— Я всегда скачу впереди! — с вызовом крикнула она.

Каждое мгновение этой бешеной скачки доставляло ей наслаждение — и его бешенство тоже. Лошадь под ней была горячая и сильная, и этой тонной конской плоти она управляла своим умением и телом. А ехавший рядом с ней на своем мощном жеребце герцог производил на ее чувства точно такое же впечатление — красивый, мужественный самец, охваченный яростью.

— Тише шаг, — приказал он, перекрикивая воющих гончих и бешеный стук копыт. — Впереди опасное препятствие.

Николь послала ему усмешку, пустив своего гунтера еще быстрее. Герцог, оказавшийся позади, выругался.

Препятствие действительно было опасное, между двумя изгородями — всего два шага, однако Николь взяла обе изгороди чуть-чуть небрежно, но безукоризненно. Теперь она снова ехала рядом с герцогом. Достаточно было одного взгляда на его лицо, чтобы понять, как он зол. Но он стоически принял то, что не может заставить ее замедлить шаг, не помешав ей при этом, что было бы еще опаснее. Они шли галопом рядом, их гунтеры хорошо подходили друг другу и бежали в одном ритме. Они больше не разговаривали. Это было почти невозможно из-за тяжелого дыхания лошадей и грохота копыт. Николь, ощущавшая под собой горячее влажное лошадиное тело, будто слилась с ним — ей казалось, что она составляет одно целое с этим мчащимся сильным животным, это была радость от скорости, с которой они мчались, и — от близости герцога.

Час спустя охота закончилась, и все всадники собрались вместе, в том числе и последние несколько дам. На обратном пути Николь разрешила себе ехать позади, она держала лошадь в узде, не обращая внимания на ее протесты. Она понимала животное, потому что чувствовала то же самое. Устав от длительной, трудной скачки, она была слишком возбуждена, и ей не хотелось останавливаться, если бы охота продолжилась, она приняла бы в ней участие.

Герцог, разумеется, ехал далеко впереди. Он оставил Николь, как только охота закончилась. Губы у него были плотно сжаты, глаза сверкали. Он не мог отчитать ее прилюдно, но у нее было такое ощущение, что он непременно это сделает. Она все еще была слишком взбудоражена, чтобы чего-то бояться. Никогда еще охота не доставляла ей такого наслаждения!

Она до такой степени была погружена в приятные воспоминания, что не заметила поначалу, просто не обратила внимания на то, что остальные дамы, за исключением вдовствующей герцогини, ехавшей впереди, смотрят на нее весьма холодно. А когда поняла, что стала объектом их неодобрения, ей захотелось рассмеяться им в лицо. Потому что они не умели ездить верхом так, как она, потому что у них не хватало смелости ездить так, как она, они презирали ее за то, что она наслаждается спортом так же, как мужчины. Ничто не могло убить ту радость, которую она испытывала, во всяком случае, сегодня. Она еще больше замедлила своего гунтера, не желая оставаться в их обществе. Пусть обгоняют ее. И тут же поняла, что ее лошадь идет неровно.

Нахмурившись, она остановила лошадь и, спешившись, погладила ее по мускулистой мокрой шее. Осмотрев передние копыта, поняла, что в одно из них попал маленький камешек. Встревоженная Николь вынула камешек. Она испугалась, что он был там во время охоты, а это могло нанести серьезное увечье лошади. К счастью, осмотр показал, что подушечка была мягкая; камешек попал туда недавно, и скоро лошадь будет как новенькая.

— Ты держался великолепно, милый, — ворковала она, поглаживая его мягкую морду. — Просто великолепно.

И в голове у нее всплыл образ герцога.

Повернувшись, она со вздохом увидела, что все всадники уже исчезли за поворотом дороги. Не важно, она поведет вороного в поводу. И, взяв в руки поводья, она двинулась по дороге.


Герцог Клейборо просто дымился от бешенства. Его жеребец, чувствуя это, несся во весь опор, беспокойно вскидывая голову. Возможно, Николь Шелтон и самая лучшая наездница из всех, кого он видел, но она беспечная дура. В данный момент ему ничего так не хотелось, как схватить ее и трясти до тех пор, пока она не признает своей вины.

Никто не делал попыток заговорить с ним, все ощущали его настроение, и Хейдриан ехал в одиночестве, в стороне ото всех. Смех и болтовня наполняли спокойное утро, эхом отдаваясь в лесу. Герцог не слышал, о чем они разговаривали, а они взволнованно пересказывали друг другу то, что произошло на охоте, заново все переживая.

Меньше всего его злило, что она не послушалась его, хотя это тоже было невероятно. Он приказал ей ехать позади — а она посмеялась над ним и поскакала вперед. А герцог привык к повиновению. Не только мужчин, но и женщин.

Ей повезло, что с ней ничего не случилось во время этой скачки, ей повезло, что она избежала беды. Он был свидетелем множества ужасных случаев, происходивших на охоте даже при осторожной езде, не говоря уже о безрассудных скачках. Люди ломают шеи, погибают, а одного молодого человека даже парализовало. Если она и дальше будет действовать в том же духе, то в один прекрасный день станет жертвой охоты, Если бы она ехала верхом, это еще полбеды, но она сидела в дамском седле! Это просто безумие!

Чтобы успокоиться, он глубоко втянул воздух. Сердце у него все еще бешено билось. Перед глазами стоял ее образ. Почти шесть футов великолепной женщины, мчащейся, как летучая мышь из преисподней, на лице написан восторг. Он все еще слышал ее смех, беззаботный и дикий. Все еще чувствовал ее подле себя, когда они скакали, точно одержимые демоны на напряженных мчащихся гунтерах. Его бросило в жар.

Верхом она ездит, как дикарка. Но она была великолепна. В постели она не менее великолепна, в этом он не сомневался. В его постели. Внезапно он испытал такое сильное желание, что готов был утащить ее в лес и овладеть ею.

Он еще несколько раз глубоко втянул воздух и поискал ее глазами. Однако Николь нигде не было.

Он резко развернул жеребца и направился к дамам, ехавшим в хвосте кавалькады.

— Где леди Шелтон?

Те, оглянувшись, очень удивились.

— Не знаю, ваша светлость, — ответила графиня Эрондейл. — Только что она была позади нас.

Хейдриан скривился и поехал искать, не понимая, что могло случиться с Николь. Проехав около мили вспять по дороге, он наткнулся на нее — она еще не вышла из густого тенистого леса. Шла неторопливо, ведя лошадь в поводу. Он подъехал прямо к ней. Она увидела его, и воздух между ними вспыхнул и закипел.

— Что случилось? — отрывисто спросил он.

— Камешек попал.

Герцог тут же спешился и попытался сосредоточиться на том, что было под рукой. Не говоря ни слова, он отдал поводья Николь, но пальцы их соприкоснулись. Он мысленно выругался, опустился на колени рядом с лошадью и поднял ее копыто.

— Ничего страшного, но обратно ее придется вести в поводу, — сказал герцог.

Он поднял голову, и их взгляды встретились.

— Я пойду с вами, — сказал он, отдавая ей поводья и беря своего жеребца под уздцы.

Они шли в полном молчании. Но Хейдриан чувствовал ее присутствие. Она хотела его так же, как он ее.

— Почему вы вернулись? — прервала молчание Николь.

Он резко остановился, но не обернулся. Его гунтер беспокойно бил копытом о землю.

— Я подумал, что после охоты вы совершите еще какой-нибудь безрассудный поступок.

Николь тоже остановилась.

— И все же почему вы вернулись?

Он посмотрел на нее.

— Я подумал: а вдруг с вами что-то случилось? Глупо, конечно.

Она улыбнулась.

— Вы пришли меня спасать.

Герцог не отрицал:

— Очевидно, у меня это вошло в привычку.

— Я не возражаю.

— На днях возражали.

Она заглянула ему в глаза.

— Нет, я просто притворялась.

Они пристально смотрели друг на друга. Момент был опасный. Слишком интимный. Герцог решил разрядить обстановку.

— Сегодня вы ездили, как безумная. Вы всегда так безрассудны?

Она вздернула подбородок. Жакет у нее был расстегнут, и пышная грудь тяжело вздымалась. Он вспомнил, что она не носит корсета.

— Нет, просто я очень хорошо езжу верхом и по-настоящему никогда не рискую.

— Не рискуете? Да вы то и дело занимаетесь этим! Когда-нибудь разобьетесь насмерть.

— А вас это очень волнует? — прошептала она.

Герцог не нашелся что ответить.

— Недалеко от дороги протекает ручей, — сказал он, наконец нарушив молчание. — Вы, наверное, хотите пить. Давайте напоим лошадей и сами утолим жажду.