Счастливо смотрела ей вслед, а потом повернулась к своему мальчику, барахтающему ножками и счастливо проговорила:
– Ну что, давай переодеваться?
Справившись и, взяв своего мальчика сына на ручки, молча смотрела, как он радостно дергает мои волосы, с интересом исследуя их, не забывая слюнявить.
Так замечательно, а ведь этого могло и не быть.
Закрыла глаза на секунду и выдохнула, вспоминая события, произошедшие три года назад. До сих пор трясло оттого, что случилось тогда, когда отец Андрея украл Риту, а я мерзла в вагончике, не представляя, как смогу выжить. После этого я с сестрой Андрея оказались в платной больнице, куда нас безжалостно определил Шторм, не рассматривая лечение на дому с врачом. Соркина с гриппом, а я с пневмонией, получая порцию антибиотиков и общение с психологом. Мне-то не нужно было, хотя… кто его знает. Ходила с Ритой, за компанию и по просьбе Андрея, так как девушка нуждалась в помощи, после всего, что пережила и узнала. Сама она отказывалась, а когда вместе не только ходила, но и говорила. А потом и без меня, а я наблюдала за ней, замечая явные изменения.
Пока сильно болела, дочку Андрей не привозил, показывал через скайп. На выписку забирал нас вместе с ней, за это время втянувшись в роль отца, что вызывало изумление, хотя Рита считала, что в этом нет ничего особенного, вспоминая, как он играл с сестренкой.
Через неделю пошла к отцу, который уже проживал в квартире. Вопрос с долгами за это время Андрей решил, подключая полицию и всех, кого можно было, уничтожив нужные договоры. Не знаю, почему арестовали всю эту коллекторную шарашку, но факт есть факт. Андрей попросил не спрашивать, и я очень даже послушалась.
Встреча с Еленой и отцом прошла не очень приятно. Ее не было, она куда-то вышла, когда я позвонила в дверь. Даже не зная, с чем я пришла и, не спрашивая, почему так долго не появлялась, отец только пропустил вперед и пошел в зал, усевшись на диван.
Такое отношение лишний раз доказало, что он мне совершенно посторонний человек. Не стала чего-то ждать, спрашивая о погоде или интересуясь, как они поживают. Уже попользовались, теперь пусть сами… справляются.
Прошлась по комнате и, посмотрев на него внимательным взглядом, спросила:
– Почему ты не сказал мне правду?
Александр Валерьевич растерялся, а потом пробубнил:
– Не по-понимаю о чем ты.
Подошла к окну и спокойно сообщила:
– Я прочитала дневник матери, Анастасии, и все знаю. Все.
Он вздохнул, очевидно, услышав не самую приятную новость от меня, и отвернулся в сторону, смотря куда-то в сторону. Странно, я ожидала объяснений, извинений, а тут… НИЧЕГО. Просто наблюдала за ним, совершенно не понимая, что моя мать нашла в этом человеке. Разве он стоил ее? Точно поняла одно, мама любила его и наивно верила, а он… НЕТ. Притом никого из них, ни Елену, ни Анастасию, как, впрочем, и свою дочь. За все то время, что жили вместе, он видел, как я тянулась к нему, чувствуя родное тепло, но он ни разу не поддержал без разрешения матери, не сказал доброго слова.
Внезапно осознала, что я тут только зря теряю свое время, как и Шторм, ожидающий меня на лестничной площадке, выкуривая очередную сигарету, вместо того, чтобы быть с любимой семьей. Пошла на выход, но вдруг остановилась и сказала:
– Ты никогда никого не любил. Слабый, безвольный… трус. Знаешь, если бы я приехала тогда, когда прочитала дневник, ты бы многое услышал и не в таком тоне, как сейчас. За это время передумала, перегорела и поняла, что ты даже этого недостоин. Столько лет… столько лет разрешал ей меня использовать, унижать. И кому? Завистливой, жалкой женщине, считающей себя обиженной королевой, которой все должны. Что ты за отец? Потребитель. Паразит. Я больше никогда никого из вас не хочу видеть в своей жизни. Хватит, довольно. У меня есть те, кого люблю и с кем хочу общаться.
Только договорила, как дверь открылась и вошла Елена с наглым выражением лица, кидая маленький белый пакет на диван, в котором лежали хлеб и пакет молока. Она посмотрела на меня, а потом на купленное добро, и процедила:
– Что, змея, одумалась и пришла? Наконец-то совесть взыграла и появилось понимание, что родители с голоду подохнут?
Повернулась к ней и процедила:
– Больше никогда не смей так ко мне обращаться. Только Валерия. Ты мне никто и я не хочу тебя знать, как и его. Решайте ваши проблемы самостоятельно!
– Что? Я – тво…
– Моя мать – Анастасия, – с усмешкой выдала, пронизывая ее презрительным взглядом с головы до пят. – А ты как червь, который всю жизнь только и высасывал из меня кровь, тем самым доказывая, какая мелочная и ничтожная бывает злобная, завистливая женщина. Теперь сама учись жить и зарабатывать, как раньше.
– Да ты…
Прошла несколько шагов и остановилась. Повернулась к ним, наблюдая в глазах Елены ненависть и злость, у отца – стыд и смирение. Неудивительно.
Хмыкнула и с любопытством поинтересовалась:
– И еще, уж очень интригует... Почему ты согласилась стать мне матерью? Воспитывать дочь своей сестры, которая родила от твоего мужа? Почему? Не верю, что любила, ты на это неспособна, – специально подобрала слова, чтобы она уж раскрыла все как есть.
Женщина вышла вперед и гневно процедила:
– Да если бы не квартира этой твари, которая досталась родителям, и деньги на счету, я на тебя и не посмотрела. Молилась, чтобы потерялась где-нибудь в лесу. Они отписали все мне с условием, что я никогда ничего не скажу либо вынуждена буду вернуть все с учетом индексации на момент нарушения соглашения. Только поэтому. Уж поверь, брать выродка этой проститутки, я совсем не хотела.
– Не стоит кидаться словами! Тебе до нее никогда не допрыгнуть… во всем. И что-то я не заметила, что ты много получила от этого добра. Или красиво жить не запретишь?
– Если бы так! Но нет. Твой никчемный отец совсем ничего не получал, несмотря на деньги отца, которые он спустил в аферное дело. Мне пришлось ими обеспечивать семью. Ты должна быть благодарна мне за безбедное дет…
– Я неблагодарна! И не верю ни одному твоему слову! – резко выдала, продолжая: – Вы даже не можете себе представить, как я сожалею, что именно вы воспитывали меня.
Пошла вперед и услышала голос отца:
– Прости. Я… я не хотел, чтобы было так. И… если ты читала дневник, то… это я вырвал страницы. Увидел, что Лена их рвет, исписывает, и…
– Ты подлец! Ты обещал его сжечь! – закричала она, с ненавистью смотря на мужа. – Из-за тебя мне могут повесить сумасшедшую сумму… Идиот!
Вздохнула и, не желая оставаться здесь ни секунды, на прощание добавила:
– Не могут… Мне это не нужно. Подавитесь. Я не хочу видеть вас и знать. Пока моя дочь растет, можете оставаться в этой квартире. Платите по счетам и содержите в нормальных условиях. Если будет хоть одна задолженность, я отправлю людей, и вас выгонят отсюда, поменяв замки. У вас есть время накопить и купить себе что-то достойное, а ко мне больше никогда не обращайтесь. Вы мне никто!
Даже сейчас чувствовала осадок от этих воспоминаний. Теперь все в прошлом. С бабушкой я тоже поговорила. Приехала со Светой и Штормом к ним в гости. После слез и долгих объяснений, я познакомила их со своим мужчиной, представившимся моим мужем. Дед был доволен, а бабушка плакала от счастья, сказав, что рада, что у меня именно такой муж.
После свадьбы, которая состоялась через месяц, я поехала в Санкт-Петербург, желая посетить могилу матери. Даже не описать тех чувств, когда дрожащими руками вцепилась в оградку, вглядываясь в ее портрет на гранитном памятнике. Такая красивая, улыбающаяся, счастливая. Как будто смотрела на меня и радовалась, что я пришла…
Даже не могу описывать… Тяжело.
А потом увидела его…
Сразу поняла, что это ОН. Тот, о ком она описывала в дневнике – Анатолий. Высокий подтянутый мужчина с густыми усами в черном костюме шел в нашу сторону с цветами в руках – хризантемами. Читая первые дневники Анастасии, помнила, как она отзывалась об этих цветах – с нежностью и восторгом. Коркинов нес маме красивый букет с грустью в глазах, хмуря густые брови.
Увидев меня, замер. Видела, что он пораженно смотрит на меня, как дрогнула рука, потянувшись ко мне. Он неверующе смотрел, а потом подошел ближе.
Тут же почувствовала Андрея, он всегда рядом, защищая от всего и всех, не спрашивая никого. Мужчина посмотрел на него и уважительно кивнул, а потом с теплотой в глазах посмотрел на меня и произнес: