— Что он тебе сказал? — Адриан совершенно спокоен.
— То, что ты разрешил ему сказать. — Усмехнулась, глядя на одобрительную иронию в темных глазах. — Что компанией рулит Витя по доверенности, оформленной на него свекровью.
— Бывшей. — Интонация ровная, лицо тоже, но краткий холодный свист хлыста мрака рядом прозвучал, прямолинейно сказав, что ему не по вкусу если я буду терять эту приставку по отношению к представителям семейки Гартман. — Я оформил доверенность, Гартман возражала недолго, решила вернуться в Барселону. Я думал, цену заявит большую, но, видимо, не догадалась. — Адриан прохладно усмехнулся, снова облокотился спиной о столб, чуть склоняя голову и неотрывно глядя на меня. — Шахматову убил не Громов, алиби у него железное, но она сама открыла дверь и сама впустила гостя или гостей. Значит, знала их, но не настолько хорошо, потому что выпала из окна. Захар Неизвицкий уехал из города сразу после этого, скрывается у тетки в Сыктывкаре, искренне уверенный, что его при всем желании нельзя найти. Точнее, был уверен, что нельзя, однако, он тоже не знает, кто убил Шахматову. Громов, после того как траванул тебя, исчез. Действительно исчез. Найти не смогли. Подозреваю, что и не найдем. Мне было интересно, кто вас выкашивает и почему. Зажоркину, после того, как я убедился, что он тоже ничего не знает, оформили доверенность на управление и пристально за ним наблюдали. Но кто бы это ни был, на наживку он не клюнул, соответственно из вашей пятерки только двое точно что-то знали. Одну убили, второго, скорее всего тоже, сразу после того, как он не смог забрать тебя. Передоз. Громов траванул тебя специально не до конца, дозу высчитали. Тебя должны были просто забрать, скорее всего, купировав состояние. Когда это будет нужно. Ты возвращаешься туда с усиленной охраной и будешь постоянно ею окружена, пока я не вернусь. По всей это ситуации у меня есть только одно логичное предположение и сейчас люди роют в его направлении. А теперь я задам тебе очень важный вопрос и хорошо подумай, прежде чем на него ответить. — Он пристально смотрел в мое лицо, темень напитывала его глаза, замораживая все внутри, голос звучит очень вкрадчиво и очень серьезно, — Вика, есть ли что-то, что я должен узнать именно от тебя и именно сейчас, — его взгляд на мою руку, на кольцо и снова в мои глаза, — а не от моих людей и когда будет поздно?
С трудом сглотнула, чувствуя, как холодом и мраком кольнуло сердце. Отрицательно повела головой. Он долго, не моргая, не отводя взгляда смотрел в мои глаза. Наконец, кивнул и направился к лифту. Перевела дыхание и чуть погодя на неверных ногах пошла за ним.
Я нервничала, хотя в принципе все шло хорошо. За три дня он позвонил два раза. Первый, как только сошел с трапа, второй сегодня утром, голос вроде бы ровный, но чувствовалось, что что-то не так. Шелест выдоха дыма в трубке, его позвали и он сказал, что перезвонит.
День клонился к своему завершению, ристалище активно чистилось, только что из кабинета в неплохом ресторане ушли представители из комитета по банкротству, с которыми мы в неформальной обстановке под вискарь и мысленный шелест купюр дружелюбно обсудили пару интересных вопросов.
Камрады удалились, помощница собирала бумаги, я откинулась в кресле, ожидая когда мне принесут кофе, пока Гена согласно заключенным договоренностям координировал по телефону людей, прищурено глядя в распахнутое окно и выдыхая дым в его сторону.
Кофе что-то никак не несли, мысли у меня были относительно всего происходящего не совсем хорошие. Решив, что было бы неплохо почтить клозет своим присутствием, встала из-за стола и направилась на выход. В дверях столкнулась с Димой, провожавшим наших гостей.
— Ты куда прешь, блядь! — разозлено толкнула его в плечо, когда он почти перешагнул порог и повернулся, что бы меня пропустить. — Мама не научила, что входящий в помещение всегда пропускает выходящего? Где твои манеры, ебанный рот! Пиздец, никого воспитания нахуй!
Дима как всегда промолчал, кто-то из охраны, пасущейся у кабинета хрюкнул, но торопливо затих, когда я перевела на них взгляд, чтобы вычислять следующую жертву для опиздюления.
В туалете хотела умыться холодной водой, но косметика осталась в клатче на столе. Долго напряженно смотрела в свое отражение, заглушая желание позвонить. Вернулась обратно. Стол обновили, я плюхнулась в кресло, с милой улыбочкой пододвинув специально заказанную мной нарезку с огурцами к помрачневшему Диме, угрюмо на меня зыркнувшему и закатив глаза хлопнувшему конъяку.
Помощница, стоящая у угла стола, рядом с Димой торопливо перебирая бумаги, проговаривал возможные варианты. Гена, тихо разговаривая по телефону, курил у окна, я, потягивая кофе и анализируя слова Олега, смотрела в стол.
— Есть с собой выписки по этой четвертой шараге, которую банкротить будем? — Подняла на Олега взгляд.
Он кивнул и извлек несколько листов, протягивая их мне. Я привстала вместе с бокалом и потянулась за бумагами. И случайно, действительно случайно, немного накренила кружку с кофе, плеснув обжигающий напиток на белобрысую почти лысину Димы, украдкой жующего огурец. Он взвыл и подскочил на кресле. Я, перепугавшись и пытаясь спасти положение, торопливо похлопывала по его голове.
Ну, как похлопывала. Хуярила от души, потому что кофе горячий и его просто так не сотрешь, надо похлопываниями, чтобы ладонь себе не обжечь. А с перепугу не рассчитала и с силой била его по маковке, препятствуя всем его попыткам подскочить с кресла, прямо вбивая его назад на очередном его подскоке.
— Хватит, блядь! — заорал он, закрывая покрасневшую макушку руками и глядя на напуганную меня злыми-презлыми глазами, — хватит пытаться меня убить!
— Дима, ты что? — опешила я, испуганно прижимая к себе отбитую ладонь. — Ты чего нежинка такая? С чего убить-то?
Его глаза налились кровь от бешенства, рук от головы он не убирал, прямо провоцируя на то, чтобы пробить ему лося.
— Потому что мне нельзя тебя трогать, если я жить хочу! Нельзя! Вот и ты меня не трогай! — Рявкнул он, отодвигаясь от меня максимально, злобно глядя на меня.
Снова кто-то хрюкнул. Я оглянулась и увидела свою охрану, среагировавшую на шум. Гена, стоявший у окна, закусив кулак, смотрел на Диму, стараясь не заржать. Олег рефлекторно подхвативший бумаги и отошедший с ними от стола, с перекошенным лицом смотрел на Диму, побагровев от усилий, чтобы не рассмеяться. У него даже очки запотели. Я перевела взгляд на гневного Рыжкова.
— Диман, братан, ты чего? — осведомилась я, оскорбленно глядя в пылающие злобой глаза и переводя взгляд на его красную маковку от которой он убрал руки. — Ты действительно считаешь меня шестеркой, которая заложит тебя Адриану? После всего, что между нами было? Мы же столькое вместе прошли! Я на тебя блевала, ты меня на ручках носил, я тебе черепушку вскрывала, а ты такое говоришь! Не брат ты мне, морда огуречная! — в сердцах бросила я, с удовольствием глядя, как еще сильнее багровеет его лицо и мысленно подбадривая его для выхода на арену. Секунда ожидания и…
И звание «терпила года» уходит к Рыжкову, с такой силой бахнувшему за собой дверью, что стены затряслись.
— Чего ты тормозишь, бумазейки давай, — глядя на Олега потребовала я, опускаясь обратно в кресло и пригубив кофе.
Мы с ним увлеченно составляли варианты, Рыжков вскоре вернулся и сел от меня подальше, негромко разговаривая по телефону. Я думала поиздеваться, но мы с Олегом увлеклись и напрочь о нем забыли.
— Вика.
Голос Гены. До пиздеца напряженный, мгновенно заморозивший рабочую атмосферу. Рыжков тут же отключил звонок и посмотрел на него. Как и Олег. Рефлекс. Рефлекс людей Адриана, когда они внимательно слушают его слова, даже если они переданы через кого-то. Ощущение провала в груди и четкая ассоциация с тем моментом, когда я впервые увидела стаю, в своем доме, в день убийства Артема. Ощущения сейчас были те же. Есть я, а есть они, и у меня нет шансов, если будет дана команда.
Я посмотрела на Гену, глядящего в пол, стоящего все так же у окна и он негромко произнес:
— Адриан приказал забрать твой телефон и привезти тебя в офис страховой. Немедленно.
Мороз по коже, дыхание сбилось. Он смотрел на меня и видел, что мне страшно. Что мне очень страшно.
— Почему? — дрогнувшим голосом спросила я.
— Это все, что он сказал. — Гена направился ко мне, взглядом поднимая Диму и, остановившись у моего кресла, глядя в сторону, тихо сказал, — дай телефон.