Нора Хесс - Сила любви

К счастью, Корд напрасно боялся в то первое утро, когда пошел снег. Он беспокоился о благополучии своего огромного табуна в каньоне. Мустанги ушли в долину с наступлением зимы. Было ли у них сейчас достаточно пищи, нашли ли они убежище?

Но когда, наконец, Корд подвел Ронайда по снежным сугробам к склону и всмотрелся в даль, он почувствовал слабость, насколько велико рыло его облегчение. Дикие лошади толпились с подветренной стороны у гранитной стены, где их защищал от ветра и снега большой выступ. И, что не менее важно, там были открытые всем ветрам места, где росла трава. Она высохла и потемнела, но все же будет неплохой поддержкой до весны.

На горизонте показались домики ранчо, и Корд неохотно направился домой. Он нанял повара для своих рабочих, и теперь они ели в большой кухне, которую Джонс пристроил к домику. Корд бы предпочел есть вместе с рабочими, но Мария всегда отдельно готовила для него. Корд не хотел оскорблять чувств добросердечной женщины и не съесть того, что она с такой гордостью ему подавала.

Наконец-то, Тина перестала ему докучать. Очевидно, она послушалась его совета, так как все эти дни молодые ковбои не были обделены ее вниманием. Он надеялся, что ради своих родителей она не попадет в неприятное положение. Молодые, здоровые ковбои не упустили бы возможности, которая была у него.

Корд выбросил Тину из головы и угрюмо задумался о долгих вечерах, которые его ожидали впереди. Может быть, ему сыграть пару партий в покер со своими рабочими после ужина, или заняться своим обычным делом — сидеть у окна, уставившись на пламя, чувствуя себя опустошенным от страстного желания видеть Джонти.

Внутренний голос подсказывал, что ему нужна компания, что сегодня будет как раз один из таких вечеров, когда его боль станет невыносимой. В такие вечера он всегда обращался к бутылке виски, напиваясь до бесчувственности, чтобы заснут Тогда он, шатаясь, добирался до постели, с нетерпением желая наступления весны, чтобы возобновить поиски Джонти.

Джонти проснулась как обычно, когда едва забрезжил рассвет, и неясные тени в ее комнате приобрели очертания находящихся в ней предметов. Она потянулась в своем коконе из одеял и вздохнула. Воздух был полон густого аромата хвои сосны, стоящей в соседней комнате.

Джонни срубил вчера небольшое дерево и, без сомнения, пока тащил его домой, всяческими словами ругал странные обычаи белых.

— Неужели ты раньше никогда не видел рождественское дерево, Джонни? — спросила она после того, как, попросив его срубить дерево, он сердито посмотрел на нее.

— Да, видел я их, — проворчал он. — Здоровое дерево надо загубить для того, чтобы глупые женщины и дети навешали на него лент.

Она и Немия с трудом сдержали смех, когда он взял топор, стоявший у двери, и, тяжело ступая, вышел на улицу.

До того, как Джонни вернулся с деревом, произошло очень радостное событие.

Джонти раскатывала тесто, замешанное из муки, соли и красного сока, который Немия состряпала из ягод и коры дерева. Немия нарежет его кусочками, испечет и повесит на дерево. И пока Джонти предавалась воспоминаниям о том, как они с бабушкой украшали дерево на Рождество, а Немия сидела у камина и делала небольшие бантики из ткани, оставшейся от того самого платья, которое сейчас было на Джонти, в дверь постучали.

— Кто бы это мог быть? — Немия поспешно подошла к Джонти, глядя на нее полными страха глазами.

— Я понятия не имею, — Джонти нахмурилась, не понимая, почему Волк не поднимал шума. Собака подошла к двери, шерсть на шее Вздыбилась, но потом быстро улеглась. Пес завилял хвостом, радуясь тому, кто стоял за дверью.

Джонти направилась за винтовкой, висевшей над каминной полочкой, когда голос из-за двери сказал:

— Джонти, пусти меня, Я почти замерз.

На лицах обеих женщин отразилось облегчение.

— Дядя Джим, — взвизгнула Джонти и, бросившись через комнату к двери, распахнула ее зев

С глубоким раскатистым смехом Джим Ла Тор заключил ее в объятия и прижал с медвежьей силой. Джонти прильнула к нему, смеясь и плача, глубоко вдыхая его приятный запах: аромат мыла, которым он пользовался, небольших сигар, которые он курил и свежего морозного воздуха.

— Как ты добрался по такому снегу? — она откинула голову и посмотрела на него глазами, сияющими от счастья.

— Это совсем не составило труда, — Ла Тор отпустил ее и шагнул в сторону, чтобы она могла посмотреть во двор.

— Ну, какой же ты молодец, — Джонти с удовольствием засмеялась, когда увидела тягловую лошадь, которая, как паровоз, выпускала пар из ноздрей. Джонти закрыла дверь и помогла Ла Тору сбросить с плеч его тяжелое пальто.

— За это надо хвалить не меня, — он снял меховую шапку и прислонил винтовку к стене. — Сын какого-то фермера приехал в город на санях за продуктами, и мне пришло в голову, что это прекрасное средство передвижения, чтобы добраться сюда из города. Я еле выпросил у него эти сани и прекрасно доехал. Завтра мне нужно их вернуть.

— О, значит, ты останешься ночевать! — Джонти опять обняла его.

— Почему бы и нет, — Джим дернул ее за нос. — Если ты найдешь мне постель, Джонти.

— Ты же знаешь, что для тебя всегда найдется место. Ты можешь спать на моей кровати.

Ла Тор откинул голову и засмеялся.

— Представляю, как я буду лежать в твоей мягкой кровати, а ты будешь спать на полу. Как раз у меня в санях спальный мешок.

Он прошел дальше в комнату и приветливо улыбнулся Немии, которая в смущении стояла неподалеку.

— Ты хорошо выглядишь, Немия, — потом оглянулся вокруг. — А где Джонни?

Джонти хихикнула.

— Ты можешь поверить в то, что он рубит для нас рождественское дерево? — она поспешила поставить на плиту кофейник. — Можешь представить, что нам с Немией пришлось выслушать, — она похлопала рукой по спинке стула. — Садись и выпей чашечку кофе, пока он вернется.

— У меня в санях есть несколько вещей, которые я бы хотел принести, — сказал Ла Тор и вышел на улицу.

Джонти с радостью стелила дяде Джиму постель. Ему понадобилось дважды выходить, чтобы принести «несколько» вещей. Пакеты, большие и маленькие, круглые и квадратные, теперь лежали под рождественским деревом.

А каким удовольствием было украшать дерево после ужина. Джонти сунула руки в рукава толстого шерстяного халата и завязала пояс. Давно уже она не чувствовала себя такой счастливой.

Даже Джонни помогал украшать дерево, хотя Немия, весело улыбаясь, ходила за ним и все перевешивала.

Джонти опустила ноги и сунула их в отороченные мехом мокасины, все еще вспоминая вчерашний вечер.

Когда они украсили дерево, заполнив угол в комнате, все сели возле камина, слушая последние новости.

У Тилли все было прекрасно, как уверял Джонти Ла Тор.

— Она командует на кухне, как опытный сержант в армии, отдавая приказы двум мальчишкам-мексиканцам, которых я нанял ей в помощники. Они ее до смерти боятся. Старушка Дженни? С ней тоже все в порядке. По-прежнему сидит на пороге, попыхивая своей вонючей трубкой, и каждый день спрашивает у меня, когда вернется Джонти.

— Разве Тилли не кормит ее горячим ужином по вечерам? — нахмурилась Джонти.

— Кормит. — Ла Тор отлил глоток виски из стакана, стоявшего у него под рукой, потом улыбнулся Джонти. — Я думаю, что старушка, так же как и я, просто скучает по тебе.

Джонти подвинулась к нему и взяла его под руку.

— Я тоже по тебе скучаю.

Ла Тор внимательно посмотрел ей в лицо, заметив в глубине голубых глаз оттенок печали.

— Ты счастлива здесь, Джонти? — спросил он. — Ты чувствуешь себя одиноко на этом ранчо, заваленном снегом? — он хотел спросить, скучает ли она по этому негодяю-ранчеру, но не стал. Чем меньше говорить о нем, тем лучше.

Джонти поспешно ответила, что чувствует себя абсолютно счастливой и никогда не унывает, что Джонни и Немия — прекрасная компания для нее. Она никогда не призналась бы, что жутко тоскует по Корду.

Джонти тихо подошла к большой фигуре, завернутой в одеяла, и присела рядом с ней на корточки. Она с нежностью посмотрела на любимое лицо, грубые черты которые смягчились во время сна. Джонти очень нежно любила этого человека. Он был ей как отец, хотя у нее в жизни его не было, и она не знала, что это такое.

Джонти вздрогнула, так как бездонные голубые глаза неожиданно открылись. Она подалась назад, ошеломленная, когда неподвижные губы расплылись в улыбке, потом нежно и страстно прошептали: «Клео, моя прекрасная Клео». Неужели дядя Джим перепутал ее с матерью? Она даже не подозревала о том, что он ее узнал.