– Донован, – весело окликнул Уильяма Леннокс.

С лица Уильяма не сходила вежливая улыбка. Он слишком хорошо знал таких людей, как Леннокс, которые рады вести с ним дела, но прирезали бы, попадись он им на узкой тропинке.

– Доброе утро, Леннокс. Красивая у вас коляска.

– Благодарю! Вы очень любезны. Она знаменует мое вступление в «Перикл», – сытым голосом ответил Леннокс, не скрывая гордости. – Клуб на самом деле оказался еще великолепнее, чем я слышал. Жаль, что вы никогда не видели его.

– Поздравляю, – раздраженно произнес Уильям. В самом элитарном частном клубе Нью-Йорка «Перикл» обычно совершались сделки между банкирами. Уильям имел столько же шансов войти в его холлы, как и прогуляться по Луне.

– Военный министр, очень приятный малый, председательствовал, когда меня принимали, – продолжал Леннокс.

Самый известный своим взяточничеством человек в администрации Гранта? Он, наверное, просто хотел помочь человеку с такими связями и деньгами, как у Леннокса.

– Я всегда считал его и его сотрудников очень полезными, – согласился Уильям, – особенно после того как несколько взяток перейдут из рук в руки. – Леннокс просиял.

– Четыре поколения моей семьи отмечали вступление в этот клуб покупкой нового экипажа вроде сегодняшней моей лошади и коляски. Ничего нет в наших краях прекраснее, как вы считаете? И как же они будут великолепно выглядеть, когда миссис Росс поедет венчаться со мной.

Уильям сжал челюсти. По его мнению, Леннокс недостоин не то что надевать кольцо ей на палец, но того меньше – поцеловать ее ботинок. Многоречивый бывший кавалерист и нью-йоркский ипотечный магнат, до прошлого года Леннокс никогда не ступал западнее Миссисипи. Виола отказывала и гораздо более достойным людям, но, может, теперь ее привлечет то будущее, которое он предлагает, поскольку миссис Уотсон сбежала, унеся с собой последние деньги прачечной.

– Венчание действительно будет очень впечатляющим. Чем я могу вам помочь в такое прекрасное весеннее утро? – Голос у Уильяма, гладкий как шелк, прекрасно скрывал его бурлящие чувства. Он отошел к колоннаде, окаймляющей двор, увлекая Леннокса за собой.

– Я просто хотел обменяться приветствиями и поболтать о последних событиях в поселке. – Леннокс пошел за Уильямом и принял кружку, которую подал ему Абрахам. Слуга узнавал каким-то волшебным образом, когда именно подать кофе, чтобы деловые разговоры Уильяма шли как по маслу.

Уильям вежливо кивнул и обхватил обеими руками глиняную кружку.

– Я думаю, что у вас все хорошо.

– Сейчас неплохо. Вы слышали об обвалах?

– Мои соболезнования… – начал Уильям, но Леннокс продолжал говорить:

– Ужасное происшествие. Мы потеряли из-за него по крайней мере недельную продукцию.

«И ты оплакиваешь утраченные доходы, а не погибших. К счастью, ты примешь предложение банкиров из Сан-Франциско и продашь шахту».

– Теперь, когда дорогостоящий болван Трегаррон ушел, мне придется самому стать управляющим.

Лицо Уильяма ничего не выразило при сообщении об увольнении прекрасного горного инженера. Камнедробилка, чей шум слышался по всему поселку, стала шедевром Трегаррона, хитроумным техническим изобретением, которое более чем в четыре раза увеличило добычу «Голконды».

– Он любил оставлять на меня проблемы поселка, равно как и проблемы «Голконды». Мы-то с вами оба понимаем, как необходимо нашим людям выпускать пар и отбивать каблуки в салунах, хотя подобное и не всегда нравится их содержателям, – пробормотал Леннокс.

Уильям невольно скривил губы. Даже его отборные погонщики время от времени поднимали шум в поселке, а Леннокс владел всеми салунами в Рио-Педрасе, которые принимали на себя такие выбросы хорошего настроения. Мужчины посмотрели друг на друга с полным пониманием.

Леннокс продолжал после короткой паузы:

– Трегаррон регулярно объяснял содержателям салунов, как на самом деле работает бизнес в Рио-Педрасе, и потом все улаживалось, а теперь подобной задачей придется заниматься мне. Так что пока не приедет новый управляющий, прошу вас, не стесняйтесь, приходите ко мне, если понадобится помощь, если потребуется уладить затруднения с местными деловыми кругами.

– Благодарю вас. Ценю ваше внимание.

– Очень рад. И еще я привез из Нью-Йорка своих лучших людей, чтобы они помогли поддерживать порядок в городе. Кое-кто из шахтеров оказался немного упрямым, но Коналл О'Флэрти и его братья очень быстро им все объяснят.

– Благодарю за предупреждение. – Громила по имени Коналл О'Флэрти? Неужели это тот же человек! Не может быть! С той встречи прошло двадцать четыре года, и она произошла на другом континенте. – Я передам вашу новость Эвансу и моим людям.

– Уверен, одной проблемой будет меньше, но мне хотелось, чтобы вы запомнили это имя.

Уильям кивнул в знак благодарности и сделал хороший глоток кофе. Старые воспоминания завертелись перед его внутренним взором: руки его матери, обхватившие огромный живот, Мейви и Кэтлин, плачущие у ее юбок. Из носа у него идет кровь, после того как он совершенно безрезультатно набросился на пришедших людей. Он пытается вырваться из сильных отцовских рук. Их немногочисленные пожитки выброшены на грязную дорогу, а земельный агент велит своему старшему сыну бросить факел в коровник…

– Хватит о делах, – весело отозвался Леннокс. – Давайте поговорим о том, что интересно нам как джентльменам, например, вот о той кобылке, которую я купил за сорок долларов. Известная скаковая лошадь в Кентукки, так что она обязательно выиграет на больших скачках в следующем месяце в Тусоне.

Уильям посмотрел на чистокровную лошадку повнимательнее. Превосходные линии, крепкое изящное сложение. Она бы лучше и уместнее смотрелась на травянистых ипподромах Кентукки или Калифорнии, чем на поросших кактусами песках и камнях южной Аризоны.

– Сколько времени она здесь, в пустыне?

– Немного больше четырех недель.

– Вряд ли достаточно, чтобы научиться скачке среди кактусов, – заметил Уильям, и в голосе его послышалось раздражение.

– Точно! Перевес будет явно не на ее стороне, и я получу больше денег, когда она выиграет.

«Скорее она охромеет или сломает ногу, – язвительно подумал Уильям, – если вообще освоится в наших краях и сможет участвовать в бегах». Маленькая кобылка сильно потела, пытаясь удрать подальше от бурной деятельности на дворе. Когда на повозку бросили бочонок с кофе, ноздри у нее дрожали, глаза закатились так, что показались белки.

Леннокс снова повернулся к Уильяму, не обратив внимания на обеспокоенную лошадь.

– Как только моя кобыла победит в гонке жеребца Тейлора… – И он многозначительно уставился на Уильяма, словно желая получить согласие.

Тот кивнул в ответ, но не стал обещать, что не примет участия в предстоящих скачках. Жеребец Тейлора мог обойти любую лошадь, кроме Саладина.

– Тогда у меня будет более чем достаточно денег, чтобы построить самую лучшую гостиницу в здешних краях. Вон там!

И Леннокс протянул руку, указывая на выбранную вершину холма как раз в тот момент, когда на дворе вдруг наступила тишина. Кружка с кофе вылетела из его руки и ударилась о ящик, разбившись со звуком, похожим на ружейный выстрел. Осколки глины и кофе взметнулись в воздух и долетели до кобылы.

Чистокровная лошадь стала на дыбы и заржала, отведя уши назад и плотно прижав к голове. Оборвав поводья и оказавшись на свободе, она принялась крушить все вокруг. Леннокс смерил глазами расстояние от нее до пороховых бочек. И потянулся к револьверу.

Уильям бросил свою кружку и побежал к лошади.

Кобылка лягнулась, выломала кусок коляски и разорвала одну из постромок. Первый панический поворот, и коляска ударилась о железное колесо какой-то повозки, отчего гордость и радость Леннокса превратилась в полную развалину, носившуюся теперь по двору и пугавшую других животных, вызывая тем самым еще большие разрушения.

– Эй! – заорал Уильям, а Морган и другие побежали к эпицентру катастрофы. Краем глаза он заметил, как Абрахам прыгнул в боковой двор, присел перед бочонками с порохом и теперь готов остановить любого.

Дико мечущиеся лошади разбили несколько бочек, кофе и фасоль высыпались на песок, другие бочки раскатились по всему двору. Куры закудахтали и захлопали крыльями, когда бочонок с мукой ударился об их клеть. Кобыла заразила паникой даже обычно спокойных мулов, и они начали кружить и бить копытами. Один из них тревожно закричал, а другой стал на дыбы, чтобы его не смяли в толчее.