Когда Сильвия в первый раз увидела Франка, она не знала еще, кто это, так как видела только его спину. И в тот же миг по телу ее пробежал странный трепет, какого она не испытывала еще в своей жизни. «Что-то такое было в линии его шеи, – рассказывала мне позднее Сильвия, – отчего сердце мое дрогнуло».

О Ширли она не слышала ничего уже много лет. Они отклоняли всякие приглашения этой семьи, отклоняли так упорно, что перестали наконец их получать. Плантации Ширли лежали на самой границе округа, милях в двадцати от усадьбы Кассельмен, и семья вскоре была совершенно забыта.

Среди знакомых Кассельменов была некая миссис Венэбль, молодая вдова, обладавшая охотничьим замком по соседству с плантациями Ширли. И судьбе угодно было, чтобы эта миссис Венэбль стала одной из тех приятельниц Сильвии, которых ей удалось убедить открыть двери своего дома для Гарриет Аткинсон. В один прекрасный день Гарриет, ехавшую в своем автомобиле в охотничий замок миссис Венэбль, в пути захватила страшная гроза. Она совершенно растерялась среди лесного безлюдья, как вдруг появился всадник и вежливо настоял на том, чтобы она накинула на себя его непромокаемый плащ, посадил ее на свою лошадь и повез в свой дом, стоявший недалеко на холме. Гарриет самым романтическим образом появилась в старом и, очевидно, аристократическом доме, где ее приветливо и ласково приняли милейшие, воспитанные люди.

Так как Гарриет была несколько моложе Сильвии, она не знала нашумевшей в местном обществе истории и услышала ее от миссис Венэбль. Это только усилило ее интерес к Ширли, потому что Гарриет Аткинсон была добра и бездумно отдавалась своим порывам. Она еще раз навестила семью Ширли и, вернувшись домой, поспешила поделиться с Сильвией своими впечатлениями. «Солнышко, – так она называла Сильвию, – ты должна познакомиться с Франком Ширли». Она рассказала ей, какая у него привлекательная внешность, какой он молчаливый и загадочный и какой у него чудесный голос. «И очаровательная, томная улыбка, – добавила она. – Если бы он не вел такую серьезную, одинокую жизнь, он, наверно, был бы победителем женских сердец». Слова ее всколыхнули воображение Сильвии, и она без колебаний приняла последовавшее вскоре приглашение миссис Венэбль навестить ее в охотничьем замке.

Одним солнечным утром поздней осенью она с ружьем в руках, красивая и живописная, отправилась на охоту на оленей. Ее поставили рядом с Чарли Пейтоном, который должен был быть в это время в университете, но вместо этого шатался по знакомым и надоедал Сильвии своими вздохами и томными взглядами. Они стояли уже около получаса, когда услышали вдруг из лесу собачий лай. Чарли пошел на разведку, полагая, что собаки напали на медведя, а Сильвия осталась одна. Несколько минут спустя она уловила шум в кустах позади себя и, решив, что это олень, подняла ружье. Животное, заслоненное густой стеною зелени, тяжело пробежало несколько шагов, и вдруг кусты раздвинулись, и Сильвия увидела перед собою не оленя, а всадника.

Она опустила ружье. В лесу опять залаяла собака, и всадник остановил свою лошадь, вслушиваясь. Лошадь выразила беспокойство, всадник крепче натянул узду, тогда она повернулась, и он очутился лицом к лицу с Сильвией. На первый взгляд в нем ничего необыкновенного не было: молодой человек в куртке цвета хаки и коротких спортивных брюках.

Но Сильвия смотрела на него другими глазами. Она начиталась романов и мечтала о возлюбленном, который должен явиться в один прекрасный день и должен отличаться от пошлых салонных и бальных обожателей какими-нибудь необычайностями, рыцарскими свойствами. И во внешности этого человека было что-то рыцарское. Лицо его, не будучи суровым, выражало силу, смягчавшуюся тихой грустью.

Сильвия, наблюдая за собой как бы со стороны, умела рассчитывать свои ощущения и впечатления, особенно при встречах с мужчинами. Но на этот раз она была слишком заинтересована, чтобы анализировать свои чувства и мысли. Она видела его оттененные густыми ресницами глаза, блестящие черные волосы, его будто вылитую из бронзы фигуру и превосходную посадку на лошади. Она хотела, чтобы он взглянул на нее, и, как зачарованная, ждала мгновения, когда их глаза встретятся.

И это мгновение пришло. Он вздрогнул и быстро поднес руку к шляпе.

– Простите! – вежливо сказал он.

Сильвия обратила внимание на его глубокий, звучный голос и, внезапно задрожав, вспомнила рассказ Гарриет. «Неужели это Франк Ширли?» – подумала она. И, тотчас овладев собой, улыбнулась и сказала:

– Это я должна извиниться перед вами. Я чуть не выстрелила в вас.

– Я этого заслужил, – ответил он, тоже улыбаясь, – ведь я забрел в чужие владения.

Сильвия выезжала в свет уже целый год и была в то время довольно искушенной особой. При встрече с новым человеком она всегда задавала себе вопрос: «Смогу ли я полюбить его? Могла бы я быть его женой?»

Воображение ее рисовало разнообразные картины: его дом, круг его знакомств, его занятия, развлечения, его образ мыслей. Она представляла себя путешествующей с ним, принимающей с ним гостей, даже приводящей его в чувство после кутежа. Как утопающий человек в несколько мгновений обозревает все свое прошлое, так и Сильвия могла вообразить свое будущее в течение одной короткой фигуры кадрили.

И только этого человека она никак не могла представить себе в привычной ей обстановке. Это был простой человек, и место его было среди опасностей и повседневной работы. Сильвия читала «Поля и Виргинию», «Робинзона Крузо» и имела смутное представление о близкой к природе жизни, по которой томится девушка в туго стянутом корсете, когда ее посылают в гостиную занимать почтенного друга семейства. Она представила себе рыцаря, возникшего вдруг на ее пути и уносящего ее на своей лошади в. заколдованный мир. Она чувствовала его сильные объятия, слышала его шепот в своих ушах, топот копыт его лошади: вперед, вперед!

Ей надо было сделать усилие над собою для того, чтобы вернуть себя к действительности.

– Вы не заблудились, надеюсь? – спросил он.

– О, нет, – сказала она. – Я в стойке.

– Да! – промолвил он.

И опять оба замолкли. Мысли вихрем проносились в мозгу Сильвии. Частые удары ее сердца казались ей топотом копыт.

Всадник отвернул голову, чтобы вслушаться в собачий лай, и тогда она опять украдкой взглянула на него. Он обернулся и поймал ее взгляд. Надо было сказать что-нибудь тотчас же, чтобы спасти положение.

– Я… я не одна, – пролепетала она.

Это было ужасно: она, Сильвия Кассельмен, смущенно и растерянно искала слова!

– Мой спутник пошел в лес на собачий лай, – добавила она. – Он сейчас вернется.

– О! – только произнес он, и Сильвия заметила быструю перемену в выражении его лица.

Кровь хлынула ему в голову и ярким румянцем окрасила его лицо.

– Прошу прощения, – холодно сказал он. – Честь имею кланяться. – И, повернув лошадь, пустил ее рысью.

Он понял ее слова, как обидную просьбу удалиться. Она мгновенно угадала его мысль. Это был Франк Ширли, и он подумал, что она узнала его и вспомнила, что отец его носил арестантский халат. Да, конечно! Не могло же его обидеть то, что она не желает разговаривать в лесу с незнакомым человеком. Но мысль о том, что он мог ложно истолковать ее слова, повергла ее в ужас.

– Нет! Нет! – крикнула она ему вдогонку со слезами в голосе. – Я вовсе не хотела отослать вас.

Он быстро обернулся, пораженный искренней страстностью ее голоса. Они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. «Как ужасно носиться постоянно с такой мыслью, всегда ждать оскорблений или, в лучшем случае, жалости», – подумала девушка.

– Я думаю все-таки, что мне лучше удалиться! – спокойно сказал он, опять повернул лошадь и уехал, не оглядываясь. Сильвия, крепко сжимая в руках ружье, долго смотрела ему вслед.

11

Сильвия говорила себе, что должна во что бы то ни стало встретиться с Франком Ширли. Она не спрашивала себя, зачем должна его видеть. Она чувствовала всем своим существом – она должна его видеть, чтобы поколебать одну его мысль. Но в течение двух дней она ничего придумать не могла и уныло бродила по дому, так как ей всё и все смертельно надоели. Тут были и несносный Чарли Пейтон, не сводивший с нее своих безжизненных водянистых голубых глаз и при каждом удобном случае пытавшийся коснуться ее руки; и Билли Ольдрич со своими изысканными шелковыми носками, блестящими ногтями и напудренным лицом; и Малькольм Мак-Каллум, франт из Луизвилля, с бесконечной серией безупречных костюмов; и Гарвей Ричард, стальной король из Бирмингама, бросивший все свои дела и поставивший целью надоедать Сильвии. Это был большой, упитанный человек, пользовавшийся исключительным расположением ее родни. Он ласкал ее маленького брата, шалил с ее младшими сестрами, но Сильвия раздраженно говорила, что он имеет дурную привычку тыкать в нее пальцем.