Не мог он умереть! Это невозможно!
Всего лишь час назад стоял он у кухонного шкафа с тостом в руке, в плавках и мятой майке с надписью: «Ветеранам – проезд бесплатный!».
– Я заеду к матери, – сказал он. – У нее что-то барахлит садовый шланг, надо взглянуть.
Грег так добр был всегда к матери!..
Мать Грега… О Боже, бедная женщина. Мысль о ней вызвала новый прилив щемящей тоски. Бедняжка и без того настрадалась в жизни. А тут еще незнакомый полицейский капеллан явится к ней с таким жутким известием.
Кристофер шумно вздохнул и выпрямился, утерев нос ладонью. Кто-то протянул ему несколько жестких салфеток из буфета. Он высморкался и спросил охрипшим голосом:
– Капеллан уже сообщил его семье?
– Нет, – ответил капитан Андерсон.
– Я бы хотел сделать это сам, если вы не возражаете.
– Ты уверен, что у тебя хватит сил?
– Я знаю его семью. Возможно, им будет легче, если они узнают об этом от меня, а не от чужого человека.
– Хорошо, если ты уверен, что хочешь этого, я не возражаю.
Крис поднялся на ноги, ощутив при этом странную слабость. Его колотило; дрожали колени, живот, руки, а зубы стучали так, словно он внезапно оказался на лютом морозе.
Андерсон спросил:
– С тобой все в порядке, Лаллек? Ты выглядишь неважно. Может, тебе стоит еще немного посидеть?
Крис послушался и рухнул на стул. Закрыв глаза, он сделал несколько глубоких вздохов – к горлу опять подступали рыдания.
– И все равно так трудно в это поверить, – пробормотал он, обхватив руками голову. – Всего лишь час назад он стоял на кухне и жевал тост.
– А вчера, уходя с дежурства, говорил, что вы с ребятами собирались махнуть на озеро, – сказал Острински.
Крис открыл глаза и сквозь густую пелену слез посмотрел на Пита Острински, двадцатипятилетнего великана, в лицо которого словно врезалась печать глубокого потрясения.
– Эй, Пит, извини, старина. Я тут раскудахтался, а ведь ты первым узнал о случившемся и выехал на место аварии. Так что тебе выпала самая тяжелая миссия.
Острински согласно кивнул.
– Да, – с трудом выдавил он и отвернулся, чтобы скрыть слезы.
Настала очередь Криса утешать приятеля, и он, поднявшись, обнял Пита за плечи и потрепал его по толстой шее.
– Он уже в морге?
Острински едва мог говорить.
– Да, но ты не ходи, Крис. И что хочешь делай, но не пускай туда его мать. Его разворотило прилично.
Крис похлопал его по плечу и понуро покачал головой.
– Это известие убьет его мать.
– Да-а… с матерями сложно.
В дверях, прислонившись к косяку, застыла в нерешительности Рут Рэнделл, их делопроизводитель. Хлопнула входная дверь, и в дежурную часть вошел еще один полицейский в форме.
– Я только что узнал… – сказал Рой Марчек, и в комнате вновь воцарилось тяжелое молчание. Каждый из присутствовавших ежедневно сталкивался со смертью и поневоле свыкся с нею. Но эта смерть, унесшая одного из них, лично задела каждого, и на ее фоне все остальные происшествия меркли.
Вновь хлопнула дверь – прибыл полицейский капеллан Вернон Уэндер. Ему было за сорок; статный, подтянутый, с редеющими темными волосами, на носу – очки в серебристой оправе. Капитан Андерсон приветствовал Уэндера молчаливым кивком головы.
– Мы потеряли хорошего человека, – приглушенным голосом произнес капеллан. – Ужасная трагедия.
Все молчали.
– В последний раз, когда я разговаривал с Грегом, он сказал мне: «Вернон, ты задумывался когда-нибудь о том, что многие ненавидят свою работу? Но это не про меня, – добавил он. – Мне нравится быть полицейским. Приятно сознавать, что ты нужен людям, и помогать им». Может быть, вам всем станет легче, если вы всегда будете помнить эти его слова. Грег Рестон был счастливым человеком.
Уэндер сделал небольшую паузу и добавил:
– Я пробуду у вас целый день, так что если кому-то из вас захочется поговорить со мной… или помолиться… исповедаться… я к вашим услугам. Думаю, что и сейчас всем нам станет легче, если мы помолимся.
Кристофер вполуха слушал проповедь капеллана. Он думал о семье Грега, о его матери, представляя, каким ударом будет для нее весть о сыне. Она была вдовой, и на ее попечении было еще двое детей – двадцатитрехлетняя Дженис и четырнадцатилетний Джои. Грег был старшим в семье и девять лет назад после смерти отца стал для матери единственной опорой. «Сильная женщина моя мать, – всегда говорил о ней Грег, – самая сильная из всех, кого я знаю… и самая хорошая». Кристофер Лаллек никогда еще не встречал более нежного отношения сына к матери. Это было удивительное сочетание взаимного уважения, восхищения и любви, что всегда вызывало у него легкую зависть. Грег мог говорить с матерью о чем угодно – о спорте и деньгах, сексе и философии; запретных тем для них не существовало. Грег охотно делился с другом всем, что обсуждал до этого с матерью, так что Крис знал о миссис Рестон больше, чем многие знают о собственных матерях, и со временем проникся к ней истинным уважением и любовью. Подобных чувств он никогда не испытывал к своим родителям.
Капеллан закончил проповедь. Послышалось шарканье ног. Кто-то шумно высморкался. Крис глубоко вздохнул и сказал, обращаясь к Уэндеру:
– Мы с Грегом… мы жили с ним в одной квартире. Я бы хотел сам сообщить о случившемся его семье.
Капеллан взял его за руку.
– Хорошо, но вы уверены, что владеете собой?
– Я справлюсь.
Уэндер отпустил его руку и печально кивнул.
А на улице нещадно палило солнце. Оно слепило воспаленные от слез глаза. Крис надел темные очки и сел в машину, даже не почувствовав, как обожгло голые ноги раскаленное кожаное сиденье. Он завел мотор, но так и не двинулся с места.
Он не умер. Вот сейчас он подъедет, подойдет к моей машине и, уперевшись руками в дверцу, скажет: «Увидимся на озере».
Но этого не произойдет.
Уже никогда.
Кристофер сидел в машине, утратив чувство времени, весь во власти обрушившегося на него горя. Наконец он все же включил передачу и выехал на улицу. По дороге он попытался вызвать в памяти лицо Грега, вспомнить его таким, каким видел в последний раз. Тогда Грег как раз выходил из квартиры, одетый по-пляжному, в красной кепке, в одной руке – яблоко, в другой – ключи. Открывая дверь, он зажал яблоко зубами и, надкусив его, сказал с набитым ртом: «Увидимся через час, да?»
На голове кепка вместо шлема.
Плавки вместо джинсов.
Майка вместо кожаной куртки.
И даже без носков, на голых ногах – грязные белые кроссовки.
Крис слишком хорошо знал, как выглядят жертвы мотоциклетных катастроф.
Разможженные черепа…
Кости, разбросанные в черном месиве крови и сажи…
Обгоревшая кожа…
Иногда даже обувь отыскать невозможно.
Пронзительный гудок автомобиля вернул Кристофера к реальности. Забывшись, он, оказывается, проехал указатель «стоп», даже не притормозив. Черт возьми, в таком состоянии нельзя вести машину. Иначе не избежать еше одной катастрофы.
Он вытер глаза рукавом рубахи и сосредоточился на дороге, пытаясь отвлечься от назойливых кошмарных видений. Надо во что бы то ни стало дотянуть до дома миссис Рестон.
Но мысль о ней вновь повергла его в ужас. Мать… Господи всемогущий, да как же сказать матери о случившемся? К тому же матери, уже потерявшей однажды ребенка?
Она пережила смерть своего второго ребенка. Грег тогда был еще совсем маленьким, так что почти не помнил этого. Но, когда он подрос, мать часто напоминала ему о случившейся когда-то трагедии. Она всегда говорила, что для нее нет ничего важнее семьи и что никогда нельзя забывать о ребенке, даже если его уже нет в живых. Она оставалась преданной женой и матерью и, повинуясь великому чувству ответственности, не оставляла попыток забеременеть вновь. Так на свет появилась Дженис, младшая сестра Грега. А через девять лет родился и Джои.
В возрасте тридцати шести лет мать Грега овдовела, потеряв горячо любимого мужа. Он умер от мозговой аневризмы, трое суток промучившись на госпитальной койке. Но миссис Рестон вновь выстояла, проявив завидное мужество. Оставшись с тремя детьми на руках, без профессии, с мизерным капиталом в двадцать пять тысяч долларов, выплаченных в качестве страховки за смерть мужа, она тем не менее не утонула в своем горе. После консультации в местном центре профессиональной подготовки она окончила курсы по основам бизнеса, прослушала годичный курс лекций в школе торговли и выкупила цветочный магазин, обеспечив этим себе и детям достойное существование.