– Позвонишь мне, когда поговорите… и я через пять минут буду здесь.
Я кивнула, а потом спросила:
– А ты?
– Съезжу к другу, он здесь поблизости живет, давно хотели встретиться.
– Такая рань… шестой час, и завтра суббота. Может тебе домой? Я честно не знаю, когда…
– Все понимаю, поэтому позвонишь, как соберешься. А насчет друга не переживай, он будет рад пообщаться… даже в такую рань, а так мы вечно с ним в работе,– произнес Кирилл, накрыв мою руку своей ладонью.
Посмотрела на него и благодарно прошептала:
– Спасибо.
Мужчина кивнул, и ласково провел по щеке пальцами, а потом замер и недовольно произнес:
– Я провожу, а то вдруг Боглашин встретится.
– Конечно, – подтвердила я, надеясь, что такого не случится, и мы вышли из машины. Муж недовольно посмотрел на мой внешний вид и произнес:
– Прохладно одета.
– В машине же, – пролепетала, надеясь оправдаться.
– Заболеешь, буду лично лечить, что тебе точно не понравится, – пробурчал он, накинув капюшон от пуховика мне на голову и взяв за руку. – Если вдруг, что понадобиться, звони.
– Хорошо, – произнесла я и тяжело выдохнула, видя, что входная дверь открыта. Очевидно, специально для меня. Сжав руку мужа и тут же отцепив, вошла в квартиру, а Кирилл отправился назад по коридору.
Быстро разделась и сразу направилась в кухню, единственную комнату, где горел свет. Соня в домашнем ситцевом халатике зеленого цвета сидела за столом, напротив открытого настежь окна, совсем не замечая лютого мороза. На столешнице стояла полная, даже не открытая, бутылка коньяка, судя по этикетке «Молодым!» это подарок на их свадьбу, чтобы открыть на какое-то событие. Рядом валялась пачка дамских тонких сигарет, но также невскрытая. Одно время после института Сонька баловалась, но, встретив мужа, тут же бросила курить.
Подошла к ней и закрыла окно, а потом направилась к кухонному гарнитуру и включила чайник. Еще неизвестно, сколько она так сидела, нужно залить в нее несколько кружек горячего чая, чтобы завтра не слегла с высокой температурой. Села рядом на стул, и посмотрев в ее больные глаза, спросила:
– Ты как?
– Хреново, – тихо бросила Соня, а потом закрыв глаза ладонью, тяжело выдохнула и поделилась: – Прикинь, думала, нажрусь, но посчитала… что эта сволочь не стоит того, чтобы я завтра помирала от головной боли и полдня обнимала унитаз, а курить… нельзя, Веруньчик сразу расстроится. Так что… – процедила она и с яростью откинула сигареты со стола, отчего они упали на пол.
– Правильно. Не стоит, этим не поможешь и не изменишь ничего, – с сожалением произнесла я.
– Изменишь… – задумчиво прошептала Поливина, смотря куда-то в пустоту. – Знаешь, ладно он так со мной… Черт, может я для него, действительно, оказалась невозможно хреновой: не так готовила, не так убирала, не так давала. Но дочь то причем? Как понять его слова, что ему все надоело, и он хочет жить с другой женщиной? Он, видите ли, надеется, что я пойму. Сука! Как пойму? Как??? Ладно я, толстокожая, все перетерплю, после того как успокоюсь… как боль пройдет, а Вере за что страдать? Она в чем провинилась? Ведь он даже не вспомнил о ней, пока делился своими рассуждениями о нашей тяжелой жизни. Как будто ее нет, только я, надоевшая до белого каления. Как я ей поведаю, что ее любимый папочка бросил нас, нашел себе бабенку и уже скоро будет отцом? Что у нее будет брат, и папа решил его воспитывать, а про нее забыл? Вот как?! Кристи, скажи, как??? За что ей расти в неполноценной семье, только потому, что я надоела зажравшемуся папочке? Разве я этого хотела для своего ребенка? Чтобы она росла только с мамой, наблюдая как другие рассказывают про папу, а она… оказалась не нужна своему? Да?! Что… вот что я ей скажу?
Последние слова женщина уже хрипела, и слезы стояли в глазах. Она отвернулась к окну и выдавила:
– Кристи, ты же знаешь, как я его люблю… любила. Все… все-все для него… любимого, единственного и родного. Да я даже не пикнула, когда он два года не работал, считая, что нет достойной работы для его квалификации и опыта. Молча ходила на работу, тянула семью, фанатично беспокоясь о нем и поддерживая любую неудачную идею. Все… только для него… как дура со своей ненужной заботой, фанатичной любовью, со всей душой, вечно вытаскивая его задницу из передряг, с улыбкой и пониманием, а он… ПОНЯЛ, ЧТО НЕ СЧАСТЛИВ И ХОЧЕТ НОВОЙ ЖИЗНИ! ПАСКУДА!
Громко прорычав, она повернулась ко мне, резко вытирая слезы, и гневно выдала:
– Скажи, что не так я сделала? Чем херовая, что со мной вот так… жестоко. Бля.., да я даже нашла его зазнобу в интернете. Обыкновенная, простенькая, тихая девушка, работает учителем в школе. ПРОСТАЯ, ТАКАЯ ЖЕ, КАК И Я. Так чем я хуже? Чем, что вот так без эмоций сухо произнес: «Подай на развод, и прошу поскорее, а то у меня сын скоро родится». Как? Как так можно сказать женщине, которая… которая…
Закрыла ладонями лицо, тяжело дыша, и сквозь зубы издала воющий всхлип. Больше ничего не говорила, а потом вновь посмотрела на меня, и уже не скрывая слез, сообщила:
– А меня… заставил сделать аборт… Категорично настоял, ставя ультиматум уйти. А это… тоже был мальчик. Представляешь, Кристь?! В двенадцать недель прерывала беременность.
Не поверив жестоким словам, закрыла рукой рот от ужаса, и непонимающе прошептала:
– И ты сделала? Сделала??? Когда так хотела…
Она ничего не ответила, только судорожно закивала и, схватив себя за волосы, с силой потянула вверх, тяжело выдавая хриплые рыдания.
Ничего не видя от слез, обняла ее дрожащими руками, чувствуя ее боль как свою, прекрасно зная, как она мечтала о втором ребенке, и еле слышно пробормотала:
– То есть вы с ней… одновременно… и он выбрал…
– Да, по срокам даже получается, что она раньше на полтора месяца… значит, знал. А я-то… идиотка счастливая, даже не поняла его безумной неадекватной реакции на замечательную новость, как будто чужого носила, а не своего. А оказалось… все до мерзости просто… Павел не хотел моего ребенка…
– И как он… как он объяснил тебе свое решение, ведь знал, что ты планировала и мечтала…
Соня только резко хмыкнула, сжимая руки в кулаки, а потом горько сообщила:
– Бред какой-то нес: что денег нет, все сложно на работе, не потянем, нужно подождать… А я… даже в этом послушалась. Тварь, ненавижу себя.
Сильнее обняла ее за плечи, и мы просто молча сидели… понимая друг друга без слов, чувствуя поддержку друг друга… пытаясь вместе пережить этот тяжелый период в ее жизни.
ГЛАВА 13
Выходя из зала суда вместе с адвокатом, направилась к Кириллу, ожидающему у дверей. Голова трещала, и хотелось куда-нибудь примоститься и посидеть, чтобы меня не трогали. Только открыла рот, чтобы что-то сказать, как услышала позади грязные проклятья и развернувшись, увидела Боглашина, летящего на меня с пеной на губах.
Литунов мгновенно перехватил его, скрутив руки, а дальше уже подсуетились судебные приставы, объясняющие в резкой форме права мужчины.
Я даже не прислушивалась, мечтала убежать отсюда и забыть об этом месте до следующего слушания нашего дела.
Муж нежно обнял меня за талию и произнес:
– Ты как?
Кивнула, и с радостью выдохнула, когда за меня ответил адвокат:
– Кристине надо бы отдохнуть. Думал, она упадет прямо там, когда говорила, – как только Богданов сказал, Кирилл сразу сильнее прижал меня к себе. – А Боглашин вел себя безобразно и недопустимо, что играет нам на руку. Хотя почему бы ему не бесноваться, ведь шанса у него нет, и это он прекрасно понимает даже с его мозгами. Сейчас органы опеки проверят условия для ребенка в доме, с учетом, что комната, которая принадлежит Кристине не может учитываться, так как по суду ему и дочери выделили вторую комнату, и вынесут свое мнение. После этого судья уже озвучит решение. Так что через две недели жду положительного решения в нашу сторону.
– Спасибо, Коль, – с уважением произнес Кирилл. – Как всегда, с тобой приятно работать.
– Рад, если что, звони, – довольно выдал полноватый мужчина, а потом повернулся ко мне и добавил: – До следующей встречи, Кристина Анатольевна. Не болейте.
– Спасибо. Всего доброго, Николай Федорович, – благодарно прохрипела я, радуясь, что работаю именно с этим человеком.