Однажды в нашем детском доме травили крыс, и пропала коробка с ядом. Сразу все на Рена подумали. Рен успел себя зарекомендовать с самого начала — как только попал в детдом.

Алан чему-то рассмеялся, видимо вспоминая проделки Ринара. В то, что Рен в детстве был жутким хулиганом, Марисса даже как-то не сомневалась.

— Директор, к которому притащили Ринара для разбирательств, не поверил в его невиновность, но стоило только тому взглянуть Рену в глаза, как он счел за благо сделать вид, что не имеет больше никаких подозрений. Уже тогда во взгляде Ринара не было ничего детского. Он смотрел людям в глаза так, что даже взрослые не выдерживали и отводили взор. А учителя и прочий персонал с тех пор стали Рена опасаться. Никому не хотелось повторить участь крыс.

Потом Ринар привлек меня к занятиям спортом. Он говорил мне: "Чтобы тебя боялись — надо быть сильным". И вот вместо того, чтобы курить по углам и под лестницей с прочими ребятами, мы ходили в подвал, где был устроен самодельный спортзал.

Рену было четырнадцать, а мне одиннадцать, когда у нас в приюте появился новенький — парнишка лет шестнадцати. Он сразу решил занять место негласного лидера среди подростков, но для этого ему надо было оттеснить Рена. Напрямую с Ринаром он связываться побоялся. Рен уже тогда был довольно крупным и очень сильным для своего возраста. Дело было не только в тренировках, сколько в природных данных. Ну вот, чужак и решил начать захват власти с меня. Своего рода психологический прием. И еще, он, таким образом, бросал Рену вызов, не светясь перед администрацией детдома. Однажды этот амбициозный паренек вместе со своими прихлебателями из тех, кому Рен дорогу перешел, застали меня в подвале. Время было позднее, и я там был один: все пытался за Реном угнаться. Новенький достал небольшой раскладной ножичек. План был такой: располосовать меня, влить полбутылки водки и разбить окно в коридоре. Все шито-крыто: сам напился, сам нарвался. А Ринару намекнуть, что со всеми его друзьями будут происходить подобные несчастные случаи.

Рен, не дождавшись меня в спальне пред отбоем, отправился на поиски. После отбоя всех пересчитывали по головам, и еще одна галочка в списке правонарушений мне была ни к чему. Я сопротивлялся, как мог, но где мне было справиться с тремя шестнадцатилетними уродами. Рен появился внезапно и быстро раскидал всех отморозков, методично вырубая каждого. План новенького удался: только вот в роли пострадавшего был он сам. С того времени авторитет Ринара никто оспаривать не решался, а у меня на память остался небольшой шрам на груди.

— Не понимаю, Лан, — произнесла Марисса задумчиво. — Если Рену не свойственно такое чувство, как жалость, и он испытывает презрение к слабым, то почему он тогда взял тебя под свою опеку?

— Я же сказал — сам не знаю.

— И ты никогда не спрашивал?

— Ну почему же. Спрашивал как-то по-пьяни. Рен только усмехнулся, но так и не ответил. Он вообще странный человек. Не все его поступки можно объяснить. Не пытайся даже. С другой стороны — это часто помогало ему побеждать. Потенциальный противник никак не мог предугадать его ходы.

— Ага. — Марисса хитро улыбнулась. — А Тимур еще меня мартышкой с гранатой обзывает.

Глава 21


Всю ночь Марисса проворочалась, не в силах заснуть, переваривая впечатления от рассказа, и окунулась в дрему только под утро.

Утром сильные руки закатали еще не проснувшуюся девушку в одеяло с головой наподобие кокона. Не на шутку перепуганная Марисса извивалась, еще больше запутываясь в материи и рискуя задохнуться. Похититель взвалил ее на плечо и вынес из дома. Девушка была помещена на заднее сидение автомобиля в положение сидя и надежно зафиксирована ремнем безопасности. Не в силах пошевелиться, она лихорадочно соображала, кто бы мог ее так бесцеремонно утащить прямо из спальни под носом у мужа. И почему секьюрити не вмешались? Или их всех положили еще до того, как забрались в дом? Возможно, это подельники Косиловского, которому она поперек горла встала. Это, пожалуй, единственный человек на данный момент, которому она нужна скорее мертвой, нежели живой. Но почему ее не пристукнули тогда еще там, в доме? Зачем было тащить куда-то? Оставалось одно предположение: дядя Гриша на нее так зол, что решил организовать ей медленную и мучительную смерть со всевозможными истязаниями, на которое способно извращенное воображение нанятых им убийц.

От охватившей ее паники у Мариссы пересохло в горле, и она не могла издать и звука. Да и какой смысл был разговаривать с похитителем? Что она могла ему сказать? То, что похититель был в единственном экземпляре, во всяком случае тот, что находился с ней в машине, она определила, доверяясь органам слуха. Но нельзя исключать и то, что остальные следовали за ними, чтобы исключить возможную погоню.

Ехали они долго. Поворот, еще поворот. Машина прыгает по ухабам и выбоинам — дорога проселочная, определила девушка. Остановились. "Открывает ворота", — услышала Мари через приоткрытую дверь автомобиля. Они проехали еще несколько метров, затем ее извлекли из теплого салона и опять куда-то потащили. Скрипнула дверь. Девушку занесли в дом и опустили на кровать. То, что это была кровать, а не пол в каком-нибудь подвале, Марисса решила, опять же полагаясь только на свои ощущения. Мужские руки стали выпутывать ее из тряпичного плена. Почувствовав себя свободной, Мари тут же перекатилась в самый дальний угол, поднялась на колени и испуганно воззрилась на похитителя.

На кровати рядом с ней сидел Ринар и озорно ей улыбался. Он привез ее в тот самый охотничий домик, где случилась их первая ночь, тот, в котором он сделал ее женщиной.

— Придурок! — от возмущения и злости Марисса никак не могла выразить и довести до его сведения свое мнение по поводу его выходки. — Что за идиотская шутка? Ты специально это сделал? Решил меня до нервного срыва довести?

— Ну ты же добровольно со мной поехать бы не захотела, — Ринар продолжал веселиться, по всей видимости, не испытывая ни малейшего раскаяния или угрызений совести по поводу своей проделки.

— Да я…я…я тебе сейчас гляделки твои бесстыжие выцарапаю.

Слово к делу не пришьешь, но попробовать очень хотелось, и Мари ринулась на Рена с яростью одичавшей кошки. Предвидя ее маневр, о котором он, так кстати, был заранее предупрежден, Ринар перехватил руки девушки за запястья и прижал их к кровати, опрокинув ее на спину. Он обездвижил старающуюся вырваться девушку, придавив ее своим корпусом к постели.

— Отпусти меня!

— Зачем? Чтоб ты мне морду лица поправила? И зрением своим я тоже дорожу.

— Зрение трупу без надобности. Да я тебя… Знаешь, что я с тобой сделаю? — Марисса, пыхтя и не оставляя попыток освободиться из-под мощного тела мужчины, рисовала в своем воображении картины кровавой расправы.

Оставалось только описать их вслух, но она, пребывая в состоянии неистовой ярости, никак не могла сосредоточиться и развить свои мысли. А Ринар продолжал издеваться, забавляясь беспомощностью девушки.

— Давай, расскажи. С удовольствием послушаю, на что способна твоя буйная фантазия. Может, чего нового узнаю. Ну, валяй, удиви меня.

— Прикалываешься?

— Нет, серьезен, как никогда, — снова знакомая ухмылка, дерзкие с бесами глаза цвета горького шоколада.

— Пусти, — вложив в слово всю силу своего гнева, процедила Марисса.

— Помечтай об этом, — тихий низкий мурчащий голос подсказал девушке, что последует дальше.

Ринар со страстью напал на ее рот, сходу раздвигая языком губы и проникая в его влажную теплую глубину. Осознавая, что проиграет борьбу со своей злостью и раздражением, уступая желанию, уже начинающему зарождаться в глубине ее существа, опаляющему жаром низ живота и растекающемуся по каждой клеточке ее тела, Марисса сама яростно впилась в его губы, при этом больно укусив за нижнюю.

Ринар отстранился, его глаза опасно сверкнули.

— Значит так, да?

Марисса в ответ зарычала.

Ринар отпустил запястья Мари, одной рукой обхватив ее за затылок, а другой под попку. Он с силой прижал к себе бедра девушки, заставив почувствовать свой твердый напрягшейся орган, и жадно набросился на ее рот, не позволяя вертеть головой. Поцелуй был грубым, жестоким. Рен терзал, мучил губы девушки, то сильно засасывая, то прикусывая их, больше не позволяя ей перехватить инициативу. Марисса колотила кулачками по его плечам и пыталась вывернуться, но мужчина держал ее крепко. Она чувствовала себя зажатой в стальных тисках. Ощущая его разгоряченное тело, его каждый налитый свинцом мускул, Мари понимала, что уже готова спустить флаг. Ее воля к сопротивлению быстро таяла, как снег по весне. Удары по плечам Рена становились все реже, а затем и вовсе прекратились. Руки девушки безвольно упали на покрывало, и она полностью отдала себя во власть мужчины. Ринар так сильно прижимал ее к себе, что она ощущала каждый удар его бешено стучащего сердца.