Нора Хесс - Сила любви

Корд, затаив дыхание, наслаждался, наблюдая, как она втягивала его в себя, сдерживаясь, пока не почувствовал, что она изнемогает.

— О, Боже, — простонал Корд. — Все так, как мне запомнилось: нежная, упругая, засасывающая меня.

Он начал медленные, ритмичные движения и чуть слышно шептал:

— Давай, милая, возьми его глубже, поглоти его целиком.

Прошло десять, пятнадцать минут, а Корд, обливаясь потом, не останавливался. Он дважды довел ее до оргазма, но продолжал двигаться назад и вперед. Джонти подняла руку к его мокрому лицу.

— Что-нибудь не так? — прошептала она.

— Все в порядке, — ответил он. — Я хочу продлить это удовольствие.

Корд продолжал раскачивающиеся движения и, потеряв самообладание от ее нежного прикосновения, приподнял ее за ягодицы и, зафиксировав в таком положении, стал двигаться все быстрее и быстрее. Через мгновение он вскрикнул, и Джонти почувствовала, как внутри у нее разлилась теплая жидкость. Как чудесно вновь ощущать его тело, подумала Джонти, чувствуя его вес, когда он безвольно лежал на ней. Она нежно погладила его мокрую голову. Конечно, после этого, он не скажет ей больше грубых слов. Их любовь была прекрасна. Он был таким нежным. Она ждала, когда он заговорит, скажет то, что ей хотелось услышать.

И когда, наконец, Корд заговорил, ей захотелось, чтобы он стал немым.

Медленно вынимая свой обмякший член, Корд встал и сгреб одежду. Она слышала шелест, когда он одевался, слышала, как он одел ботинки, видела его расплывчатые очертания, но, когда он заговорил, она почувствовала острую боль в груди.

— Ты по-прежнему чертовски хороша, леди, — насмешливо сказал он. — Сколько денег мне оставить на столике?

«Боже, он не говорил этого». Джонти от боли закрыла глаза. Но она правильно его поняла. Это было в его манере: наброситься на нее самым жестоким способом, который только он мог придумать.

Смотря на него потухшими глазами, Джонти сумела спокойно сказать:

— Это бесплатно … в память о прошлом.

Она заметила, что он дернулся и напряженно улыбнулся. Корд не ожидал спокойного ответа. Он думал, что она набросится на него, даст ему возможность сказать побольше горьких и обидных слов. Молчание становилось все напряженнее, и Корд не знал, как его нарушить. Наконец, он повернулся и пошел к двери, споткнувшись о тапок Джонти посреди комнаты. Он тихо ругнулся, толкнул дверь и чуть не столкнулся с Тилли, потянувшейся за дверной ручкой.

— Привет! Что ты делаешь здесь? — требовательным голосом громко спросила острая на язык Тилли.

Корд прошмыгнул мимо рассвирепевшей женщины.

— Спроси у нее, — он указал пальцем на кровать.

Когда за Кордом закрылась дверь, Тилли поспешила в комнату и сделала свет в лампе поярче.

— Не Корд Мак Байн ли это был? — она обернулась и посмотрела на Джонти. Когда Джонти, вся в слезах, поспешно натянула одеяло, скрывая свою наготу, Тилли воскликнула:

— Милая моя! — и села на край кровати. Убрав ладонью мокрые пряди со лба Джонти, она тихо спросила: — Этот изнасиловал тебя?

— Не совсем так, Тилли, — Джонти вытерла слезы, бегущие по щекам. — Он … уговорил меня, — она села и бросилась в объятия Тилли. — О, Тилли, — всхлипнула Джонти. — Он такой хитрый, такой жестокий.

Тилли покачивалась взад-вперед, баюкая Джонти, и шершавой ладонью поглаживая ее по спине, пытаясь успокоить:

— Иногда, Джонти, мужчина ведет себя так, потому что сам очень страдает.

— Это не тот случай, — убежденно сказала Джонти. — Этот Корд Мак Байн никогда не будет страдать. Разве что, если задеть его гордость. Я думаю, что я это сделала, уехав от него, не предоставив ему возможности самому послать меня подальше.

— Он видел Коти? — обеспокоенно спросила Тилли, слегка отстранив Джонти.

— Нет. Удивительно, но Корд вел себя очень тихо, как будто не хотел потревожить Коти, — она задумчиво нахмурилась. — Ты думаешь, он так вел себя по доброте или потому, что боялся разбудить Коти, и на плач мог прийти кто-нибудь в мою комнату?

— Я не знаю, милая, — Тилли покачала головой. — Некоторые мужчины получают удовольствие молча, а другие кричат, как разъяренные буйволы.

Корд был не совсем молчаливым. Джонти вспомнила его слова похвалы, его ласковые просьбы — все это он говорил ей хриплым шепотом.

Тилли встала.

— Почему бы тебе не надеть сорочку и не поспать? Ты больше сегодня не в состоянии раздавать карты.

— Да, ты права, — согласилась Джонти, потом спросила: — Тилли, ты знаешь этот чай, который ты … завариваешь девушкам, чтобы они не …

— Я сейчас принесу тебе чашечку, милая, — прервала ее Тилли. — Нам не надо, чтобы еще всякие дьяволы приходили, правда?

Когда Корд вышел из пивной, его поджидала старая Дженни. Вина и уныние затуманили его мозг, и он чуть не споткнулся о скрюченную старуху, сидящую у двери.

— Я неплохо потрудилась, а, молодой человек? — сразу же начала она. — Я сообщила тебе, что Джонти вернулась.

— Ты все сделала как надо, Дженни, — Корд, не глядя, сунул руку в карман и вытащил несколько банкнот. — Благодарю, — он сунул деньги в ее грязную протянутую руку.

Скрюченными пальцами старуха жадно забрала свое вознаграждение. Потом, рассмеявшись своим надтреснутым голосом, она лукаво сказала:

— Джонти, действительно, всех нас удивила. Вернулась назад женщиной с ребенком, — она внимательно изучала лицо Корда. — Как ты думаешь, кто отец ее незаконнорожденного? Я не видела возле нее ни одного мужчины, кроме Ла Тора.

Корд собрался пройти мимо старухи, испугавшись, что может дать ей по морщинистой физиономии за ее слова, которые резали его, как ножом, когда Дженни встала и загородила ему путь.

— Ла Тор обожает ее. Обращается как с королевой. А на ребенке он прямо-таки помешан. Это мальчик, ты знаешь?

— Мне надо идти, — в отчаянии сказал Корд, взяв старуху за руки и решительно убрав со своего пути.

Ронайд приветственно заржал, когда Корд стал отвязывать поводья от столба. Мустангер вскочил в седло и тронулся в путь.

«Выброси ее из головы, — приказал себе Корд. — Если ты этого не сделаешь, то тебе придется всю оставшуюся жизнь выкидывать номера как сегодня».

Человеком, пустившим коня бешеным галопом, был мрачный и обиженный Корд.

Мягкий женских смех, глубокий и радостный мужской смех и высокий детский визг доносились из большой кухни. Восемь человек наблюдали как годовалый Коти Рэнд маленькими ручонками срывал обертки со своих подарков. Его глазенки радостно сияли всякий раз, когда он извлекал новое сокровище из свертков.

— Тятя Джим, — он ткнул длинной узкой коробкой в Ла Тора, лицо Коти раскраснелось от раздражения, и когда «тятя Джим» сделал вид, что не слышит, ребенок бросил коробку на пол и забормотал что-то очень похожее на ругательство.

— Коти! — с упреком сказала Джонти, пока все остальные смеялись. — Не смейтесь, — она бросила строгий взгляд на Джонни Лайтфута, который смеялся громче всех. — Можно себе представить, что мы от него услышим, когда он, действительно, начнет разговаривать. Он схватывает все, что слышит.

Все едва сдерживали смех, но прикусили языки, когда маленький Коти сел за стол, колотя по нему ложкой и улыбаясь во весь рот, показывая свои маленькие жемчужные зубки.

Джонти свирепо взглянула на Ла Тора и резко сказала:

— Открой этот злосчастный пакет.

Ла Тор, едва сдерживая улыбку, перерезал веревку ножом.

— Вот, держи, юноша, — он протянул пакет нетерпеливо ожидающему ребенку. — Это от твоего дяди Джонни.

Еще одна яркая обертка полетела в кучу на пол, и Коти восхищенно взвизгнул. Губы Лайтфута расплылись в довольной улыбке, когда малыш извлек из коробки маленькое деревянное ружье с пронзительным криком:

— Паф! Паф!

Джонти нахмурилась, но не высказала своего неодобрения. Не только из-за того, чтобы не оскорбить чувств Лайтфута, но и потому, что Коти был мужчиной, а в этой дикой глуши ему придется, возможно, однажды взять в руки настоящее оружие. Ей оставалось только молиться, чтобы это оружие никогда не обратилось против другого человека.

Она поднялась и нарезала торт, ожидающий в центре стола, и все успокоились, когда запели «С днем рождения, Коти».

Пока Джонти поглощала свой пирог, она обвела взглядом гостей, сидящих за столом, на мгновение присматриваясь к каждому. Дядя Джим в последнее время преуспевал и стал вполне респектабельным. Он порвал связи со старой шайкой и теперь, когда он проходил по улице, на него обращали внимание богатые дамы.