приобретением необходимых… э-э… образцов!
— Да, мне тоже приходилось это слышать. — Дарок не сводил с Ренда пристального взгляда.
— А ведь осквернение могил является уголовным преступлением.
Молодой человек молчал.
— Однако я немного отвлекся. Я упомянул о рассказах доктора Инна только потому, что знаю о вашем увлечении естественными науками. А теперь давайте вернемся к поездкам в Эбойн и Абердин. Правильно ли я понял, что отныне вы будете редко покидать Дисайд и всецело погрузитесь в хлопоты, связанные с управлением вашим поместьем?
Дарок несколько раз энергично кивнул.
— А если вы и предпримете поездки в оба эти города, то по крайней мере днем, а не под покровом ночной темноты?
— Даю вам слово.
— Ну, а ваши занятия медициной?
Дарок густо покраснел и пролепетал:
— Я… я никогда не относился к этим занятиям серьезно. Видите ли… у меня были друзья… и я хотел им помочь. Вот и все.
— Отлично! — Ренд довольно потер руки и откинулся на спинку кресла. — Кажется, мы с вами нашли общий язык.
— Значит, я могу сообщить Фионе, что вы даете согласие на наш брак?
— Экий вы нетерпеливый, — усмехнулся Ренд. — Разумеется, вы можете сообщить это Фионе, но прежде мы обсудим брачный договор. А для начала давайте-ка глотнем виски…
Спустя полчаса Ренд наблюдал из окна библиотеки за тем, как Дарок подбежал к прогуливавшейся по лужайке Фионе и заключил ее в объятия. М-да, выходит, он только что сделал членом своей семьи контрабандиста и осквернителя могил!.. Ренд недоуменно покачал головой и вынес себе приговор: сумасшедший. Тут он услышал, как молодые люди твердят под окном в два голоса: «Я люблю тебя! Люблю!», и неспешно направился наверх, в спальню.
С некоторых пор у Кейтлин появилась привычка дремать днем. Она ложилась на кровать, не убирая покрывало и не раздеваясь. Ее длинные черные ресницы слегка дрогнули, когда он вошел, но глаза Кейтлин так и не открыла.
— Mo gaol orist… — прошептал Ренд.
— Хорошо-хорошо. Приляг.
Кейтлин немного подвинулась. Ренд сел на краешек кровати и принялся любоваться своей женой. В его взгляде таилось вожделение, но он не хотел, чтобы Кейтлин заметила это. Сейчас, на четвертом месяце беременности, она по-прежнему была для него самой красивой и самой желанной из всех женщин. Поэт, конечно, воскликнул бы, что тут не обошлось без любви, но Ренда это слово все еще смущало.
Он хотел дать ей время преодолеть прошлую любовь… любовь к Дэвиду. Беременность пришлась как раз кстати. Она позволила Ренду более сдержанно выражать свои чувства. Конечно, он мог бы предложить ей спать в разных спальнях. Многие пары предпочитали не ночевать в одной комнате, когда в семье должен был появиться ребенок. Ренд несколько раз собирался сказать это — но не мог, потому что был не в силах лишить себя ее близости, аромата ее тела и волос, ее сдавленных стонов, которые вырывались у нее в минуты страсти. Если уж ему не удалось завладеть сердцем возлюбленной, то по крайней мере он имеет власть над ее телом… во всяком случае до тех пор, пока она против этого не возражает.
Неужели Кейтлин не замечала, что он изменился, удивлялся Ренд. Ему казалось, это не укрылось бы даже от слепого, а ведь Кейтлин была куда наблюдательнее многих. В последнее время он терпеливо потакал всем ее прихотям, старался уловить все оттенки ее настроения. Ему, от природы обладавшему неукротимым нравом, приходилось сдерживать себя, быть мягким и спокойным. Он делал все, что от него зависело. Дать больше он был не в силах. Поистине, небесные ангелы должны бы слагать гимны его покладистости.
Он потратил тысячи, десятки тысяч фунтов, облагораживая это крохотное поместье. Управляющий поглядывал на него с явным неодобрением, но вынужден был подчиняться. Братья же были более откровенны. Они называли его транжирой и говорили, что он вкладывает деньги в очень рискованное предприятие, которое начнет приносить доход только через столетие. Вся троица — и Гарри, и Питер, и Роберт — с удовольствием подтрунивала над своим старшим братцем и немало ему этим досаждала.
Однако после того, как с ними поговорила Кейтлин, насмешники умолкли. Она сумела переубедить их, призвав задуматься о судьбе следующих поколений. «Ведь клан Рендалов не пресечется на вас, — внушала братьям Кейтлин, — и эти земли должны кормить не только нас, но и наших детей и внуков».
О господи! Когда Кейтлин произносила все эти правильные слова, она очень напоминала Ренду офицера-вербовщика. И тем не менее ее красноречие возымело нужное действие. Братья поддались на уговоры его жены так же, как и он сам, будучи романтически настроенным юношей, пленился рассказами седовласого вояки-ветерана.
Да, Ренд переменился настолько, что уже сам себя узнавал с трудом. Он начал чувствовать себя главой древнего и могущественного клана и понял, что следует заботиться о нуждах родного края. Но иногда ему хотелось, чтобы Кейтлин не забывала поддерживать огонь в семейном очаге. Ведь у нее все же есть муж, который мечтает о ее ласках и приветливых взглядах. Ну сколько можно терпеть такое положение вещей?! Ни один мужчина никогда не делал для своей жены столько, сколько он, Ренд. И он чувствовал, что вот-вот не выдержит и взорвется.
Свадьба Дарока и Фионы была пышной и торжественной. Ренд чинно подвел невесту к жениху. Одежда джентльменов была выдержана в шотландских традициях. Юбки цветов Гордонов и Рендалов были изготовлены здесь, в Дисайде, и выглядели просто великолепно.
Английские Рендалы прибыли на свадьбу в полном составе. Почтенная вдова не могла налюбоваться своими мальчиками и все удивлялась, до чего же красят их эти странные юбки.
Появление Фионы в свадебном платье исторгло у всех присутствующих дружный вздох восхищения. Однако сама невеста не придавала своему наряду слишком уж большого значения. Она не могла отвести взор от лица жениха — этого молодого красавца с точеными чертами, который так долго добивался ее руки. Когда глаза влюбленных встретились, Фиона радостно улыбнулась, и весь день ее не покидало ощущение счастья.
Платье Кейтлин было сшито мастерицами из клана Гордонов — клана ее отца. На правой руке молодой женщины сияло кольцо Дароков. Если она хотела дать понять всем гостям, что не считает себя больше незаконнорожденной, то ей это удалось. Присутствующие были изумлены и долго перешептывались. Но разве они и раньше не знали, что леди Рендал принадлежит к роду Гордонов из Дарока? Несколько месяцев назад, сразу после смерти Дональда и Гленшила, весь Дисайд обсуждал историю рождения Кейтлин, из которой она решила не делать тайны. И вот теперь всем надлежало понять, что мрачное прошлое уже не вернется. Нет больше кровной вражды между двумя знаменитыми и разветвленными кланами. Отныне Гордоны и Рендалы станут жить в мире.