– Помню, конечно. Предложение остается в силе.
– Правда? Я был бы рад…
– Отлично!
– Когда и где?
– А приезжай ко мне! У меня есть хороший виски.
– Не, я лучше водки куплю.
– И водка есть. И закуску организую, правда, Петрович, приезжай, нам давно пора поговорить по душам!
– А сейчас можешь?
– Могу!
– Я подъеду через часок?
– Жду!
Бобров обрадовался. Если мы с Петровичем примиримся, Марта будет рада. Ему сейчас хотелось радовать жену. Он даже поехал и купил ей дорогущее пальто на подкладке из голубой норки и решил, что захватит его в аэропорт, когда поедет ее встречать.
Сокольский пришел ровно через час.
– Ну привет, старина! – смущенно произнес он. – Пожмем друг другу руки, что ли?
– Давай!
Они обменялись рукопожатием.
– Заходи, Петя, ничего, что посидим на кухне?
– Да ты что! Мне в радость эта московская привычка! Помню, радовался без ума назначению в ООН, а сейчас счастлив просто, что вернулся. Устал как собака! О, ты тут чего-то настряпал, я гляжу?
– Мясо в горшочках.
– А Мартышка мне не говорила, что ты кулинар, – улыбнулся Сокольский.
– Может, и говорила, но ты слушать не хотел, а? – улыбнулся Бобров.
– Может, и так. Прости меня, Миша. Я был дурак дураком…
– Но сумочку красивую выбрал! – засмеялся Бобров. – А уж какого красавца с ней прислал! Мне Марта его фотку показала.
– Признаю! Глупость несусветная.
– Знаешь, я почему-то всегда знал, что рано или поздно ты вот так придешь ко мне и все наши недоразумения останутся в прошлом. У тебя что-то случилось?
– Случилось, Миша. Ирка меня бросила.
– Быть не может! – удивился Бобров.
– Может! Еще как может!
– И что теперь?
– Ей предложили работу в пресс-центре МИДа.
– Но это же не повод…
– Нет, конечно. Она устала от меня. Я и вправду вел себя черт знает как. Закатывал истерики, ревновал незнамо к кому… Уже в Москве начал вдруг блядовать, хотя это вообще не мой жанр, но, видимо, седина в бороду… И она мне сказала: «Я многое могу стерпеть и понять, но элементарная брезгливость не позволяет мне считать тебя своим мужем!» Собрала вещи и ушла.
– К кому-то?
– Если бы! Просто сняла квартиру! Это было таким ударом… Больше двадцати лет… Знаешь, я пришел домой, а ее нет… И меня вдруг стало рвать…
– Буквально?
– Да, буквально. Долго рвало, я уж весь извелся, даже сосуды вокруг глаз полопались… вон, гляди…
Он снял чуть притемненные очки, и Бобров увидел красные точки вокруг глаз. Ну надо же!
– Я отблевался, рухнул на кровать, и у меня как будто пелена с глаз упала. Как я жил последние полтора года, во что превратился… И я понял, почему я так не хотел, чтобы Мартышка была с тобой. Ты был для меня живым укором! Что ты перенес в жизни и не сломался, остался человеком и мужиком, а я чувствовал, что я слабак… и бесился от этого… Мне стыдно, Мишка, честное слово! Прости меня, брат!
– Да ладно, Петя, я могу тебя понять. И, кстати, думаю, Ира тоже поймет, если ты придешь к ней и все это скажешь…
– Да это-то она понимала и раньше. А вот загулы по бабам…
– Думаю, это-то простить легче. С кем не бывает!
– Думаешь?
– Уверен! Она же любит тебя.
– Не уверен уже. Разве что пожалеет, а это для меня невыносимо! Так или иначе, спасибо тебе, брат!
Они сидели, пили, говорили, говорили и от неприязни не осталось и следа. В результате Петр Петрович остался ночевать у Боброва.
Бобров позвонил жене и при виде нее обрадовался. Даже по скайпу было видно, как чудесно она выглядит.
– Маленькая, как ты там?
– Ох, Миша, тут земной рай! Мы вчера ездили в зоопарк мартышек! К моим родственникам! Там такие лемуры, там была одна маленькая коричневая лемуриха, беременная, она так гладила себя по пузу, умора! А мартышки у одного парня из рюкзака бананы тырили! – захлебывалась Марта. – Миш, ты был на Тенерифе?
– Нет, не довелось. А ты купаешься?
– По сто раз в день! Это такой кайф! Океан такой ласковый, теплый…
– Только будь осторожна, пожалуйста! Выглядишь чудесно! Знаешь, ко мне вчера приходил твой брат…
– Ой!
– Мы с ним примирились! Он просил прощения, все осознал, мы хорошо выпили, он у меня даже ночевал. Но Ира от него ушла. Мне как-то не с руки к ней с этим лезть, а ты, когда вернешься, может, попробуешь?
– Обязательно попробую, но ей нужно время, чтобы остыть. Как раз к моему возвращению… Ой, Мишенька, а у тебя все нормально?
– Абсолютно! Все в штатном режиме.
– Ой, Мишка, у меня один здоровенный лемур банан прямо из рук вырвал, а шимпанзе… Они злые, они тут за стеклом, он увидал банан и стал буквально требовать, лезть на решетку, трясти ее, а я при всем желании не могла дать ему этот банан. Так он, в качестве последнего аргумента, предъявил мне свои мужские достоинства. Народ вокруг помирал со смеху. У вас, мужиков, это всегда последний аргумент?
Бобров искренне расхохотался. Какая же прелесть моя Марта. А главное, родная! Насквозь родная!
Бобров пил кофе вместе с коллегой Фридой Марковной и пересказывал ей Мартин рассказ о лемурах и обезьянах.
– Я была в этом зоопарке. Там правда чудесно и безвредных зверушек можно погладить. Мартышки на плечи садятся, и мелкие лемурчики с тобой общаются. Знаете, Миша, ваша жена произвела огромное впечатление на моего племянника! Он когда бывает в Москве, непременно спрашивает, как поживает та восхитительная блондинка, которая была на моем дне рождения.
– Он настоящий красавец, ваш племянник.
– Вы ревнуете, Миша?
– Ну, если он только осведомляется о восхитительной блондинке, то вряд ли у меня есть повод.
– Это верно, – рассмеялась Фрида Марковна.
У него зазвонил телефон. Алла!
– Я слушаю, – сухо отозвался он. Сбросить звонок он не захотел.
– Алло, Мишенька, любимый, я так соскучилась.
– И что?
– Может быть, приедешь вечером?
– Нет, это нереально.
– Сегодня нереально?
– Нет. Вообще нереально. Я виноват, но…
– Но что?
– Продолжения не будет. Извини, мне сейчас неудобно говорить. Все.
Он отключил мобильник.
Фрида Марковна испытующе на него смотрела. И он вдруг почувствовал, что краснеет.
– Миша, простите, что стала невольной свидетельницей. Вот не думала, что люди с вашей биографией способны краснеть.
– Фрида Марковна!
– Все, все, умолкаю! Не мое дело.
– Да вы что-то не так поняли…
– Все я поняла, – грустно улыбнулась Фрида Марковна. – Как говорится, не первый год замужем. Ну да бог вам судья. И простите еще раз, я не хотела вмешиваться.
Она смотрела на него даже с нежностью и сожалением.
– А вообще вы правы! – вдруг сказал Бобров. – Все правильно поняли. А я болван!
– Она была красива, соблазнительна и очень настойчива?
– Да! – рассмеялся Бобров.
– А теперь она требует продолжения…
– Пока не требует, но…
– Вы увлечены ею?
– Да нисколько. Я, что называется, попался в медовую ловушку. Мне стыдно, поверьте!
– Зная вас, верю. А еще она, скорее всего, безмерно восхищалась вами…
– О да! А я, как мальчишка, повелся…
– И теперь вы ее даже боитесь.
– Боюсь, да. Она может…
– Она может поставить в известность Марту?
– Боюсь, что да. А потерять Марту для меня хуже смерти. Знаете, Фрида Марковна, я абсолютно не бабник.
– Это видно. Но и на старуху бывает проруха.
– Да уж! Сам не знаю, что это со мной, почему я вдруг разоткровенничался, это тоже не мой жанр, но вы как-то располагаете… – смущенно улыбнулся Бобров. – Вы очень хороший человек, Фрида Марковна!
– Ну… не преувеличивайте! Но в одном вы можете быть уверены: ни одна живая душа не узнает о нашем разговоре.
– Это я понимаю, иначе и слова бы не сказал.
Марта с Викой сидели за столиком ресторана и разглядывали только что купленные украшения с местным камнем, который назывался оливин. Недорогой, но на диво красивый и разнообразный. Все оттенки зеленого были представлены в купленных украшениях. Марта купила два колечка, одно себе, а второе Ирине. Сережки и кулончик. А Вика купила кольцо и браслет.
– Слушай, а ты не хочешь купить что-то в подарок свекрови? – спросила Марта.
– Да ты что! Она никаких украшений не носит! Вообще! Она это презирает!
– Ой, а я дура, надо было купить что-то Милечке! Брошку! Я куплю ей брошку. Она обожает брошки!