В один из рассветов просыпаюсь и понимаю: вместо водки испытываю непреодолимую потребность в филологии.

– Кто такой мизантроп? – спросил свежим перегаром я нежную кошку по имени Вассер-Ла.

Нежная театрально поморщилась, но с ответом всё-таки удосужилась:

– Мизантроп – это филантроп, зацеловавший до смерти своего визави, – а коготки-то у кошки острые.

Только непонятно, с какой целью она их выпустила: то ли поцарапать, то ли просто так – поточить. Кто ж их разберёт – этих кошек? Хотя, любая кошка, в отличие от женщины, представляется мне вполне предсказуемой и даже предподлежащей.

...................................................................................................... в этом месте погребён абзац о Зелёном Коране, голубых кораллах и бесцветной коварности женщин. Я убил его, как убил многое другое, что было для меня дорого.

– Почему? – спросила меня ты.

– Потому что ты ничего не хочешь видеть дальше собственного носа и полагаешь что всё это бирюльки – игра, несомненно, интересная, но, в общем-то, легкомысленная.

Ты могла бы засучить рукава и в течение всего одной недели построить Байконур II, но почему-то предпочитала сучить ножками на сцене Мариинки.

А всё проклятые пуанты.

Но я люблю тебя.

Какое счастье, что ты у меня есть и что не поэт я. В противном случае писал бы тебе пошленькие стишата, рифмуя вновь-любовь, бодун-Цзэдун. Впрочем, последняя рифма мне видится вполне актуальной.


Ивана. 18.03.02 г. Москва.


                        Танго.


Сиваш. Краснопузые оборванцы, словно тридцать три богатыря под предводительством танцмейстера Пушкина, вышли из воды и, вставив нам по самые гагашары, сбросили туда, откуда только что вышли сами. Не долго мучилась старушка… Сейчас бы в Ялту. Там вино и пальмы, солнце и девочки мадам Изольды.

Чудом оставшийся в живых, офицер белой гвардии шнапс-капитан Бесперебойный налил себе полный стакан водки. Откушал. Закусил свежеприготовленным капустным салатом. Достал из нагрудного кармана серебряный портсигар с золотым фамильным гербом. Папиросы "Лира". Закурил. Откинулся на спинку стула (тот был сделан из молоденькой русской берёзки) и с наслаждением застрелился.

"Владимир Путин – Лучший рок-певец России!", – неон вместо света в конце тоннеля. И больше ничего. Неведомые силы несли несильно покачивая его к этой непонятной надписи. Рок-певец представлялся Бесперебойному сухим, седовласым старцем с гуслями в руках, предсказывающем судьбу. Ведун. А вот, кто такой Путин, ему было неведомо. Через секунду или через год – часы то останавливаются, то бегут – он настолько сильно приблизился к надписи, что тире превратилось в горизонт.

На жирном тире неонового горизонта, между Солнцем и Луной длинноногая дама в белом одиноко танцевала танго. Глядя на её живой танец, он вдруг понял – на такое способна только смерть. Она танцует в ожидании десерта из никчемных стихов с угасающими цивилизациями, невзрачных картин и остывающих планет, танцоров с мешающими яйцами и взрывающихся галактик. Не всё, что умирает – достойно жизни.


Телевизор. Лыжи. Молодой компьютерный гений Бесперебойный вышел из ванной. Его лицо было гладко выбрито, но почему-то только на две трети. Экзекуции бритвенным станком не подвергся его правый ус и половина левой щеки. Наличия столь экстравагантной внешности он добился благодаря своей уверенности, что на всё воля Божья. Он как раз выбривал растительность со своей левой щеки, когда в ванной неожиданно погас свет. «Значит так надо», – подумал он и, решив, что именно в таком виде симпатичен богине, танцующей танго на планете Венера, стёр с лица остатки пены, залил это дело антисептиком с кисловато-прозводственным запахом свежести и бодро покинул ванную комнату.

Настроение было прекрасным. На лице кисляк, на улице дождь. Взлохмаченные воробьи стихами на мокром подоконнике. Стихи – это просто. Это убийцы смерти. Он утверждал, что может убить смерть, но не знал, как добиться победы над нею.

Погоди, – недоумевал я, – каким же это образом можно, убив кого-то, оставить его в живых?

Убить коммуниста – ещё не значит одолеть коммунизм, – философствовал он, разливая дешёвый портвейн по граненым стаканам, – не говоря уж об алкоголе и его приверженцах, – затем он выпивал содержимое только что наполненной ёмкости и с теософским пафосом в области паха, подводил черту: – а о смерти я просто молчу.

А как ты можешь убить смерть? – выпитый стакан портвейна не позволял мне оставить в покое эту и без оного интересную тему.

Ну, это совсем просто, – и, не смотря на данное утверждение, он с радостью пускался в лабиринты рассуждений, корень которых сводился к следующему: – для того, чтобы убить смерть, нужно подарить ей жизнь.

Всё это словоблудие, – я занял позицию адвоката дьявола.

И словоблудие в том числе, если обозвать этим термином стихи.

Не понял.

Ну, как, – он разлил остатки роскоши по стаканам, – стихи – это же самое настоящее порождение жизни.

То есть, ты хочешь сказать, что поэт является потенциальным убийцей смерти? – сказал я и выпил.

Любой, кто создаёт, – целую секунду, пока он пил, тень мысли блуждала по его лицу, а может быть, это просто портвейн показывал свой непростой характер, – хотя, нет, не так, – почти пропел он на винном выдохе, – не создаёт, а созидает – убивает смерть. Жизнь – это противоположность смерти. Всякий, кто даёт начало жизни, приближает конец смерти.

Всякий, кто даёт начало жизни, питает смерть, – возразил я ему.

На едва различимой линии вечно молодого горизонта, между живой хризантемой и папоротником, дышащим на ладан, длинноногая дама в белом одиноко танцевала танго. Глядя на её зажигательный танец, я понял – так танцует смерть, в предвкушении десерта из угасающих стихов и никчемных цивилизаций, остывающих картин с невзрачными планетами, разочаровавшихся в жизни шнапс-капитанов и разрывающихся, словно череп самоубийцы, галактик.


Зеленоглазая весна стояла на кухне в одном переднике на голое тело и старательно шинковала капусту. Не смотря на то, что нож был похож на сибирский валенок, а капуста упрямой, как похмелье, работа спорилась. К чёрту смерть. Да здравствует салат из капусты. Она добавила в него немного свежих огурцов и помидоров, пару веточек зелени, плюхнула туда растительного масла, посолила, после чего перемешала и попробовала. Мечта гурмана. Праздник вкуса! Фиеста витаминов!!! Вот какое танго может получиться из обычной белокочанной капусты.

Насладившись работой, девочка с зелёными глазами взяла со стола чудо-салат и отправила его в унитаз. Всё, что живёт – достойно смерти.

Ночь – странное время суток. Именно ночью в голову лезут всякие бредовые идеи. Я проснулся посреди ночи от мысли, что теннисные ракетки лишены смысла жизни, потому что не умеют танцевать танго.

Главное – это цель. Цель в жизни. Если она есть, то всё наполняется значением и обретает истинную моральную ценность. Я нашёл цель своей жизни. Нашёл и расстрелял её из калашникова.


Ивана. 02.05.02 г. Москва.


Привет, Родина.


Сухой, как велосипед, кот по кличке Толстый с наслаждением отдавался какому-то бездомному бродяге. Тот, в буквальном смысле, имел его и в хвост и в гриву. Эх, Толстый, Толстый. Педераст ты эдакий. И ладно, был бы активным… Отродье голубое. Позор на мою седую голову.


Матрос лежал на полосатом, как арбуз матрасе и читал книгу в клеточку, а ты удивлялась тому, что закладка, старая, посиневшая от времени справка из мед. вытрезвителя, повинуясь воле случая (предугаданным, впрочем, автором), перемещалась то из конца в начало, а то в середину повествования. Видишь ли, не всё так просто. Это только в детстве игра в классики кажется простой, и лишь с возрастом мы начинаем понимать, как нелегко порой доскакать до неба. Смеётесь? А вы попробуйте.

Жаркий тандем булочки и куска мяса на прилавке в закусочной города Гамбург – это гамбургер "Камикадзе". А любовь – это страх. Страх гамбургера "Камикадзе", не смотря на своё название, быть невостребованным чьим-нибудь ненасытным желудком. Но это в Германии. А в России "Камикадзе" – фаворит продаж. Его едят все: от продвинутых, моложавых стариков, до пожилых, уставших от жизни детей. И это при том, что рекламы совершенно не видно. Но не видно – не значит: нет. Тут постарались работяги от PR. Правда, ничего нового им придумать не удалось. Они просто втиснули двадцать пятым кадром "Камикадзе" во все сколько-нибудь значимые рекламные ролики. Немного незаконно, зато дешево. И сердито. На пресловутом двадцать пятом кадре был изображён упитанный и счастливый японский самоубийца с надкушенной рекламируемой продукцией в одной руке и гермошлемом – в другой. Сопроводительный текст к данной картинке гласил: "Перед "Камикадзе" не устоит даже смерть".