Он глубоко вздохнул. Положение его было безвыходным. Как он мог стоять со своей невестой, которую искренне любит, и страстно желать другую, на которую не имеет прав? Это увлечение зашло слишком далеко и превратилось в навязчивую идею. Но как же положить этому конец?
Николь испытывала желание уйти, быть где угодно, только не здесь. Регина встретила двух подружек и куда-то с ними отлучилась, оставив Николь одну. Как ни старалась она не смотреть в сторону герцога, ничего не получалось. Она изредка нет-нет и взглядывала на него и замечала, то ли к ужасу, то ли к радости, что и он все время смотрит на нее.
Николь опять охватила дрожь. Ну почему он такой величественный и прекрасный? Зачем он здесь сегодня? Неужели суждено, чтобы он своими глазами увидел, через какое унижение ей предстоит пройти? И зачем он помолвлен с Элизабет?
А между тем аукцион начался. Николь ничего не замечала. Лишь мельком отметила, как бело-голубую коробку одной женщины купил неизвестный мужчина за двадцать пять фунтов. Ужас охватил ее.
Она не могла отказаться, отказаться в последнюю минуту. Верхом глупости было выставлять свою коробку, все равно никто не купит! Будь проклята ее гордость!
Вот уже несколько ленчей продано, но всего по десять или двадцать фунтов. Николь стояла и думала, струсит она и уйдет или останется и дождется, когда ее коробку выставят на продажу. Она опять взглянула на герцога, и глаза их встретились. На этот раз он первый отвел свой взгляд для того, чтобы что-то сказать Элизабет. А Элизабет, увидев Николь, весело помахала ей рукой. Николь не могла вспомнить, ответила ей или нет, она уже знала, что никуда не уйдет отсюда, а если и уйдет, то не сейчас. Вздохнув, она храбро повернулась к площадке.
— Вы не видели Роберта? — спрашивала Элизабет у знакомых. Она начала беспокоиться, так как подходила очередь Николь. Герцог тоже испытывал какое-то волнение.
— Возможно, он вчера хорошо нагрузился и забыл об обещании, данном тебе.
Это было похоже на Роберта, но герцог хотел, чтобы этот красивый сердцеед вообще не пришел на аукцион.
Элизабет наконец увидела Стаси в толпе и устремилась к ней.
— Стаси! — окликнула она кузину, стоявшую под руку со своим кавалером, который только что выкупил ее коробку с ленчем.
— Это лорд Харрингтон, — представила она своего кавалера, кокетливо улыбаясь. — Он выкупил мой ленч за тридцать пять фунтов.
— Как мило, — сказала Элизабет и попыталась приветствовать лорда как положено, хотя он ей решительно не нравился.
— Стаси, где твой брат?
— Извини, но я совсем забыла тебе передать, Элизабет. Он упустил из виду, что у него на сегодня назначена встреча в Брайтоне, и он никак не может от нее отказаться.
Элизабет побледнела, а Стаси засмеялась:
— Я знаю о твоем плане, он рассказал мне. Он не подвел тебя, так как вместо себя прислал вон того рыжего, в белом костюме, который и купит мисс Николь.
Рыжий и его приятель, стоявшие неподалеку, были совершенно пьяны.
— Роберт поступил не по-джентльменски, — простонала Элизабет.
Стаси рассмеялась:
— Я пойду, Элизабет, всего хорошего!
Стаси и Харрингтон исчезли в толпе. Элизабет вернулась к герцогу и рассказала ему о случившемся. Она была крайне взволнована.
Вот и ее очередь пришла: ее коробку выставили. Николь думала, что умрет от волнения. Ей бы следовало украсить свою корзину, как это сделала Регина, но у нее ничего не получилось. Бантики и ленточки выглядели как-то глупо, салфетки и кружева Николь не любила, а цветы, по мнению Николь, здесь были неуместны. На свою коробку Николь смотрела с отвращением. Красный цвет ее коробки в сравнении с голубыми и пастельными тонами других коробок выглядел очень грубо. Ей казалось, что корзина просто ужасна.
Аукционист поднял ее и сам широко открыл глаза от удивления. В толпе послышались смешки.
— Так, что мы здесь имеем? Но что бы ни было в этой необычной корзине, пахнет из нее очень вкусно! У кого есть какие-нибудь предложения?
Тишина. Никто ничего не предлагал. Она смотрела прямо на толстого аукциониста, державшего ее отвратительную корзину.
— Ну, давайте, молодые люди, начнем торг! Кто начинает? Я слышу, пять фунтов? Молод…
— Чья она? — вдруг выкрикнул кто-то.
Нетрудно было определить, кому принадлежит корзина, так как девушки не делали из этого секрета и заранее объясняли своим кавалерам, как выглядит их корзина.
Опять в толпе кто-то захихикал. Тогда аукционист прочитал табличку с ее именем. Вот тут-то Николь по-настоящему захотелось умереть.
Воцарилось молчание. Вдруг кто-то произнес:
— Десять пенсов!
Взрыв смеха потряс толпу после объявления этой цены. Николь стояла оцепенев. Сейчас над ней начнут потешаться.
— Десять пенсов, — сказал аукционист с явным облегчением.
— Один фунт! — грубо сказал кто-то.
— Что? Я слышу, один фунт? Один фунт?
Глазами, полными слез, она искала того, кто предложил эту цену. Не понимая, что делает, она в полном отчаянии посмотрела на герцога и увидела, что он гневным взглядом вперился в мужчину в белом костюме. Потом он повернулся к ней. Она прочла сочувствие в его взгляде, и это было еще одно испытание, которое ей необходимо вынести. Едва сдерживая слезы, Николь почувствовала, что ее кто-то трогает за локоть. Обернувшись, она увидела Регину. Торги, похоже, закончились на одном фунте. Это было так унизительно!
— Я их всех ненавижу. Поехали домой.
Николь ничего не ответила.
— Один фунт — раз! — провозгласил аукционист. — Один фунт…
И вдруг глубокий, хорошо знакомый ей голос, подавляя все остальные звуки, произнес:
— Пятьсот фунтов!
Все мгновенно стихло.
Аукционист заулыбался и провозгласил:
— Пятьсот фунтов! Кто предложит пятьсот пятьдесят? Кто? Нет желающих? Продано! Продано герцогу Клейборо! — И он ударил молотком.
ГЛАВА 11
Элизабет воскликнула, нарушая тишину изумленной толпы:
— Хэдриан, что ты сделал?
Герцог посмотрел поверх головы Элизабет на Николь. Она стояла пораженная, не вполне осознавая, что произошло. Когда стали предлагать унизительные для Николь цены, его это сильно разозлило. Ему хотелось поколотить этих господ, потешающихся над ней. Он видел, как она изо всех сил пыталась не выдать своих страданий и продолжала стоять с гордо поднятой головой. Когда же понял, что ставки повышаться больше не будут, он пришел ей на помощь, заявив убившую всех сумму — пятьсот фунтов.
Ничто не смогло бы помешать ему прийти ей на помощь и спасти от унижения. Но себя он хотел все же убедить, что то же самое сделал бы для любой другой девушки, попади она в такое положение. Дальше этого он не позволил себе вдаваться в анализ мотивов своего поступка. Но интересно, поймет ли его Элизабет? Он отвел глаза от Николь, удивляясь, как долго они смотрели друг на друга.
— Элизабет… — начал он неловко.
Она всплеснула руками и не дала ему говорить:
— Какой ты смелый!
Он удивился. Она прильнула к его руке, светясь от радости.
— Какой ты умный! Теперь все будут знать, что ты взял ее под свою защиту, и никто не посмеет потешаться над ней!
— Неужели в тебе нет ни одной недоброй жилки, Элизабет? — спросил он нежно. — Меня разозлило, как они над ней потешаются. Я всегда терпеть не мог злоупотреблений в любом виде. — Он вспомнил, как так же жестоко отец издевался над его матерью, издевался над ним, унижая его, еще маленького мальчика, на каждом шагу и высмеивая все, чем ребенок хотел гордиться.
— Я знаю, и поэтому я лю… поэтому ты мне так нравишься, — сказала Элизабет, сжимая его руку. — Люди ждут. Иди и отдай корзинку.
Аукционист уже продавал следующую из двух оставшихся корзин. Герцог почувствовал разочарование.
— Я купил ей корзинку, чтоб спасти ее, а не для того, чтобы разделить с ней обед.
— Ты должен, Хэдриан. Если ты этого не сделаешь, люди подумают, что я против или ревную. Поползут слухи. Доведи доброе дело до конца. Ты должен.
Ему опять стало страшно. Его собственная невеста толкает его в руки женщины, которую он страстно желает. Конечно, Элизабет и в голову не приходит, что мысли о Николь постоянно преследуют его.
— Мы пообедаем все вместе, — сказал он твердо, хотя такое решение было для него еще более ужасно, чем обедать с Николь вдвоем.
— Нет, нет, — решительно возразила Элизабет, — Я помогаю твоей маме здесь с самого утра и очень устала. Если ты хочешь, Хэдриан, со мной сегодня поужинать, то позволь мне удалиться. Я поеду домой.