С наступлением вечера похолодало и, когда Джонти вдруг задрожала от холода, Корд ухватился за новую возможность объяснения причины своего появления здесь.

Кашлянув, он грубо сказал:

— Я вижу, что у тебя не хватило ума взять с собой пальто, — и сняв свою куртку из грубой хлопчатобумажной ткани, бросил ей ее на колени. — Надень это. Я не хочу, чтоб ты заболел пневмонией и задержал нас.

Теплота, начавшая было подниматься в Джонти от мысли, что это был благородный жест, мгновенно умерла, как только она поняла, что Корд меньше всего думал о ней, он просто боялся, что она заболеет и ему придется отложить поездку на некоторое время.

И случилось то, чего она больше всего боялась. Джонти потеряла над собой контроль. На этот раз он слишком далеко зашел в своих ненавистных высказываниях. Она вскочила и, швырнув куртку на землю, начала топтать ее. Но едва она остановилась, чтобы вытереть об нее ботинки, как ее крепко схватили за запястье и чуть не сломали руку.

Если сначала во взгляде Корда был только гнев, то теперь в нем появилась ярость.

— Ты, проклятый бесенок, — рявкнул он. — Сейчас же подними ее.

Джонти уставилась на него и, мотая головой, закричала:

— Никогда, никогда, никогда!

Стиснув зубы, Корд заломил ей руку и медленно поднимал ее к лопаткам.

— Подними, или я сломаю тебе руку.

Джонти замолчала. Она сомневалась в том, что Корд сломает ей руку, но по холодному стальному голосу поняла, что при дальнейшем неповиновении он специально причинит ей боль.

В конце концов, он ведь не знал, что она — женщина.

— Хорошо, — выдохнула Джонти, сложившись почти пополам, чтобы ослабить его давление на руку. — Я подниму эту чертову дрянь.

— Я буду действовать наверняка и подержу тебя, пока ты этого не сделаешь, маленький, хитрый бесенок.

Поклявшись себе, что она никогда не простит и не забудет этого унижения, Джонти подняла измятый и испачканный предмет.

— Теперь дай его мне, — Корд отпустил ее и выпустил руку, пока она медленно выпрямлялась.

Джонти боролась с собой, чтобы не швырнуть эту куртку ему в лицо. Но с нее уже было достаточно боли и унижений, и она не предоставит ему еще возможность издеваться над собой.

Джонти заставила себя не смотреть на него, когда протягивала ему предмет их ссоры. Если бы он увидел ненависть и возмущение в ее глазах, то мог бы оставить ее и без завтрака.

Потирая ушибленную руку, Джонти наблюдала за Кордом, который удалялся уверенной походкой. Когда он исчез за деревьями, она обернулась и посмотрела на остальных, заканчивающих свою трапезу чашечкой кофе.

— Как вкусно пахнет, — думала Джонти, укладываясь и сворачиваясь в клубок: неутоленный голод давал о себе знать.

Перед ней проплыло лицо бабушки, доброе и приветливое, девушки Нелли, шумно смеющиеся над проделками, которые они вытворяли с мужчинами, позволяя им мельком взглянуть на нее, переодетую в их платья. Джонти подумала, что бабушка и девушки повлияли на ее характер. Бабушка воспитала в ней гордость и духовные качества, а девушки — чувство сострадания. За исключением Люси, которая сама выбрала себе профессию, в отличии от других девушек, ранее наивных и доверчивых, вверивших свою судьбу в руки неблагодарных мужчин.

Джонти вздохнула и закрыла глаза, потом подскочила, вскрикнув от неожиданности, когда ее, осторожно потрясли за плечо. Она посмотрела в сочувствующие глаза Реда.

— Вот, возьми, малый, — он сунул ей в руки жирную грудинку куропатки. — Я приберег для тебя.

— О, спасибо, Ред, — прошептала она и с нескрываемой жадностью впилась в мясо.

Джонти облизывала пальцы, обглодав мясо до кости, когда неслышно подошел Джонс и бросил рядом с ней одеяло.

— Я обнаружил лишнее одеяло у себя, — небрежно бросил он, пытаясь скрыть нежность и жалость к мальчишке. — Иди к костру и закрути им ноги. Тогда все тело не замерзнет.

В глазах Джонти блеснули слезы, но она сморгнула их, зная, что мужчина смутится. Они не догадывались, что она — женщина, и что ей можно было плакать, когда ее переполняли эмоции.

— Я признателен вам обоим, — сказала она по дороге к костру.

На опушке рощи стоял Корд и наблюдал за происходящим. С одной стороны, он был доволен, что ребенок поел и получил одеяло, которое укроет его от холода, но, с другой стороны, ему не нравилось вмешательство Реда и Джонса. Как мог он поставить на колени этого упрямого мальчишку, если эти двое постоянно совали нос не в свои дела.

«Проклятье, Мэгги, — прошептал Корд. — Ты взвалила непосильное бремя на мои плечи. Но я, надеюсь, справлюсь с ним».

Глава 4

Еще не рассвело, и воздух был холодным, когда Корд проснулся. Он потянулся и уставился вверх на смутно вырисовывавшиеся кроны деревьев. Если все пойдет нормально, то через три дня они приедут на старое ранчо.

Он ясно представил большую долину, поросшую пышной травой, которая является отличным кормом для мустангов. Корд слегка нахмурился. Тонкая морщинка пролегла на его лбу. Было очень важно как можно скорее найти владельца этого местечка. Корду не хотелось бы вложить много денег и труда в ремонт разрушенных построек, а потом получить ответ, что ранчо не продается.

Корд подумал о том, мог ли этот человек переехать в Крадон, городок примерно в тридцати милях от ранчо. Или, возможно, он уехал в город побольше, типа Эбилена.

Корд раскрутил одеяло и поднялся. Вначале он попробует найти его в Крадоне. Если там ничего не выяснится о местонахождении владельца, то он будет искать его в Эбилене, когда в следующий раз погонит гуда стадо.

Надевая ботинки и подтягивая ремень с кольтом, Корд думал о том, что до первого снега нужно пригнать, по меньшей мере, два стада.

Он печально улыбнулся. Хотя это было и не по-христиански, но Корд надеялся, что индейцы еще долго будут воевать с армией, и у него хватит времени привести ранчо в нормальное состояние. Пока будут идти переговоры между индейцами и белыми, Корду надо было тщательно отбирать породистых лошадей — лоснящихся и быстроногих — для богатых на востоке, и сильных скакунов — для ковбоев и фермеров.

На востоке вспыхнуло розовое зарево, когда Корд подошел к завернутым в одеяла фигурам, спящим вокруг потухшего костра. Он подошел к спящей, свернувшейся в клубок, Джонти и присел перед ней на корточки. Корд на минутку задержал взгляд на румяных от сна щеках, на которые отбрасывали тень длинные ресницы, вдыхая запах чистого тела.

Губы Корда смягчились, и он бессознательно дотронулся рукой до спутанных кудряшек. Он спросил себя, почему ему хотелось одновременно и наказывать и защищать мальчишку?

Потом перед его глазами встала сцена, как этого же мальчика обнимал бандит, и он отдернул руку от шелковистых волос, как будто ее оттолкнули. Корд резко потряс Джонти за узкие плечи и грубым голосом скомандовал:

— Вставай. Разожги костер и поставь вскипятить кофе.

Глубокий сон Джонти так резко прервали, что, изумленно моргая, она смотрела на грубое лицо снизу вверх. Девушка продолжала ошеломленно смотреть на Корда, когда он встал и зарычал:

— Вставай, пошевеливайся. Я хочу отправиться в путь до восхода солнца.

Когда он, в довершение к словам, пнул ее ногой в бок, Джонти окончательно пробудилась.

С нескрываемой яростью, горящей в глазах, она вскочила и выпрямилась.

— Никогда больше не пинайте меня, — предупредила она сквозь зубы. — Пинают животных, а не людей.

— Неужели? — Корд быстрым движением руки схватил ее за волосы. Джонти взвизгнула от боли, когда он резко потянул ее вниз. — А как насчет того, чтобы таскать за волосы? — он глянул на нее сверху вниз. — Это разрешается?

Жгучие слезы обиды наполнили глаза Джонти, и она уже занесла назад ногу, чтобы ударить Корда, когда ее желудок вдруг сжался и забурчал. Кусок мяса, съеденный вчера вечером, уже давно переварился. Она опустила ногу обратно на землю. Дьявол без колебаний оставит ее и без завтрака, если она его как следует разозлит.

Джонти заставила себя стоять тихо, хотя ей казалось, что у нее на лице лопнет кожа от того, как сильно он схватил ее за волосы. И, хотя она об этом не догадывалась, ее беспомощная капитуляция разбудила совесть Корда. Для него неприемлемо было бить беззащитного человека. Почему же этот зеленый сопляк заставил его потерять контроль над собой до такой степени?

Корд отпустил ее и, не сказав ни слова, быстро ушел. Он перестал уважать себя, когда увидел тонкие пряди шелковистых волос, прилипшие к пальцам его правой руки.