Его оказалось легко установить, любой бы справился, но Дрейк всё сделал и выпил чая с сестрой в старой гостиной, оставшейся, несмотря на все переделки и расширение дома, его центром. Демельза выглядела прекрасно, даже особенно привлекательной — она расцветала с регулярными интервалами, как полевой цветок, а дети вскарабкались на Дрейка, а потом убежали. Росс был на шахте.
— Чудесные у тебя дети, сестра, — сказал Дрейк.
— Пышки, — откликнулась Демельза.
— Как-как?
— Пышки. Так их называет Джуд.
Дрейк улыбнулся.
— Им с рождения повезло больше нашего.
— Да и отец у них немного другой.
— И мать.
— Ты ведь не помнишь маму, да?
— Не помню. Ты была матерью для нас шестерых.
— А я знала ее, пока мне не исполнилось восемь. А потом... потом я ее заменила. В таком возрасте ведь не думаешь, не сравниваешь, не размышляешь. А когда становишься старше — всё иначе. Я часто гадала, почему она вышла за отца. Она была сиротой и, мне кажется, ребенком любви, но ее вырастила тетя на ферме. В детстве она часто убаюкивала меня, рассказывая про уток, кур и гусей. Она была такая красивая. Или мне так казалось. Пока вместе со всеми нами не попала в нищету. Я не помню, чтобы отец когда-нибудь приходил домой прежде, чем пропьет всё заработанное.
— А отец в молодости был привлекательным?
— Трудно сказать наверняка. Трудно это понять, когда люди состарятся. Доктор Чоук когда-нибудь был привлекательным? А Толли Трегирлс? Или Джуд?
Дрейк рассмеялся.
— Мне пора, сестренка. Спасибо за чай. Джереми скоро уедет в школу?
Демельза нахмурилась при этой мысли.
— Я пытаюсь научить его всему, что знаю, и возможно, мы наймем учителя. Я не стану его удерживать, если он захочет уехать, но в семь или восемь лет жестоко отрывать мальчика от дома. Росс не уезжал до смерти матери, а тогда ему исполнилось десять.
— Конечно, — согласился Дрейк. — А Джеффри Чарльз уехал в Харроу в одиннадцать.
Это была скользкая тема, и на некоторое время они умолкли.
— А вот и Росс.
Потом они еще поболтали, Росс отказался от предложения свежего чая, выпил чашку из остывшего чайника и попросил Дрейка как-нибудь утром зайти на шахту, потому что они недавно получили новые инструменты, буры, гвозди и проволоку из Бристоля, и он подозревает, что качество неважное, но ему трудно судить.
Дрейк ответил, что придет в понедельник к семи, и направился к двери, но тут Демельза сказала:
— Похоже, Розина Хоблин уже уходит. Ты ее знаешь, Дрейк? Она живет в Соле с семьей. Шьет кое-что для меня.
Дрейк задумался.
— Кажется, я ее где-то видел.
— Я отдала ей стул — ну ты знаешь, Росс, тот старый, из спальни. Ей дома пригодится, но она прихрамывает, ей будет трудно нести его так долго. — Демельза подошла к двери и позвала: — Розина!
— Да, мэм.
Розина с иголкой в руке подошла к двери. Увидев двух мужчин, она удивилась.
— Ты уже уходишь? Ты, наверное, закончила.
— Ах, это. Я просто хотела добавить пару стежков там и сям и ждала, пока вы посмотрите и одобрите.
— Ты знакома с моим братом Дрейком Карном? Ему как раз с тобой по пути, он живет в Сент-Агнесс, совсем рядом, и может помочь донести стул.
— Ох, мэм, я справлюсь. Он не такой уж тяжелый, а я привыкла таскать воду и всё такое.
— Что ж, — сказала Демельза, — Дрейк всё равно идет в ту сторону. Ты ведь не возражаешь, Дрейк?
Дрейк покачал головой.
— Тогда сходи за шляпкой.
Девушка скрылась и вскоре вернулась с рабочей корзинкой и стулом, который вручила Дрейку. Они отправились в путь по скрипучему деревянному мостику и вверх по дороге, обрамленной кустами боярышника. Росс и Демельза смотрели им вслед.
— Это что, новая попытка устроить брак? — спросил Росс.
Демельза прищурилась.
— Несмотря на все старания Дуайта, она всё равно немного прихрамывает. Она милая девушка.
— Это самая нахальная затея, что я когда-либо видел.
— Ох, ничего подобного! Мне так не кажется... Но раз уж они оказались здесь в одно и то же время...
— И по твоему приглашению.
— Росс, Дрейку нужна жена. Я не хочу смотреть, как его юность увянет от разочарования и одиночества. Я хочу снова видеть его радостным, как раньше. Он мой любимый брат.
Росс налил себе еще чаю, но в чайнике остался один осадок.
— Что-то в твоих словах есть. Но берегись: сводни часто обжигаются.
— Больше я ничего делать не буду. Я просто... просто сведу их вместе пару раз, вот и всё.
Росс допил вторую чашку.
— Дрейк упоминал в разговоре Джеффри Чарльза?
— Да, сегодня упомянул. А что?
— Если Джеффри Чарльз приедет домой на лето, Дрейк заметит в нем серьезные перемены. Я встречался с ним в Лондоне. Я тебе не говорил, но я водил его в сады Воксхолл [1]. Мне показалось это подходящим.
— Джорджу это не понравилось бы.
— Пусть Джордж катится к черту. Мы слушали музыку, а потом выпили по бокалу вина в саду, увернувшись от проституток, затем пошли в ротонду, взглянуть на статую. В семь я отвел его обратно. Он изменился. Возмужал. Сказал, что в следующем семестре у него на побегушках будет сам лорд Аберконвей.
— Что ж, такое случается с мальчиками. Они так внезапно взрослеют. С этим ничего не поделаешь, но мне жаль, если перемены не к лучшему.
— Что ж, я бы не сказал, что они неприятные, ничего подобного. С ним приятно общаться. Просто эти годы в Харроу превратили его в умудренного опытом юношу. Знаешь, что я чувствовал, когда шел рядом с ним? Будто ожил его отец. Я знал Фрэнсиса с детства, но именно подростком помню его особенно четко. Джеффри Чарльз стал ожившим портретом отца. И поскольку я любил Фрэнсиса (по большей части), то мне нравится и Джеффри Чарльз. Он остроумный, живой, может быть, пока немного несдержанный, но всё равно в его обществе приятно находиться.
— Но для Дрейка он неподходящая компания.
— Не думаю, что их дружба продлится.
По дороге вверх по холму, а потом по вересковой пустоши к Грамблеру искра между Дрейком и Розиной не вспыхнула. Розина была в желтой шляпке и выцветшем, но чистом муслиновом платье с белой оборкой на подоле, из-под которого во время ходьбы выглядывали черные башмаки. Ее хромота была почти незаметной. Дрейк со стулом на плече пытался приноровиться к походке Розины. Он был в зеленых шерстяных штанах, грубой рубахе, открывающей шею, и зеленом шейном платке.
Они молчали так долго, что оба почувствовали необходимость прервать тишину.
— Я слишком быстро иду? — спросила Розина.
— Нет, всё нормально.
— Скажи, если что.
И разговор прекратился.
Потом, пару раз облизав губы, Розина выговорила:
— Обычно я захожу туда раз в неделю. Госпоже Полдарк проще, если я прихожу к ней работать, чем посылать за готовым шитьем. Я чиню, штопаю и всё такое.
— Моя сестра никогда не сидела за шитьем.
— Да. Она говорит, что не очень-то умеет обращаться с иголкой. Зато придумывает всякое. Часто, когда я прихожу, она что-то предлагает, а я делаю.
— А тебя кто научил?
— В основном сама. — Розина смахнула с губ прядь волос. — Я так долго не могла толком ходить, что начала работать руками. А потом одолжила книгу у миссис Оджерс.
— Ты умеешь читать?
— Да. Мама приносила домой стирку из Тренвита, и белье часто заворачивали в газету. Но я плохо читаю.
— А я не умел ни читать, ни писать до восемнадцати лет. Потом меня научила сестра.
— Эта сестра?
— У меня только одна. И семеро братьев.
— Сэм ведь твой брат, да? Проповедник. Я часто его вижу. На редкость хороший человек.
— Ты методистка?
— Нет, просто хожу в церковь по воскресеньям.
Они дошли до окраины Грамблера. Оба понимали, что стоит им вдвоем пройти по улице, как по всему Солу разнесут слух, что наконец-то Дрейка Карна захомутали, и это Розина Хоблин.
— Слушай, — сказала Розина. — Дальше я сама справлюсь. Правда. Стул совсем легкий, это точно.
Он задумался, стоя на ветру.
— Да. Сейчас не время. Если ты не хочешь чего-то еще.