Мерривейл вспыхнул от удовольствия, как девочка-подросток от комплимента защитника школьной футбольной команды.
Грейс молча слушала.
– Я создал идеальную модель. Неуязвимую. Но в то время парень вроде меня, практик без специального образования, считался ненадежным. Слишком большой риск. Я не мог продать доллар за девяносто центов. Но этот парень, – он кивнул в сторону Джона, – был любимцем глав всех швейцарских банков. Они буквально брали корм из его рук, как ягнята. Благодаря приведенным Джоном инвесторам мы выдержали шторм. Однако именно мелкие инвесторы сделали нас тем, чем мы стали. Семейные пары, маленькие благотворительные учреждения доверяли «Кворуму» деньги. Знаешь, Мэдофф и Сэндфорд были просто снобами. Если ты не был членом правильного гольф-клуба, не происходил из правильной семьи, эти ублюдки брезгливо шарахались от твоих денег. Меня от них тошнило! Кто они, черт возьми, чтобы указывать простым людям их место! Можно подумать, эти самые люди недостойны хорошей жизни! Что Американская Мечта для них недоступна!
«Кворум» был иным. Мы любили маленького человека и делали его богатым. А он делал богатыми нас. Долгое-долгое время. А теперь они недовольны!
Грейс больше не смогла выносить его фарисейства.
– Эти люди… маленькие люди, – выплюнула она, все еще чувствуя, что говорит с призраком, но не в силах сдержаться. – Они потеряли все из-за «Кворума»! Все! Многие семьи обнищали из-за того, что ты сделал! Благотворительные учреждения закрылись. Молодые люди, имевшие семьи, кончали с собой из-за…
– Трусы! – Ленни Брукштайн с отвращением покачал головой. – Представить не могу! Убить себя из-за того, что остался без денег! Это не трагедия. Жалкий фарс! Прости, Грейс, но ведь всегда рискуешь, когда вкладываешь деньги! Никто не вынуждал их нести мне свои чертовы сбережения!
Грейс пришла в ужас от того, что ее тянет выстрелить в Ленни. Легкое движение пальца – и она может навсегда его заткнуть! Заставит замолчать это гнусное, бессердечное привидение, призрак, уничтоживший Ленни, которого она знала. Которого помнила. Которого любила. Верить в которого ей было необходимо всю ее взрослую жизнь. Но как бы глубоко ни ранили его слова, она считала себя обязанной их выслушать. И узнать правду.
– Так или иначе, – продолжал он, – много лет все было в порядке. Все были счастливы. Но году в двухтысячном дела пошли худо. Научный бум, расцвет интернет-компаний… словом, безумное время. Просто безумное. Буквально за одну ночь любая бизнес-модель, любая инвестиционная стратегия переворачивались с ног на голову. Молодые парни, еще учась в колледже, открывали вроде бы совершенно бесполезные фирмы, прокручивали деньги, а потом, года через полтора, продавали эти фирмы за миллиарды долларов. Куда не посмотришь, люди запускали ракеты. И каждый старался поймать эту ракету за хвост. Все древние динозавры вроде меня. Только поймай нужную лошадку и покрепче держись во время скачки.
При воспоминании о прежних днях глаза финансиста сверкнули.
– Как раз тогда я и встретил тебя, милая. Самое счастливое время в моей жизни. Знаешь, я всегда любил тебя.
Он взглянул на Грейс. Глаза его наполнились слезами.
«Господи, да он не притворяется! Просто безумен! После всего, что сделал со мной, воображает, будто имеет право говорить о любви?»
– Продолжай, – коротко велела она.
Ленни пожал плечами.
– После этого все покатилось под откос. Я много вложил в интернет-компании, купил кучу спекулятивных фирм. И прогорел. Между две тысячи первым и две тысячи третьим я, должно быть, потерял… – Он вопросительно уставился на Джона. – …не знаю. Много. Десять миллиардов…
– По меньшей мере, – кивнул Джон.
– Как это возможно? – перебила Грейс.
– Как? Очень просто. Ты делаешь ставку и теряешь. Вот и все. Мы просто делали чересчур большие ставки.
– Но как случилось, что никто об этом не узнал?
– Я держал все в тайне. Что я, дурак? Я был очень осторожен, Грейси. Заметал следы. В этом мы достигли великого искусства. Это проще, чем кажется, особенно в таком сложном и разнообразном бизнесе, каким был «Кворум». Всегда можно показать, что твои активы гораздо больше, чем на самом деле, скрыть убытки и денежные обязательства. Перестали регистрировать сделки, уничтожили кучу документов и компьютерных записей. Имевшиеся деньги находились в постоянном движении, мы перебрасывали серьезные суммы из одного банка в другой. Конечно, Комиссия по ценным бумагам пыталась что-то разнюхать, но официально расследование так и не началось.
– Значит, ты лгал своим инвесторам. Маленьким людям, которые тебе доверяли. Как лгал мне.
– Я защищал их! И тебя! – завопил Ленни.
– Защищал меня?!
Если бы это происходило не с ней самой, Грейс наверняка развеселилась бы.
– Конечно. Разве не ясно? Пока никто не запаниковал, пока все держались за меня, я вполне мог бы восполнить потери. И уже начал делать это, Грейс. В этом и заключается ужасная гребаная ирония. Все обездоленные семьи, над которыми я, по-твоему, должен плакать, именно они втянули нас в это дерьмо! Не я! Это они одновременно попытались обналичить вклады! Вытягивали из нас деньги, как отара напуганных тупых овец, которые все вдруг поперли к обрыву, несмотря на опасность!
Он всплеснул руками.
– Я мог бы все исправить. Мог… Но не успел. После краха сначала «Беарна», потом «Лемана» начался хаос. Эти ублюдки разрушили все, что я создал. И я не смог их остановить! Но сделал все, чтобы не пойти на дно вместе с ними. Я обязан был выжить, Грейс. Обязан.
У Джона возникла идея насчет яхты. Мы решили поехать в Нантакет и инсценировать мое самоубийство. Сначала думали, что я просто исчезну, ну как бывает: пропал без вести. Но я не мог оставить такое дело на волю случая. Зная, какая буря разразится в «Кворуме», я боялся – вдруг какой-нибудь бдительный коп начнет меня искать? Нам понадобился труп.
Грейс задрожала.
«Обрубок в морге. Снимки Дэйви Бакколы. Отрубленная голова… Не может быть!»
– Хочешь сказать… ты убил кого-то?
– Он был никем. Бездомный бродяга с острова. Лентяй и пьяница. Поверь, через несколько месяцев он и сам бы умер. Я немного ускорил события. Вывез его на яхте. Дал бутылку бурбона и оставил наедине с ней. Когда он отключился… сделал то, что следовало сделать.
Грейс зажала рукой рот, чувствуя, как тошнота поднимается к горлу.
– Да, зрелище было не слишком красивое.
Ленни брезгливо поморщился.
– Но как я сказал, это было необходимо. Копы должны были посчитать, что это мой труп, так что пришлось… изменить его. Самым трудным оказалось надеть на палец мое обручальное кольцо. К тому времени он окоченел и был таким омерзительно жирным. Да и шторм разыгрался. На это мы не рассчитывали. Несколько раз меня едва не снесло в океан. Говорю тебе, в жизни не был так рад видеть Грейдона, как в тот раз!
Грейдон. Грейдон Уокер. Имя из другой жизни. Пилот вертолета, принадлежавшего Брукштайнам. Тихий, молчаливый человек. Грейс не слишком его любила. Но, как многие старые слуги семьи, он был фанатично предан Ленни.
– Грейдон доставил меня на уединенную взлетную полосу на материке. Там уже ждал самолет, и так я оказался здесь.
Десмонд Монтальбано был пилотом их «Джи-5», молодым амбициозным бывшим военным летчиком с неистребимой страстью к авантюрам.
– Я знал, что Грейдон сохранит тайну, но в Десе уверен не был.
– Неужели ты и его убил? – охнула Грейс.
– Убил? Конечно, нет, – оскорбился Ленни. – Выдал парню компенсацию за тридцать лет вперед. Самый верный способ заткнуть рот человеку. Ему платит трастовый фонд на Джерси. Путь этих денег абсолютно невозможно проследить.
– «Путь всех денег абсолютно невозможно проследить», – с горечью бросила Грейс. – Кто спрятал остальные? Ты? Джон?
Ленни улыбнулся:
– Дорогая Грейс. Неужели еще не догадалась? «Остальных» просто нет.
– Как это? – тупо переспросила Грейс.
– Я имею в виду те мистические семьдесят с чем-то миллиардов, которые усердно разыскивают по всему свету. Их нет. И никогда не было.
Грейс молча подняла брови.
– О, «Кворум» делал деньги. Это несомненно. Мы заключали сделки. В лучшие дни на наших счетах бывало до двадцати миллиардов, но никогда – семидесяти. И к две тысячи четвертому не осталось ничего.
– Все пропало?
– Почему же, несколько сот миллионов осталось. Ими я выплачивал дивиденды. Покрывал случайные задолженности. И конечно, достойно содержал нас обоих. Я всегда хотел, чтобы у тебя было все самое лучшее, Грейс.