Джорджия украдкой пощупала простыни – не влажные ли, но они оказались совершенно сухими.

– Полагаю, вам тут будет удобно, матушка.

Графиня презрительно хмыкнула:

– Что-то я в этом сомневаюсь. Дрессер, вы можете идти. Да распорядитесь, чтобы мне подали горячего пунша, чтобы согрелись мои старые кости. И еще пусть принесут ужин. А ты останься со мной, Джорджия.

Джорджия уже готова была воспротивиться, однако старые уроки не прошли даром. Когда они остались вдвоем, она сказала:

– Помните, ведь это вы сами решили выдать меня за лорда Дрессера.

– Я не вполне представляла себе… мм… масштаб бедствия.

– Я все это переживу. Я люблю его.

– С тобой всегда было трудно, Джорджия. Репутация твоя почти полностью восстановлена. И в таких жертвах, – мать обвела рукой комнату, – вовсе нет надобности.

И все же, наверное, старые уроки на время можно и позабыть.

– Матушка, вы затеяли хитроумный трюк, вы смотрели сквозь пальцы на то, как отец обменивает меня на лошадь. Понимаю: вы полагали, что так будет лучше для меня, но я была просто пешкой в вашей игре. Так вот, я более не ваша пешка. Мои деньги принадлежат мне по праву, я хозяйка собственной судьбы и намерена стать супругой лорда Дрессера и жить с ним здесь, в Дрессер-Мэноре!

Матушка уставилась на дочь во все глаза. Джорджия приготовилась к взрыву праведного гнева, однако как раз вошла Агата, горничная леди Эрнескрофт, и гнев обратился против несчастной:

– Ах, вот и ты наконец! Соблаговолила явиться! Быстро помоги мне снять мокрое платье, пока я не подхватила лихорадку. А ты иди, Джорджия. Ты вечно выводишь меня из себя, вечно!

Выйдя из материнской спальни, она увидела Дрессера, который ждал ее в коридоре. Интересно, что он успел услышать, подумала Джорджия.

Дрессер улыбнулся:

– Позволь мне показать тебе твою комнату. Я мог бы справиться и получше, но времени было маловато.

Он распахнул двери в комнату, где тоже пылал камин, а на столике стояли цветы в простой глиняной вазе. Интересно, это тоже дело рук госпожи Ноттон?

– Переносимо, – сказала она, делая вид, что не замечает пятен плесени на портьерах и обшарпанной штукатурки на потолке. Подойдя к окну, она провела пальцем по подоконнику – он был мокрый.

– Даже тут еще не все успели исправить, – вздохнул Дрессер.

– Крыша не протекает?

– Почти нигде.

– Да, мои двенадцать тысяч приданого очень нам пригодятся… – Ведь это его дом, а теперь и ее тоже. – Ты говорил, что провел тут довольно много времени в детстве. А каким тогда был этот дом?

– Он мне нравился. Не элегантный, но очень уютный.

– Значит, мы снова сделаем его уютным. Я обещаю, – заверила она, увидев сомнение в его взгляде. – Штукатурка почти нигде не осыпалась, в большинстве комнат удастся обойтись только покраской, а если деревянную обшивку коридора отреставрировать, он будет выглядеть прекрасно. А где твоя комната?

– У тебя, как я погляжу, греховные намерения, – со значением произнес Дрессер, и от выражения его глаз все тело ее охватил жар. Она поняла, что успешно прошла последнее испытание, и спросила:

– Что может быть между нами греховного?

– Что ж, я принимаю твой вызов, – улыбнулся он.

Подойдя к комнате в дальнем конце коридора, он распахнул двери:

– Опочивальня барона Дрессера!

Комната была просторна и некогда, пожалуй, даже отличалась известной роскошью – лет эдак сто или двести назад. Стены были обшиты дубовыми панелями, а камин сделан из цельного камня. Резная дубовая кровать была поистине баронской – более шести футов в ширину.

– Такое ложе не ограничивает свободы действий, – сказал Дрессер.

Они взглянули друг на друга, но тут раздался голос леди Эрнескрофт:

– Джорджия! Где ты? Поди-ка сюда!

Джорджия скорчила рожицу, но повиновалась. Дрессер последовал за возлюбленной.

– Сядь, – приказала мать. – Поешь. Дождь кончился, а до вечера еще далеко. Мы можем осмотреть сад. Все-таки в этом поместье есть нечто… многообещающее.

Джорджия взглянула на Дрессера, словно безмолвно просила прощения, и он вышел из комнаты.

Вскоре мать потребовала, чтобы ей принесли деревянные башмаки на толстой подошве, чтобы, гуляя по саду, не испортить туфли и платья. Дрессер вызвался их сопровождать, и Джорджия шепнула ему украдкой:

– Сапоги! Вот что следовало надеть. Если уж я решила отведать деревенского житья, то буду носить сапоги.

– И возможно, станешь законодательницей мод.

– Ну уж нет! Никому не покажусь в таком виде. – Джорджия ласково улыбнулась ему. Она и впрямь воспринимала это как вызов судьбы и была готова его принять.

Издали каменный дом выглядел крепким и даже красивым. Правда, со стен придется убрать старый плющ, особенно там, где он нависает над самыми окнами, а взамен посадить какие-нибудь милые цветочки. Подъездную дорогу непременно надо будет заново посыпать гравием, а еще соорудить навес для карет, – но это все в свое время.

– Посмотри, вон овечка щиплет травку! – Она дернула Дрессера за рукав. – Но почему лишь одна?

– Потому что у меня была масса иных забот.

– Однако разъезжать по скачкам у тебя время было.

– Вот уж о чем нисколько не сожалею! – улыбнулся Дрессер.

Джорджия, не в силах более сдерживаться, нежно поцеловала его.

– Кроме того, – шепнул он ей, – с помощью моей Картахены я все-таки заработал кругленькую сумму, притом наличными.

Леди Эрнескрофт ушла далеко вперед и теперь озиралась по сторонам. Она со знанием дела давала советы по благоустройству поместья, большинство из которых требовало бы бешеных денег. Джорджия не спорила с матерью, но понимала, что есть иные, куда более насущные, надобности.

– Нам надо вырыть пруд.

– Но в один прекрасный момент он может переполниться – места тут болотистые.

– Этого не случится, если вырыть его правильно. Ведь вы обещали мне морской бой, сэр, помните?

– Но у меня нет двадцати слуг.

Джорджия наморщила лоб, раздумывая над новой проблемой:

– Думаешь, нам не удастся воспользоваться услугами двадцати деревенских мальчишек? Полагаю, они будут в восторге. А где тут ближайшая деревня?

– Крукс-Дрессер? Примерно в миле отсюда, вон за той рощицей. Уверен, мы сможем легко найти два десятка ребятишек, когда у нас будет пруд.

«Мы», «у нас» – какие волшебные слова! И словно в подтверждение этих слов, из-за туч вдруг выглянуло солнце.

Они обошли маленький огород, где по шестам карабкались зеленые плети бобов, а среди прочих растений виднелись симпатичные кочаны капусты.

– Этот огород может приносить вдесятеро больше овощей, и больших трат на это не надо, – объявила леди Эрнескрофт, и Джорджия горячо согласилась с матерью. Лишь треть земли была возделана и засажена, зато видна была рука отменного земледельца.

– Несколько слуг моего кузена, оставшихся тут, решили, что нечего земле пропадать, и стали выращивать овощи, – сказал Дрессер. – Весьма вероятно, что излишками они кормили свои семьи, а часть, возможно, даже продавали. Я не стал их расспрашивать.

Леди Эрнескрофт лишь хмыкнула и принялась осматривать невозделанную часть огорода, заросшую сорняками.

– Пойдем. Я покажу тебе конюшню, – шепнул Дрессер Джорджии.

– Но меня куда больше занимает фруктовый сад. Ведь нам нужно будет кормиться по большей части тем, что сумеем вырастить сами. А каково состояние здешней фермы?

– О ферме потом. Пойдем в конюшню.

Она послушно последовала за ним, но уже издалека кое-что заметила:

– Крыша конюшни выглядит великолепно. Постой-ка, она новенькая!

– Конюшня была в худшем состоянии, чем дом. А Карта оказалась столь многообещающей лошадкой, что я…

– Неужели ты с ума сходишь по лошадям, Дрессер? Не думаю, что мы можем позволить себе содержать конюшню. К тому же я не желаю, чтобы мой муж вечно пропадал на скачках.

– Ты уже ставишь мне условия?

Сердце Джорджии на мгновение сжалось – она испугалась, что может в одночасье разрушить все свои робкие мечты. Но она сказала твердо: