Миссис Винтроп сделала паузу. Ее красивые глаза говорили все время вместе с нею. Они с ужасом заглянули в социальные бездны и теперь опять спокойно взирали на светлые вершины жизни. Сильвия была так зачарована этим взглядом, что следующие слова миссис Винтроп даже не ошеломили ее.
– Я глубоко убеждена, – продолжала «Королева Изабелла», – что представляю собою что-то необходимое в жизни, что мир не мог бы существовать без меня. Я хочу сказать, что олицетворяю собою искусство, красоту. Разве у вас никогда не было такого чувства, Сильвия?
– Я много думала об этом, миссис Винтроп. Но при этом всегда чувствовала себя только растерянной и несчастной. В мире так много страданий!
– Да, – продолжала миссис Винтроп, – сколько раз я спрашивала себя со слезами на глазах: «Как ты можешь жить и чувствовать себя счастливой, когда кругом тебя гибнет так много людей. Опусти голову, стыдись своего счастья!»
И, действительно, миссис Винтроп опустила голову, и две жемчужные слезы медленно выкатились из ее глаз.
– Но я должна отстаивать свою веру в то, что я считаю самым важным в жизни. Мы живем в эпоху, когда перед культурой встали страшной угрозой материализм, необузданная жадность масс. И мне думается, что наша задача поддерживать священный огонь на алтаре красоты, мы должны глубоко проникнуться сознанием нашей миссии и быть поддержкой друг другу.
Сильвия подумала, что теперь она уже близка к главной теме, но ничего не сказала. А миссис Винтроп продолжала:
– Меня всегда особенно интересовала университетская жизнь. Отец мой был профессором в университете, и я воспитывалась в университетском городке и университетской среде. Когда я вышла замуж, я сказала себе, что должна каким-нибудь достойным образом использовать мой досуг и свободу, и поставила себе задачу влиять на университетскую молодежь, облагораживать ее и главным образом знакомить ее с красотой жизни. В эти годы складываются характер и вкусы, а по окончании университетского курса они входят в жизнь и являют собою пример другим людям. Гарвард не только университет, это источник, из которого люди черпают культуру и идеалы. И можете мне поверить, руководить общественной жизнью в Гарварде – далеко не легкая задача.
– Я думаю! – ответила Сильвия, подавленная красноречием миссис Винтроп.
– Вы из другой среды, имеющей свою высокую культуру. Не знаю, вполне ли вы согласны со мной, но я убеждена, что эти самые мысли часто внушались вам вашими близкими.
– Да, я часто слышала от матери то же, что вы говорите, – ответила Сильвия.
– Когда я увидела вас, Сильвия, тотчас же почувствовала – это союзница! Мне нужна поддержка, мне необходима поддержка со стороны молодых девушек для того, чтобы успешно влиять на мужчин.
Наступила торжественная пауза.
– Надеюсь, вы не совсем разочаровались во мне! – сказала Сильвия.
Миссис Винтроп остановила на ней долгий выразительный взгляд.
– Я была так поражена! – медленно начала она. – Вы понимаете, я не могу не знать того, что происходит. Ко мне приходят за советами, и я должна всех выслушивать. И после того, что я слышала, я решила, что должна поговорить с вами. Надеюсь, вы не сочтете меня назойливой?
– Дорогая миссис Винтроп, не извиняйтесь, пожалуйста! Я очень рада буду узнать ваше мнение.
– Я буду с вами совершенно откровенна. Насколько я поняла, вы очень неодобрительно отнеслись к порядкам, существующим в Гарварде. Это правда?
– Да… да… – нерешительно ответила Сильвия. – Кое-что мне, действительно, не понравилось.
– Вы можете мне сказать, что именно?
– Не знаю, сумею ли это объяснить. Это надо чувствовать. На меня условия жизни в Гарварде произвели тягостное впечатление.
– Даже тягостное? Но что же именно? Разве в ваших краях нет сословных различий?
– Да, но они не подчеркиваются так резко.
– Ах, я часто говорила об этом с южанами, – сказала миссис Винтроп. – Дело в том, что на Юге есть люди, отличающиеся от вас уже расовыми особенностями, уже цветом кожи, и эти люди никогда не переходят известной межи, отделяющей их от вас. Но у нас, на Севере, дорогая моя, слуги такие же люди, как мы, и держать их на должном расстоянии от нас вовсе нелегко.
– Но я говорю не о слугах, миссис Винтроп, а об отчужденности между студентами одного и того же курса. Ведь ваши слуги не учатся в университетах?
– Некоторые учатся. Плата за слушание лекций в Гарварде всего сто пятьдесят долларов в год. Всякий, кто в состоянии внести эту сумму, может учиться в Гарварде. Иные учатся и в то же время тяжким трудом зарабатывают себе на ежедневное пропитание. На одном курсе с Дугласом ван Тьювером учится и сын лакея.
– Неужели?! – воскликнула Сильвия.
– Как же! Некий Фирмин!
– Том Фирмин? – удивленно повторила Сильвия.
– Да. Вы уже слышали о нем?
– Да, – робко ответила Сильвия и замолчала.
– Вы понимаете теперь, дорогая, – мягко сказала миссис Винтроп, – почему мы так горячо отстаиваем у нас сословные различия. Должна вам сказать, у меня был большой разговор с ван Тьювером. Вы, конечно, знаете, что он очарован вами. И вы знаете, вероятно, что женщина, внушающая мужчине чувство такого восторга, может иметь на него большое влияние и может использовать это влияние во вред или на пользу этому человеку?
– Пожалуй! – сказала Сильвия.
– Но, я полагаю, что вы… не вполне отвечаете на его чувства?
– Не совсем!
– Он пришел ко мне в ужасно удрученном состоянии. Вы раскритиковали его, и это его глубоко огорчило. Я не стану повторять того, что он говорил, – все это вы уже слышали, вероятно, от него самого. Но вы совершенно сбили его с толку. Он желает добиться вашего расположения и не знает, как это сделать. Вы такие странные мысли заронили в его голову. Право, Сильвия, вы можете совершенно погубить этого человека. Мне кажется… я чувствую, что вы не отдаете отчета в значительности ваших слов и всех этих требований, которые предъявили ему.
– Но, миссис Винтроп, я никаких требований не предъявляла ему, – возразила Сильвия.
– Формально – нет, быть может. Но вы поймите, человек потерял голову, и все, что вы говорили ему, понял как требования, как условия.
Наступило неловкое молчание.
– Я старалась избегать мистера ван Тьювера, – сказала наконец Сильвия, – и предпочла бы вовсе не встречаться с ним больше.
– Почему? Я в этом никакой необходимости не вижу. Вы не сможете не встречаться с ним, он решил всячески добиваться встреч с вами. Но, по-моему, ваши отношения могут принять совершенно иной характер. Вы должны понять, какую огромную ответственность возлагает на него богатство. Если бы вы по-дружески…
– Не сочтите это за упрямство с моей стороны, – сказала Сильвия, – но я знаю, я никогда не смогу считать мистера ван Тьювера моим другом, если он совершенно не изменит своего образа жизни.
– Но, Сильвия, дорогая, – мягко возразила миссис Винтроп, – однако он был моим другом!
И загорелся спор. Миссис Винтроп ссылалась на труды знаменитых ученых, писавших о божественных правах монарха, на трактаты о воспитании государственных людей и правителей, на Маккиавелли, Кастильоне и многих других. Но все эти имена были совершенно незнакомы Сильвии, она была плохим оппонентом для такой ученой особы, как миссис Винтроп. Она знала только одно и повторяла это с непоколебимым упрямством: ван Тьювер такой, какой он есть, ей не нравился. Миссис Винтроп доказывала, убеждала, оправдывала, философствовала, красноречиво отстаивала преимущества и права обладателя пятидесяти миллионов долларов. Но Сильвия стояла на своем: ван Тьювер ей не нравился, он ей не симпатичен!
Наконец пыл миссис Винтроп несколько остыл. Она замолчала и пристально взглянула на Сильвию.
– Могу я вас спросить кое о чем?
– О чем?
– Дуглас сделал вам предложение?
– Нет.
– Но вы думаете, что он будет просить вашей руки?
– Не знаю, право. Могу вас только уверить, что, если это только от меня будет зависеть, он об этом и не заикнется.
Миссис Винтроп долго взвешивала этот ответ.
– Сильвия, – начала она опять, – он страшно богат. Вы представляете себе его состояние?
– Да, я слышала, – огромное, говорят! – равнодушно ответила Сильвия.
Опять наступила долгая пауза. Сильвия видела, что миссис Винтроп отчаянно борется с собою. Но в конце концов она все-таки не выдержала и спросила: