Джонти направилась к выходу, потом на мгновение остановилась. Ковбой Ред привязывал ее маленькую лошадку Красотку рядом с коровой.

— Не привязывай ее там, Ред, — она обошла вокруг экипажа. — Я поеду на ней верхом.

Ред неуверенно посмотрел на Корда, когда Джонти взяла веревку из его рук.

— Я только схожу оседлаю ее, — сказала она, направляясь к конюшне.

Джонти успела сделать лишь несколько шагов, когда Корд схватил ее за локоть.

— Не торопись, молодой человек. Ты будешь править экипажем.

Джонти, не проронив ни звука, молча уставилась на Корда. Она бросила изумленный взгляд на больших, с тяжелыми крупами, тягловых лошадей и вздрогнула: они били копытами, беспокойно встряхивали гривами, заставляя повозку дребезжать и трещать. Ее глаза расширились и посинели, когда она беспомощно посмотрела на Корда.

— Но я никогда раньше не управлял упряжкой.

Лицо Корда расплылось в холодной улыбке:

— Ну, тогда нет лучшего времени, чтобы поучиться, чем сейчас, правда?

Он взял ее за руку и повел обратно к экипажу, заваленному последними вещами Мэгги Рэнд.

— Послушай, Корд, — перед ним возник рыжеволосый ковбой. — Мальчишка еще слишком слаб, чтобы сдерживать этих огромных животных. Я сам буду ими управлять.

Корд, напряженно и подозрительно прищурившись, посмотрел на Реда. Собирался ли он занять место Ла Тора? Не было ли у него этих противоестественных влечений к мальчику? Его голос почти срывался от ярости, когда он решительно произнес:

— Нечего баловать ребенка. Он хотел забрать вещи бабушки, так, значит, сможет их и перевезти.

Корд угрожающе посмотрел на Джонса и Понча.

— Это касается и всех остальных. Пусть вас не вводит в заблуждение его хрупкое телосложение. Он способен вынести свою ношу, и я собираюсь в этом убедиться, — прежде, чем уйти, Корд добавил. — Я не потерплю ничьего вмешательства.

Хотя Джонс нахмурился, а Ред что-то буркнул себе под нос, никто не стал возражать Корду. Они знали, что идти против него было бесполезно и молча полезли в повозку.

Пока Джонти с сомнением смотрела на высокое пружинистое сиденье повозки, ища подножку, с которой она смогла бы на него забраться, ее обхватили за талию, и не успела она и глазом моргнуть, как была поднята на него. Джонти повернула голову и с ненавистью посмотрела на Корда, который привязывал ее лошадь рядом с коровой; затем он вскочил на своего жеребца, подъехал к началу повозки и жестом показал ей следовать за ним.

Нервно сглотнув, Джонти подхватила поводья и дернула их. К ее великому изумлению, лошади послушались и повозка тронулась. Вскоре Эбилен остался позади, а они ехали на запад, через холмистые прерии Канзаса. Вечная бесконечность неба и серой мрачной земли не принесли облегчения полной отчаяния душе Джонти.

К полудню Джонти почувствовала, что ее руки немеют от усталости. Она знала, что лошади, воспользовавшись ее слабостью, шли туда, куда им вздумается. Ей постоянно приходилось вести с ними борьбу, чтобы заставить их идти в направлении, обозначенном Кордом.

Днем стало жарче, воздух стал удушливым. Пыль, поднимаемая лошадьми и повозкой, висела в воздухе, набиваясь в глаза, нос и рот. И, в довершение к этому неудобству, ее желудок почти постоянно сводило от голода. Накануне вечером она мало ела, а утром просто не могла думать о еде, полностью поглощенная горем.

Измученная, под палящим солнцем, Джонти управляла повозкой, с трудом преодолевая милю за милей.

Перед самым заходом солнца Корд, наконец, направил своего жеребца к большому хлопковому полю и объявил, что там они разобьют ночной лагерь.

Джонти еще некоторое время оставалась в повозке, давая отдых плечам, и, слипающимися от усталости глазами, наблюдала за Кордом.

Он стянул с задней части повозки большой кусок холста и расстелил его на земле. Потом он вытащил сумку из мешковины и вывернул ее содержимое на белый кусок плотной ткани: кофейник, кастрюлю, сковороду, железные тарелки и чашки.

«Наконец-то, еда!» — подумала она, умирая от голода. Джонти с трудом слезла с повозки и пошла к большой скале, изнемогая от усталости.

Она почти приблизилась к цели, когда ее окликнул Корд:

— И куда же ты идешь?

Джонти молча уставилась на Корда.

— Поди и собери побыстрей хвороста, пока мужики будут распрягать лошадей, — приказал мустангер.

Чуть держась на ногах, Джонти едва смогла взглянуть на него, не веря своим ушам. Что заставляет его вести себя так жестоко по отношению к ней? Неужели, он ее так ненавидит?

Затаив обиду, она с вызовом взглянула на Корда и ровным голосом произнесла:

— Я слишком устал. Кому-нибудь другому придется это сделать.

Стиснув зубы, Корд посмотрел на бледное упрямое лицо. Мужчины, оставив свою работу, стояли и наблюдали за воюющей парой. Корд схватил Джонти за волосы на затылке и откинул ее голову назад.

— Я сказал тебе это сделать, — настаивал он. — И, именем Бога, обещаю тебе, что ты послушаешься, или останешься сегодня без еды.

Несколько секунд они стояли напряженно уставившись друг на друга. И, хотя Джонти смотрела с вызовом, она знала, что так или иначе она проиграет. Этот дьявол, пронзивший ее холодным взглядом серых глаз, никогда не бросал слов на ветер. Если она не соберет хворост для костра, то пойдет спать голодной. Но упрямство, унаследованное от Мэгги Рэнд, одержало верх. «Так тому и быть», — подумала Джонти. — Может быть, я и проведу ночь в голоде, но этот ублюдок не добьется того, чего он хочет».

Окинув Корда ледяным взглядом, голосом, срывающимся от ярости, она процедила сквозь зубы:

— Подавись своей чертовой едой. Я не голоден.

Корд нахмурился, когда удаляющаяся Джонти споткнулась от усталости. Не слишком ли он строг к мальчишке? Бросив быстрый взгляд на Реда и Джонса, он понял, что они не одобряют его.

«Нет, ей Богу, — упрямо решил Корд. — Мальчишка должен научиться повиноваться мне, тогда он станет выносливым мужчиной. Если сейчас я уступлю, то в следующий раз он опять откажется выполнять мои поручения».

Корд пошел собирать сухие сучья. Вернувшись туда, где был расстелен холст, он быстро разжег костер. Языки пламени высоко взметнулись, отбрасывая красные отблески на лицо Корда, смягчая жесткие черты. Джонти сидела немного поодаль, обхватив колени руками и думая о том, что, оказывается, дьявол носит сапоги и шпоры.

Когда костер сгорел до мерцающих углей, Ред ощипал семь серых куропаток, которых он пристрелил по дороге. Он повесил их над костром, и вскоре от них пошел аппетитный аромат, от которого потекли слюнки. Появилась луна, когда Ред объявил, что ужин готов.

Группка людей тихо сидела вокруг костра, вяло поглощая жареное мясо. Все посмотрели на Джонса, когда он подбросил полено в огонь и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Мне кажется, что сегодня мальчишке очень не хватает бабушки.

— Да, — согласился Ред, через плечо бросая взгляд на тонкую, ссутулившуюся фигурку, неясно вырисовывавшуюся в тени дерева. — Я помню, что когда я потерял свою мать, был примерно в возрасте Джонти, мне было около шестнадцати лет. Это было самое страшное горе в моей жизни.

Корд допил свой кофе и поднялся:

— Мальчишка справится с этим. Он слишком изнежен и должен научиться принимать и противостоять ударам судьбы, которые ему наносит жизнь.

Тем не менее, Корд хотел знать, не слишком ли далеко он зашел в своем гневе. Мальчик и без того был очень худым. Ему не следовало бы оставаться без еды.

Корд вздохнул, признав свое поражение, и стало слышно, как Джонс и Ред облегченно вздохнули, когда он направился к неподвижной фигуре.

Корд хмуро улыбнулся. Эта парочка была на стороне мальчишки, и теперь это усложнит его воспитание.

«Что ему еще надо сейчас? — пробормотала Джонти, заметив Корда, идущего к ней характерной походкой наездника. — Чтобы я за ними убрала?»

Она даже не подняла глаз, когда его узкая нога в сапоге остановилась перед ней. Джонти не хотела видеть злорадно торжествующего взгляда и победоносной усмешки. Она боялась потерять контроль над собой и, Бог знает, что она могла бы сказать или сделать. Невольно Джонти откинула голову и столкнулась с твердым взглядом серых глаз, почувствовав ужасное разочарование.

В ответ Джонти посмотрела на него холодно и надменно. Какой же глупой она была, надеясь на то, что в их отношениях что-нибудь изменится.

Благие намерения Корда мгновенно улетучились. Он надеялся, что этот бесенок будет более сговорчивым, а голод сломит его гордыню. Но этого не произошло, что же ему теперь было делать? Корду не хотелось прощать это чертово отродье и умолять поесть.