Герцог ходил взад и вперед по комнате. Сейчас у него уже не было никакого предлога, чтобы отказаться от приглашения графа Шелтона на обед. Да он, признаться, даже ждал предстоящей встречи, хотя прекрасно понимал, что играет с огнем, — она была огонь!
С отчаянной решимостью он всю неделю занимался восстановлением имения Чепмен-Холл, поднимаясь раньше и ложась позже обычного, стараясь не оставлять себе времени для раздумий. Но как он ни старался — изгнать ее из памяти не удавалось, она все время преследовала его. Почему он так очарован ею? Может быть, это навязчивая идея? Хотя ее поразительные внешние данные вполне способны свести с ума любого мужчину! А манера поведения, смелость и первозданная непосредственность не могут не пробудить естественный мужской инстинкт! На ее фоне большинство женщин, большинство леди безнадежно скучны! Мама, конечно, исключение. Незаурядный ум и выдающиеся деловые способности отличали ее от всех других женщин.
Он не мог припомнить, чтобы какая-либо женщина так долго занимала его внимание. Элизабет не в счет, она его невеста. Ни одна из молодых женщин, которых он знал, не появлялась на званых вечерах без сопровождения, ни одна не скакала на лошади, не говорила и не проявляла своего темперамента так, как все это делала Николь. Даже его последней любовнице, француженке, мгновенно приходившей в ярость по любому поводу, было далеко до Николь. А какая женщина станет преследовать мужчину, и не только преследовать, но еще и хлестать плеткой!
Ситуация имела еще одну неожиданную сторону. Он перестал контролировать свои действия. На прошлой неделе он вел себя с ней просто отвратительно, хоть и не по своей вине: она его спровоцировала. За то, что он применил силу и целовал ее, нет ему оправдания. Он боялся, что в следующий раз его уже ничто не остановит.
В следующий раз?
Он просто должен сделать так, чтобы не было следующего раза. Совсем не важно, что ее репутация подмочена и что она провоцирует его. Прошлая встреча была просто варварским искушением. «Следующего раза не будет», — дал он себе клятву.
Помня, как плохо жил его отец, он старался жить честно. Случись его отцу оказаться на его месте там, у ручья, он бы взял ее не задумываясь. К счастью, он другой. До сих пор он гордился своей жизнью, но сейчас возникла реальная опасность, и это пугало его.
Он уже опаздывал на обед. Раз не отправлено письмо с отказом, надо идти. И герцог вышел из дома.
Николь лежала на кровати с книгой американской писательницы Аманды Уилсон о необходимости реформ в системе образования. «Как права эта женщина», — думала Николь. В дверь постучали, и в комнату вошла мать.
Графиня Джейн Шелтон была стройной, красивой блондинкой, обладавшей врожденной элегантностью. Она вернулась в Драгмор накануне, и это не было неожиданностью для Николь: Джейн не любила надолго расставаться с мужем. Если бы не Регина, а она была в том возрасте, когда надо подумать о женихе, Джейн вообще не уезжала бы из Драгмора. Регина осталась в их лондонском доме на площади Тэвистока на попечении вдовствующей леди Бет Хендерсон. Джейн собиралась вернуться в столицу на следующий день. Граф должен был присоединиться к ним немного позже.
— Ты еще не одета? — удивилась мать, увидев Николь на кровати в халате и с мокрыми после мытья волосами.
— Ой, извини! Я так увлеклась книгой, что совсем забыла о времени. Наш гость уже пришел?
— Нет, запаздывает. Разреши мне послать к тебе Ани.
Николь сползла с постели, надела первое попавшееся платье. Вернулась Джейн. Увидев, какое платье надела Николь, она нахмурилась:
— Это платье тебе совершенно не идет, дорогая.
Николь пожала плечами.
— Кто все-таки к нам приедет на обед, мама? Из-за кого вся эта суматоха? Повар с утра колдует на кухне, а комнаты убраны так, словно мы ждем члена королевской семьи.
— Герцога Клейборо, — ответила Джейн. — Почему бы тебе не одеть желтое или зеленое платье?
Николь замерла. Сначала ей показалось, что она ослышалась.
— Герцог Клейборо?
— Да. Так ты оденешь желтое платье? Я спущусь вниз, а то он должен быть с минуты на минуту.
Николь кивнула. Последние слова матери она уже не слышала. Тупо уставившись на дверь, она вдруг застонала от возмущения.
Он посмеет сюда прийти? Сюда? Это было слишком, этого вынести она не могла. Николь исступленно металась по комнате. Как же она сможет увидеть его после их последней встречи? Она не сожалела ни о чем, что сделала. Он убедился, что она именно такая, какой ее изображают сплетницы, что она не настоящая светская леди. Но почему-то ей стало очень стыдно. Она его ударила, а он в ответ поцеловал ее. Боже, а что она ему наговорила…
Вряд ли она могла возненавидеть кого-либо так же сильно, как герцога, но именно о его поцелуях она мечтала.
Было сладостно вспоминать о его поразительной красоте, жарких губах, лайковых руках и сильном, напряженном теле. Она не могла уснуть всю ночь. Он сведет ее с ума и погубит ее жизнь.
Особенно страшило то, что ее влечет к себе человек, которого она ненавидит. Она вспомнила разговор со своей кузиной Люси Брегг, состоявшийся два года назад, и паника охватила ее.
Летом 1897 года Николь со всей семьей выехали в Парадиз-Сити в штате Техас отмечать восьмидесятилетие ее дедушки Дерека Брегга. Николь и Люси были подруги и в отрочестве изредка встречались, когда Николь на месяц-два приезжала в Америку или Люси гостила в Англии. Обе девочки были большие любительницы шалостей. Они озорничали так, как не хулиганили никакие подростки-мальчишки Техаса, а может, и всей Америки. В то лето Люси сделала Николь потрясающее признание.
В день рождения Дерека Брегга украли его племенного коня, получившего не один приз. При этом был убит один из похитителей, а кучер, новый работник на ферме Брегга, был ранен. Его заподозрили в том, что он — преступник, бежавший из нью-йоркской тюрьмы, и арестовали.
Когда Люси изливала душу Николь, этот человек находился в местной тюремной больнице. Люси призналась, что Шоз Купер несколько раз ее целовал и что ей это очень понравилось. Правда, она добавила, что презирает его. Тогда Николь не могла даже представить, как это могут нравиться поцелуи мужчины, которого ты презираешь. Воспоминания о признании Люси еще более обострили ее переживания, так как Шоз Купер оказался невиновным и в июле следующего года собирался заключить брак с Люси. Выходит, что Люси только думала, что презирает этого человека, а на самом деле искренно любила.
Николь испытывала беспокойство не из-за того, что жаждет поцелуев герцога. Она боялась, что ее чувства были очень глубокими, гораздо глубже… Она не стала задумываться, глубже чего.
Николь могла отказаться выйти к гостю, но это было бы трусостью. Никогда она не была трусихой, не станет смущаться и сейчас. Она лучше умрет, чем струсит перед этим окаянным герцогом Клейборо.
Ани постучалась в дверь как раз тогда, когда Николь приняла решение, что не только спустится к обеду с их знаменитым гостем, но для такого случая и оденется надлежащим образом.
— Ани, скажи, какое платье мне идет более всего и какое из них самое смелое?
Ани разинула от удивления рот.
— Я не знаю, госпожа. Я должна их посмотреть.
— Тогда займемся этим тотчас же, — сурово сказала Николь, явно что-то придумав для себя.
Герцог вошел в фойе дома и передал свое пальто слуге. Его одолевали скверные предчувствия, но он очень вежливо поздоровался с графом, графиней и Чедом. Николь его не встречала. «Выйдет к обеду», — решил он. То, как складывалась ситуация, должно бы было принести ему облегчение, но почему-то не приносило. Шелтон налил себе и Челу бренди, жене — шерри, герцогу предложили чай: всем было известно, что он не любит крепкие напитки.
Герцог удобно устроился в большом кресле, Шелтон сел напротив.
— Как идет у вас работа в Чепмен-Холле? — спросил он.
— Я почти закончил ремонт. Через несколько дней возвращаюсь в Лондон.
— Вы быстро восстановили имение. Я помню, в каком печальном состоянии оно было совсем недавно.
— Да, действительно так.
Мужчины углубились в обсуждение вопросов, связанных с ремонтом. В это время открылась дверь и вошла Николь.
Шелтон широко открыл глаза от удивления. Чед поперхнулся бренди. Графиня, пораженная увиденным, произнесла сдавленно-приглушенно: «О…» Герцог не заметил ни их удивления, ни восторга — он вновь был во власти противоречивых чувств, Николь улыбнулась матери: