Бренда Джойс - Скандальная любовь

Клейборо, 1874 год

Дом был полон гостей. Оживленные голоса, веселый смех и бравурные мелодии струнного квартета разносились по коридорам. Двумя этажами выше бального зала лежал в кровати шестилетний мальчик, прислушиваясь к этим звукам, держа кулачки поверх одеяла и всматриваясь в темноту.

Он не стал зажигать свет у кровати. Свет падал в щель двери, которую няня нарочно оставила приоткрытой.

Мальчик воображал, что мерцающие тени от канделябров в коридоре — это люди, а не чудовища; женщины в сверкающих драгоценностях и мужчины в вечерних черных фраках. И что он один из них. Такой же сильный и могущественный, как все лорды там, внизу. Как сам герцог, его отец. Нет, сильнее. И могущественнее.

Эти фантазии заставили его улыбнуться. На мгновение он ощутил себя взрослым. А потом услышал голоса, и улыбка исчезла, а по телу пробежала дрожь. Мальчик сел в кровати.

Он напрягся, чтобы лучше слышать, хотя слышать не хотелось.

— Я не ожидала, что вы вернетесь. Позвольте мне помочь вам, — прошептала мать.

— Вам не терпится уложить меня в постель? — спросил отец.

Голос герцога Клейборо звучал почти грубо.

Мальчик судорожно сжал край одеяла. Тени больше не пугали его. Потому что чудовища теперь были за дверью, в холле.

— Что случилось, Изабель? — требовательно спросил Френсис Брэкстон-Лоуэлл. — Я вас огорчил? Совершенно ясно, что вы не рады моему появлению. Боитесь, что я могу уделить внимание гостям в собственном доме?

— Конечно, нет, — спокойно ответила мать.

Мальчик соскользнул на пол, крадучись подошел к двери и выглянул наружу.

Герцог был высок, светловолос и хорош собой, его мать была еще более светловолоса, потрясающе красива и элегантна. Превосходный вечерний костюм отца был смят, сам герцог — небрит, она же была воплощением совершенства в своем вечернем платье из атласа цвета синего льда и сверкающих бриллиантах. Отвращение отразилось на лице герцога, он резко отвернулся и, пошатываясь, пошел по коридору. Мать поникла и пошла за мужем.

Мальчик смотрел им вслед.

Герцог остановился у дверей, ведущих в его апартаменты.

— Вы собираетесь сойти вниз?

— Опасаетесь, что я опозорю вас?

— Напрасно вы так думаете.

— Почему же в таком случае вы не приглашаете меня вниз, Изабель?

Мать стояла к мальчику спиной, и он не видел выражения ее лица, но в голосе ее звучало волнение.

— Если вы хотели присоединиться к нам, почему не переоделись?

— Может, и переоденусь! — прорычал герцог. Его взгляд внезапно остановился на бриллиантовом колье на шее жены. — Я никогда не видел на вас эти стразы.

— Я заказала их недавно.

— Будь я проклят, но это вовсе не похоже на хрусталь или стразы!

Изабель ничего не ответила.

Воцарилось тягостное молчание. Мальчик крадучись двинулся дальше и, охваченный страхом, присел позади лакированного молитвенного столика. В этот момент разъяренный герцог сорвал с матери колье. Изабель вскрикнула. Мальчик бросился вперед.

— Это настоящие бриллианты! — закричал герцог. — Ей-богу, настоящие! Ах ты, сука! Ты прятала от меня деньги, не так ли?

Герцогиня словно окаменела.

— Не так ли? — продолжал Френсис. — Где вы взяли на это деньги? Где? Черт бы вас побрал!

— Из процентов, — ответила Изабель, голос ее дрогнул. — Мы получили наши первые проценты от «Дюпре майнинг компани».

— Сначала вы без моего разрешения сдали в аренду мою землю, — орал Френсис. — Теперь прячете от меня мои деньги? Вы никогда не остановитесь, нет?

— Как иначе могла бы я сохранить ваше наследственное имение?

Френсис бросился к жене и дал ей пощечину. Она, пошатнувшись, прислонилась к стене.

— Вы всегда были лгуньей, Изабель! С того дня, когда я вас встретил. — Он снова замахнулся, чтобы ударить ее.

— Стойте! — крикнул мальчик, обхватив отца за колени. — Не бейте ее! Не бейте!

— Черт бы побрал и вас, и его! — крикнул Френсис и снова ударил мать, на этот раз сбив ее с ног. Мальчик тут же прореагировал. Охваченный яростью, он принялся бить отца по ноге.

Френсис схватил его за шиворот и отшвырнул, словно котенка. Мальчик упал на спину, ударился головой об пол, и из глаз у него посыпались искры.

— Ах ты, жалкое отродье! Считаешь себя мужчиной, да? Вот и хорошо, завтра тебя накажут, как взрослого, за то, что суешь нос куда не надо! — Отец навис над ним. — Жалкое отродье и лгун — точь-в-точь как твоя мать!

Отец ушел. Но его жестокие слова буквально врезались в память. Он испытывал боль — но не от удара. Болела душа. Мальчик закрыл глаза, на лбу выступил пот, он боролся с собой до тех пор, пока все не прошло — боль, желание заплакать, ненависть.

И тогда, открыв глаза, он увидел мать, все еще распростертую на полу. По лицу у нее бежали слезы. Он подполз к ней.

— Матушка, как вы себя чувствуете? — совсем как взрослый, спросил он.

— Ах, милый! — заплакала Изабель, заключив сына в объятия. — Твой отец говорил несерьезно.

Мальчик высвободился из ее объятий и кивнул, хотя знал, что мать говорит неправду. Он был уверен, что отец говорил серьезно, что он ненавидит мать и его. Но это больше не имело значения.

Этим вечером он научился управлять болью, прогонять ее в ночь. Научился обнимать пустоту. А пустота эта была необъятна.

Драгмор, 1898 год

— К вам визитеры, миледи.

— Но у меня не бывает визитеров, — возразила Николь.

Олдрик посмотрел на нее, по его морщинистому лицу трудно было что-либо понять, только карие глаза блестели.

— Леди Маргарет Аддерли и леди Стейси Уэрдингтон, миледи.

Николь удивилась. Конечно, было бы преувеличением сказать, что у нее не бывает посетителей, потому что ее лучшая подруга виконтесса Серл, так же как и местное дворянство и ее родня, посещали ее довольно часто. Но эти визиты не в счет. А вот обычных посетителей, как у других молодых дам ее круга, у нее нет с того времени, как семь лет назад разразился скандал. Интересно, что могло понадобиться этим дамам, которых она никогда не видела?

— Скажите им, что я сейчас спущусь. Велите подать чаю, Олдрик, — обратилась она к дворецкому. Легкое волнение охватило ее.

Олдрик кивнул, но, прежде чем выйти, поднял седую кустистую бровь.

— Может быть, сказать дамам, что вы будете через несколько минут, миледи?

Она поняла и усмехнулась, взглянув на свои мужские бриджи и грязные сапоги для верховой езды. Хотя уже не за горами был двадцатый век, женщины не носили мужской одежды. И вообще многое оставалось по-прежнему.

— Хорошо, что вы мне напомнили, Олдрик. Не стоит отпугивать моих блестящих визитерш, не выяснив, зачем они пожаловали.

Все еще посмеиваясь, она подождала, пока Олдрик выйдет, представляя себе, как были бы шокированы благопристойные леди, предстань она перед ними в таком виде. А этого никак нельзя допустить.

Николь вздохнула; она была достаточно честна с самой собой и знала, что ее беспечность и довольно неприличное для барышни чувство юмора не в силах помочь ей в ее положении. А о каком, собственно, положении идет речь? В конце концов, она сама предпочла остаться в деревне, в Драгморе. Роясь в платяном шкафу в поисках приличного белья, она призналась себе, что к ней давно не заходили молодые женщины. Все интересы Николь сосредоточились на лошадях и книгах. Не исключено, что предстоящий визит будет ей неприятен.

Николь натянула сорочку, чулки и нижнюю юбку. Она не терпела корсетов и отказалась их носить, хотя ей было уже двадцать три и рост ее, даже без туфель, составлял пять футов десять дюймов. Она была выше большинства женщин, талию не затягивала, словно была пяти футов ростом, восемнадцати лет и весила едва ли сто фунтов. Узнай об этом кто-нибудь, пошли бы разговоры, в сплетниках недостатка нет, Николь убедилась в этом на собственном опыте. Но в данный момент никто не мог узнать, а если бы и узнал, Николь осталась бы непреклонна.

Тут дело не в удобстве. Николь очень много читала. Некоторые писательницы предпочитали бриджи и спортивные брюки одежде, сшитой по современной моде, которая, как они утверждали, наносит вред здоровью. К примеру, корсеты.