Камера была оборудована лампами дневного света, а также дежурным ночным освещением. Ее гладкие стены, окрашенные серой водоэмульсионной краской, навевали безграничную тоску. Единственное окно снабжено двумя рядами решеток и металлическим жалюзи. В помещении кроме узкой железной кровати с ножками, забетонированными в пол, унитаза и раковины ничего больше не было. Железную миску с баландой приходилось ставить на широкий подоконник зарешеченного окна. От запаха тюремной еды Мари мутило. Она мерила шагами сырую стылую камеру, мечась по ней, как вольная птица в клетке. Почувствовав тяжесть в ногах, Мари опустилась на кровать и тут же вскочила с воплем ужаса. По рваному одеялу ползло черное насекомое, размером чуть ли не с половину ее ладошки. Внешне оно напоминало обычного рыжего таракана-прусака, но было настолько крупным, что вызвало у девушки приступ панического страха. Она рванулась к двери и стала колотить по ней кулачками, обдирая их до крови и создавая при этом не больше шума, чем бабочка своими крыльями.

— Выпустите, выпустите меня отсюда!

Марисса принялась пинать дверь ногами и, наконец, была услышана. Надзирательница открыла небольшое окошечко в двери и шикнула на нее:

— Буянить будешь — в карцер определю.

Мари затихла, поняв, что тут ей не помогут. Она взобралась на подоконник и просидела там всю ночь, боясь подойти к кровати. Она обхватила голову и тихо покачивалась, как умалишенная. Ее охватило отчаянье. "А вдруг Ринар не сможет вытащить меня отсюда? Или не захочет? И долгие годы проведу в этом кошмаре?" — слезы лились и лились из ее глаз, не переставая, так, что Мари сама начала удивляться, откуда в ее организме столько жидкости. Едва ей удалось задремать, прижавшись боком к ледяной решетке, как ее разбудили и повели на допрос. Видимо, рассчитывая на дезориентацию заспанной измученной девушки.

Ее ввели в уже знакомый ей кабинет. Вадим Васильевич — солидный мужчина лет сорока с хвостиком, сухощавый, невысокого роста. Волосы неопределенного цвета начали уже покидать умную голову, в связи с чем через образовавшиеся залысины и редкую поросль на темечке просвечивала жирная кожа. Окинув ее цепким острым взором, следователь начал прямо с ходу, без всяких предисловий:

— Если ты еще не в курсе, за помощь следствию тебе могут скостить срок. Будешь честно и подробно отвечать на мои вопросы — значительно облегчишь свою участь.

— Что вы от меня хотите?

Мужчина посмотрел на нее так, как будто своим взглядом хотел проникнуть в самые потаенные глубины ее мозга, обнажить душу и рассмотреть под микроскопом каждую клеточку ее существа. Мари поежилась. Она чувствовала себя неуютно, но пасовать не собиралась.

— Давай я начну, а ты продолжишь… Около трех месяцев назад ты с твоей сестрой Инессой и ее подругой Валерией посетили клуб "Тайфун", в котором ты должна была встретиться с Ринаром Шахразирбаровом. Он же Тайгер — небезызвестный в определенных кругах криминальный авторитет, в настоящее время пытающийся полностью легализовать свой бизнес. С ним были члены его группировки: Тимур Кондрашов, он же Кондор, Константин Ритушин, он же Тушкан, Арсан Харизбаев, а также Бес и Лис, которых задержали вместе с тобой. Жаль, но их пришлось отпустить. Лера в последний момент отказалась давать против них показания.

— А она умнее, чем я думала, — ляпнула Марисса, не подумав.

Следователь прищурился. Он понял, что девушка сосредоточенна и внимательно следит за каждым его словом.

— Тебе в отличие от нее нечего терять. Ты сядешь. Причем надолго. Это я тебе гарантирую. Если конечно не пойдешь на сотрудничество. Насколько я знаю женщин… — мужчина закурил и многозначительно помолчал. — Я думаю, это бы было хорошей местью, чтобы они тоже мотали срок. Ну, подумай сама: если бы не они, ты бы тут не оказалась.

— Для начала — не надо мне тыкать. Я с вами на брудершафт не пила. А по поводу знания женщин… Вы что, еще девственность не потеряли? Ай, яй, яй… В вашем-то возрасте…

Мужчина ударил кулаком по столу.

— Хватит паясничать. Я с тобой пока по-хорошему говорю.

— Ага. Если зайца долго бить, можно научить курить.

— Значит, показания давать отказываемся?

— Я че, мало кому должна? Считай, что ушла в глухую несознанку. Ака Павла Морозова. И вообще, мне у вас тут нравиться. Шконка удобная, баланда вкусная. Небо в клеточку, друзья в полосочку. Животные, опять же, домашние по хате ползают — развлекают. Не жизнь, а сказка.

Следователь снова ударил кулаком по столу.

— Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому.

— Слышь, следак. Вот, че ты все время кулаком по столу лупишь? Ты уж лучше головой об него садани — увидишь, сразу полегчает.

Мужчина зарычал. Нажал под столом кнопку. Явившейся по вызову охране приказал:

— В карцер ее без воды и еды на сутки. Пока на сутки.

Марисса встала со стула со вздохом. Как можно беспечнее она сказала:

— Вот я чет не пойму тебя, мужик, то ли ты страх потерял, то ли бегать научился. Я жениху своему настучу на тебя — бяку. Он же знаешь какой злой у меня?

"Напугал ежа голым задом", — думала ехидно Марисса по дороге в карцер. — "Тебя бы к Ренчику да в подвальчик, в его средневековую камеру пыток". Мари вели по ступеням все ниже и ниже. Карцер находился глубоко в подвале. Он представлял собой маленький квадрат два на три метра. Стены его были сырыми, на полу местами проступали лужи. Но даже найдя себе сухое местечко под ногами, девушка сесть на него не решилась. "Так и почки застудить недолго. Или еще что-нибудь", — грустно подумала она. Никакой мебели в ее новой клетке не оказалось. Когда ноги устали, она присела на корточки, потом поменяла положение, упершись на колени. Так она и чередовала места соприкосновения с ледяными поверхностями пола и стены, чтобы дать возможность хоть как-то отдохнуть своему уставшему телу. Руки и ноги у нее замерзли, пустой желудок выворачивало в ужасных позывах тошноты.

Сутки Марисса в карцере не просидела. На следующий день чуть ближе к обеду ее опять повели на допрос. "Наверно, адвокат Алана наступает следствию на пятки. Или уже обгонять начал. Всегда знала, что Алекс шустрый малый", — ерничала про себя Марисса, ласково улыбаясь суровому мужику. Ее догадки были верны, так как следователь был явно не в настроении:

— Чего зубы сушишь? Норова еще не убавилось?

— Красота спасёт мир — а пофигизм нервы. Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. До чего же у вас тут скучно.

Мужчина презрительно улыбнулся. Он смотрел на нее уже без гнева — с любопытством.

— Я тебя к рецидивисткам подсажу — там скучно не будет, обещаю. А если опять заскучаешь — в пресс-хате отдыхать будешь.

— Ну, вот, че ты меня все на испуг берешь? Не надоело уже? Давай лучше в хорошего полицейского поиграем? Ты меня кофе угостишь, а то мне на голодный желудок болтать в лом.

— Здесь тебе не санаторий. Решила дурой прикинуться? Сейчас тебе в новой камере мозги быстро вправят.


Мариссу втолкнули в камеру не намного больше той, в которой ее запирали сначала. Зато в этой были и стол, и стулья, на которых сидели крупные тетки с грубыми жестокими лицами и волчьими взглядами.

— Приветик, — тихим спокойным голосом поздоровалась Мари. — Кто старшая?

Она стояла в дверях и ждала приглашения. Торопиться ей все равно было некуда.

— Крыса, — указала одна из теток на свою сокамерницу, вальяжно развалившуюся на кровати.

Та уставилась на Мариссу злобным подозрительным взглядом.

— Сама обзовись.

— Меня Маруськой кличат.

— Ну, иди сюда, побакланим, — она указала на стул рядом с собой. — По какой статье чалишься?

— Да живоглот буксует. Вроде как, мокруху шьет. Он меня все расколоть пытается, головняк себе наживает. Зачурали меня, чтоб я своего хахаля заложила. Я че дура? Мне жить охота. А за стукачом топор гуляет.

— А хахаль твой какой масти?

— Из блатных. Погоняло Тайгер — слышали про такого?

Женщины между собой переглянулись. Они рассматривали девушку, как какое-то диковинное, невиданное доселе существо, вызывающее живой интерес публики. В ее глазах не было ни страха, ни замешательства. Вела она себя уверенно и свободно, но "без понтов", всем своим видом давая понять, что заключенные ей гораздо симпатичней товарищей из органов, являющихся неистребимым злом мирового масштаба. Доверительный тон, которым Мари отвечала на вопросы, постепенно усыплял подозрительность сокамерниц. Крыса, прищурившись, но беззлобно бросила: