Город, убаюканный усталой колыбельной, спал. И жители его, утомлённые маршем повседневных забот и дел, тоже спали. Им снились хорошие добрые сны. Городу и его жителям. Город был небольшим и чистым. Стоял он на берегу моря.
Из моря появился человек и, походкой, присущей сразу тридцати трём богатырям, принялся выходить из пучины вод. Где тридцать три богатыря, там и пучина. Одет человек был в гидрокостюм, и за его спиной можно было разглядеть акваланг. Кто он – ночной незнакомец, – и что делает в столь поздний час в море? Ну, что ж. Ответ на этот вопрос мне известен. Это местный и единственный в городе водолаз дядя Вася. А вот о том, что позабыл он ночью в море, мы для создания интриги умолчим или, может быть, никогда не узнаем.
Дядя Вася – это огромный пятидесятилетний добряк. Однако же не дай вам Господь попасться ему под горячую руку. Здоровья в нём было немерено, и рука его была тяжела.
Жил он в небольшом уютном домике, приютившемся на самом берегу моря. Жену дядя Вася похоронил. Её забрало у него море.
Однако не всё так плохо. Боль утраты скрашивала ему дочь. И была она не просто послушным и добрым ребёнком. Она у него была красавица. Длинные стройные ноги. Высокая грудь. Талия – предмет зависти почти всех женщин городка, конечно, из тех, кто ещё думал о таких мелочах, как внешность. Красивые плечи и симпатичное озорное лицо с родинкой у краешка рта. Мне бы хотелось написать: «лицо, в обрамлении длинных, золотистых волос», но волосы её были черны, как смоль и к тому же коротко острижены.
Короче говоря, была дочка дяди Васи предметом ночных фантазий и поллюций ни одного пацана солнечного города. Зная, что по ней тайно вздыхают почти все мальчишки, она носилась от дома к пристани и обратно в короткой отцовской тельняшке. Ходили слухи, что под тельником ничего нет. Но это вздор. Я сам как-то случайно видел голубой шёлк её нескромных, но всё-таки трусиков.
Звали её Ивана. Ей было семнадцать. И была у неё мечта. Нет, Ивана была человеком практичным. Звёзд с неба не хватала и о принце на золотом коне не мечтала. Знаю, знаю, что не на золотом, а на белом. Не мешай. На золотом-то покруче будет. Принца ей заменял папа. Так уж повелось с детства, и отец являл для неё воплощение доброты и справедливости, силы и отваги, короче говоря, мужественности, и поэтому умудрялся заменять в её неглупой головке всех мужчин сразу.
Мечтала Ивана о большом городе. Москве, Питере или…
Нет. Свой городок Ивана любила и уехать из него хотела не потому, что он ей надоел. Манил её ветер свободы большого города. Ну, как ветер? Сквозняк.
А пока она по-прежнему носила в коротком тельнике – полоска чёрная, полоска белая – отцу на пристань обеды. И местные пацаны тяжело вздыхали, глядя на красивые загорелые ноги и упругую грудь под тельняшкой.
Иногда она купалась. О! Это отдельная история и за это можно брать деньги. Она просто снимала старенькую, но всегда чистую тельняшку. Оставаясь топлес, не спеша подходила к краю пирса и, немного постояв, прыгала в воду. Она любила море, и море любило её. Плавала она великолепно. Заплывала далеко-далеко и подолгу лежала на воде, разглядывая в небе вечно молодые облака. Затем возвращалась и медленно выходила из воды. Афродита. Красивая и недоступная. Как же жалело мужское население городка, что случалось это не так часто, как хотелось бы.
Дяде Васе не нравилось, что его девочка дразнила мужиков. Но он молчал. Его ребёнок уже достаточно взрослый для того, чтобы поступать так, как считает нужным.
Так они и жили, проводя лето в приятных заботах, а зиму коротая у камина, который дядя Вася поставил сам. Он вообще был мастером на все руки. Зимой с работой в городе было туго, но заработанных за лето денег хватало для того, чтобы, в общем-то, безбедно переждать мёртвое время года.
Иногда они читали. Ивана всё подряд, но чаще книги на каком-то странном языке по синей магии – они достались ей в наследство от бабки по материнской линии. А дядя Вася – газеты. Ему было совершенно не важно, какую именно газету он читает – свежую или пятилетней выдержки. К периодике он относился с благоговейным трепетом.
А иногда дядя Вася, сидя в кресле-качалке и раскурив трубку, рассказывал своей дочери морские байки, которых он знал несметное множество.
Рассказчик он был неплохой, а посему, давайте и мы послушаем одну из них.
Ну, что? Дядя Вася, мы расселись. Можно начинать. Итак:
Байка о Дельфине и скале «Парус», рассказанная дядей Васей в один из зимних вечеров дочери своей Иване.
«Случилось это давно. В пору, когда люди были честны и бесхитростны, и всего одно неловко оброненное слово могло послужить причиной для смертельного оскорбления. Судов тогда, моя девочка, не было, и правосудие вершилось просто». Иване не нравилось, когда отец называл её «моей девочкой», но, не желая перебивать его в самом начале, она промолчала. «Если ты не прав – отвечай за это. Нередко люди, отвечая за свои ошибки, расставались с жизнью.
Именно в это суровое, но честное время жил человек по имени Ял. Ял был моряком. И надо отдать ему должное, моряком он был отменным. Нередко он выходил в море тогда, когда остальные за всё золото мира не соглашались этого сделать. «Жизнь дороже», – так они говорили. А он выходил и возвращался. Целый, невредимый и богатый.
Как-то раз к нему подошёл странный такой тип. Одетый в чёрное и в широкополой такой шляпе, как у Д’Артаньяна, надвинутой на самые уши и предложил одно выгодное дело. К тому же, идти-то было всего ничего. До Херсонеса и обратно. Ял согласился, но обещанное вознаграждение потребовал вперёд.
В утро перед отходом судна сама природа, казалось, воспротивилась этому. И волны были, как никогда, велики, а ветер был настолько сильным, что, как пух валил огромные деревья. Однако в бухте было относительно спокойно, и Ял решил выйти в море. Я не знаю, что там и как, но, как только он покинул пределы бухты и с успехом преодолел пять гигантских волн, и казалось, что и на этот раз он сможет выйти победителем из схватки со стихией, как на самом гребне шестой, ослепительная молния ударила в корму корабля…
Всё это с утёса наблюдал человек в чёрном, и ураган обходил его стороной. Человек стоял на утесе и, воздев руки к небу, громко и оглушительно смеялся. А корабль, тем временем, превратился в огромный чёрный парус, окаменел и стал скалой, одиноко стоящей в море.
Все матросы Яла спаслись и в один голос уверяли жителей посёлка, что в момент, когда молния ударила в корабль, Ял превратился в дельфина и уплыл в море. Может быть, всё это неправда, но чайки, видевшие, как сатана посмеялся над человеком, заплакали. Ты до сих пор можешь слышать их плач».
– Кто это был? – спросила Ивана.
– Ты о ком? – не понял дядя Вася.
– Ну, тот тип. В чёрной шляпе.
– Говорят, что демон в человеческом обличье.
– Печальная история.
– Да уж, – ответствовал дядя Вася, – но поучительная.
– Ты о том, что не с каждым стоит общаться? – Ивана, выгнувшись кошкой, сладко потянулась.
– Да. И ещё о том, что не всякие деньги стоит брать.
– А говорят, что деньги не пахнут.
– Правильно, девочка моя.
Дядя Вася знал, что девочка его становится маленькой злючкой, когда слышит это. Когда она злилась, она так сильно была похожа на мать. Со дня смерти его жены прошло девять лет, семь месяцев и три дня. Дядя Вася был однолюбом.
– Ну, папа!
– Ладно, ладно, не буду, – пошел на попятную тот и добавил, – девочка моя.
Следующее лето мало чем отличалось от предыдущих. Только воздыхатели Иваны со слюной изо рта наблюдали, что грудь её стала ещё пышнее, ноги стройней и длиннее, а сама она начинала приобретать помимо красоты, то, что принято называть шармом.
Наверное, это случилось, оттого что дочь дяди Васи сменила отцовский тельник на мамино платье, которое было настолько лёгким, что при малейшем дуновении ветерка, стайкой проворных белых птиц вздымалось вверх, открывая зевакам её ноги. Да и декольте у платья было, мягко выражаясь, рискованным. В остальном же всё оставалось по-прежнему. И обеды, которые она носила отцу на пристань, и не частые её купания с открытой грудью, и толпа зевак.
Как-то раз, под вечер, Ивана влетела домой и с порога выпалила отцу, под чаёк мусолившему позавчерашнюю газету:
– Я его видела.
– Кого? – не понял дядя Вася, но, на всякий случай, снял с носа очки, годившиеся только для чтения.