Николь спрыгнула на землю и пошла к нему, ее длинные ноги натягивали ткань бриджей, и их очертания проступали так ясно, что воображению уже нечего было делать. Он не мог оторвать взгляд от ее ног, и ему пришло в голову, что если женщина может вот так ездить верхом, она может, конечно, не хуже скакать и на нем. Увлекшись, он лишь в самый последний момент увидел, что она подняла хлыст.
— Жалкий ублюдок, — прошипела она, с яростью хлестнув его по лицу.
Действуя совершенно рефлекторно, герцог схватил ее, за запястье в тот самый момент, когда заплетенный косой кончик хлыста ударил его по подбородку, оставив красную полоску. Гнев тут же сменился удивлением. Он вырвал у нее хлыст, разломал его и отшвырнул в сторону. Она вскрикнула, и в следующее мгновение ее рука снова взлетела вверх, намереваясь ударить его. Он схватил ее за руку и развернул так быстро, что она ударилась спиной о стену сарая. Она стала сопротивляться, ее вторая рука потянулась к нему, Николь скрючила пальцы, ногти ее были похожи на когти. Он схватил и эту руку, прижал Николь к стене, держа обе ее руки над головой, и, мгновенно подойдя к ней вплотную, прижался к ней своим крепким возбужденным телом.
Все, что произошло, было невероятно, но она продолжала отчаянно бороться с ним, обезумев, как зверь, попавший в ловушку. Каждое ее движение воспламеняло его, и он еще сильнее прижался к ней, инстинктивно пытаясь взять над ней верх.
— Пустите меня! — закричала она. — Пустите меня, мерзкий грубиян, и получите по заслугам!
Воображение рисовало ему эротические картины.
— И чего же я заслуживаю?
Его дыхание омывало ее губы, и она замерла. Он понял, что именно в этот момент она осознала его близость и его мужские достоинства.
— Десяти ударов, а не одного! — бросила она.
— Не думаю, что вы явились сюда ради этого.
— Я вернулась, чтобы пустить вам кровь!
Он вздрогнул — и от неподдельного бешенства, прозвучавшего в ее голосе, и при мысли о том, как он пустит кровь ей.
— Неужели вам так хочется пролить мою кровь, Николь? — спросил он едва слышно.
— Да! Да! Да!
— Берегитесь, — сказал он, — возможно, сегодня и прольется чья-то кровь, но только не моя.
Он посмотрел ей в глаза, его плоть упиралась в нее, и она поняла, что герцог имел в виду.
— Вы этого не сделаете.
— Сделаю, прямо сейчас. Разве вы не за этим приехали?
Ошеломленная, она не нашлась что ответить, а потом крикнула, пытаясь высвободиться, — его железная хватка причиняла ей боль.
— Как вы смеете угрожать мне насилием?
— Угрожаю? Нет. Скорее, предупреждаю. Насилие? Ни в коем случае.
— Я буду сопротивляться до последнего вздоха! — крикнула она.
Он еще сильнее сжал ее, подумав, что в конце концов может потерять самообладание.
— Вам понравится умереть в моих объятиях, Николь, — вкрадчивым тоном произнес он. — Я постараюсь.
— Отпустите меня немедленно, черт бы вас побрал!
Пришлось отпустить. Иначе он потерял бы над собой контроль. Тело его бурно протестовало, и он отвернулся от нее, глубоко втянув воздух.
— Заключим перемирие?
Она рассмеялась.
— Ни за что!
Он заглянул ей в глаза и увидел в них ненависть.
— Значит, теперь вы меня ненавидите, да?
— О да, — бросила она. — Я любила вас какое-то мгновение.
Он замер. Его поразило, что она любила его. Многие женщины в него влюблялись, но это его нисколько не волновало. Однако сейчас он почувствовал укол совести.
— Любовь не может так быстро превратиться в ненависть, Николь, — сказал он. Их губы были совсем близко. — Не проверить ли нам, как сильно вы меня ненавидите?
Он и сам не знал, почему для него так важно доказать ей, что она ошибается.
— Зачем проверять? — сказала она, вдруг задохнувшись. Ее взгляд упал на его губы. — Это бессмысленно.
Он никак не мог удержаться, чтобы не поцеловать ее именно сейчас. Когда их тела прижимались друг к другу, когда он был возбужден ее женственностью, когда она осмелилась заявить, что ненавидит его.
— Полагаю, вы хотите меня гораздо сильнее, чем ненавидите, — прошептал он.
Она хотела возразить, но он накрыл ее губы своими, не дав ей произнести ни слова.
Она всеми силами старалась вырваться от него, но он не отрывался от ее губ, буквально терзая их, и готов был растерзать ее всю.
Он так и думал: она будет сопротивляться до конца.
Когда он переместил губы на ее шею, где его поцелуи оставляли красные полукруглые отметины, она заговорила:
— А как же ваша бесценная Элизабет?
Он замер.
— А что Элизабет?
— Вы даже не делаете вид, что верны вашей нареченной!
— Значит, вы занимались дома рукоделием, — сказал он, подняв голову, чтобы взглянуть на нее. В ее глазах он увидел полыхающее пламя, и ему захотелось превратить его в страсть — страсть к нему. — Это из-за нее весь сыр-бор?
— Ведь вы практически женаты, — прошипела Николь. — Но продолжаете волочиться за другими! Отпустите же меня!
Благородство не позволило ему взять ее силой, и он отпустил ее. Она вскрикнула и попыталась его ударить.
Он обхватил ее за талию, прижал ее руки к бокам и, снова изумившись ее бешенству, почувствовал еще большее возбуждение. Она извивалась в его руках, пока он не сжал ее сильнее.
— Прекратите, — бросил он и встряхнул ее.
Она задыхалась. Теперь он был прижат к ней сзади, ощущая под руками груди, пышные и тяжелые. Она перестала вырываться и втягивала в себя воздух большими глотками. Герцог слегка расслабился, проклиная свою неуемную похоть.
— Я больше не буду вас бить, — сказала она хрипло. — Только отпустите меня.
— Зачем? — Он дышал ей в шею. — Вряд ли я вас смущаю, Николь. Или все же смущаю?
Она стояла неподвижно, и он знал, что она ощущает, как его плоть пульсирует рядом с ее ягодицами. Ему хотелось видеть ее глаза, ее реакцию. Он чувствовал, что она дрожит в его руках.
— Меня вы не смущаете, — сказала она наконец. — Разве что себя самого.
Он отпустил ее.
— Согласен. Но в эту игру играют вдвоем. Не явись вы сюда, ничего бы не произошло.
— Вы человек, лишенный морали, готовы на все, лишь бы получить желаемое.
Он возмутился:
— Неправда. Я вам сказал, чтобы вы здесь больше не появлялись. Зачем в таком случае вы приехали, если не за тем, что я могу вам дать?
Николь густо покраснела.
— Как вы самонадеянны! Я приехала сказать, что думаю о вас теперь, когда мне известна правда!
Он подбоченился и насмешливо скривил губы.
— Правда? Ах да, Элизабет.
— Вы, по сути женатый человек, стали волочиться за мной, уверенный в том, что я замужняя женщина, лишенная нравственности! Порядочные люди так не поступают.
Сознание вины кольнуло герцога, однако он не собирался это обсуждать. Никто не смел упрекать его в недостойном поведении. А вот она посмела.
— Вы решили, что я проявляю к вам интерес холостого мужчины, который ухаживает за барышней? — Голос у него звучал насмешливо, жестко, жестоко.
Она покраснела.
— Я не думала, что вы собираетесь сделать меня своей любовницей.
— А я не предполагал, что вы девственница.
Она задохнулась.
Он сам не верил тому, что сказал.
— Вы очень жестоки!
— Вы довели меня до этого! — И он добавил хриплым голосом: — Вы здесь нежеланный гость, леди Шелтон, и больше не приезжайте сюда.
— Не приеду, ваша светлость. Разве что для того, чтобы вручить вам и вашей невесте свадебный подарок.
— Значит, у тигрицы есть не только когти. Но если вы намерены вмешаться в мои отношения с Элизабет, советую хорошенько подумать.
— Не беспокойтесь, у меня нет ни малейшего намерения огорчать вашу бесценную Элизабет!
И, круто повернувшись, Николь побежала к своему жеребцу.
Глава 5
Его любимый волкодав по кличке Борзой с надеждой смотрел на него. Стоя перед высоким, от пола до потолка, зеркалом рядом с комодом из красного китайского лака, герцог поправил шелковый галстук, бесстрастно глядя на свое отражение. Когда он повернулся и камердинер Рейнард подал ему вечерний фрак, Борзой восторженно забил хвостом.