У Николь от радости перехватило дыхание. Она резко обернулась, пролив немного шампанского. Он стоял так близко, что ее грудь, прикрытая лишь легкой сорочкой да шелковой блузкой, задела его руку. Покраснев, она отступила назад и еще больше пролила вино.

Трудно было понять, что выражал его взгляд, когда он взял у нее из рук бокал. Она успела заметить, что глаза его были не карими, а какого-то золотистого цвета, как шерри-бренди.

Ее поведение, вероятно, забавляло его.

— Позвольте вам подлить вина, — предложил он.

Мгновенно появился слуга, держа поднос с шипящим шампанским. Герцог один бокал протянул ей, другой взял себе. Когда он задел ее руку, Николь показалось, будто он прикоснулся к чему-то такому внутри ее, что было, наверное, ее душой.

— Почему вы сердитесь?

— Нельзя сказать, чтобы я сердилась, — ответила Николь осторожно. Она пыталась взять себя в руки. Но, глядя на его губы, ей захотелось, чтобы он поцеловал ее. Эта мысль снова привела ее в смятение.

— Сейчас, похоже, вы уже не сердитесь, — произнес герцог, медленно ее оглядывая.

Что-то в его голосе вызывало в ней мгновенный отклик, что-то очень близкое, но Николь не могла определить, что же это такое. Она почувствовала, как груди ее наливаются упругостью.

— Да, я больше не сержусь, — выдохнула она.

— Хорошо, — сказал он низким, ласкающим голосом, — мне бы не хотелось, чтобы вы сердились на меня в первую же минуту нашего знакомства.

В этих словах было какое-то значение, ей было трудно догадаться, о чем он думает и почему именно ее он выделил из всех. Неожиданно для самой себя она произнесла:

— Я никогда не буду сердиться на вас. — Николь вспыхнула, ей стало ужасно стыдно за столь откровенное признание.

— А… вот вы и опять изменились. Есть над чем подумать. Я представляю себе, что ваше настроение, как и вы вся, постоянно меняетесь. Это интересно.

Она смотрела на него во все глаза, лишившись речи. Да и что она вообще могла ему ответить, не понимая значения его слов.

— Я… я… не знаю. — Она совершенно определенно погибала.

— А у меня нет на этот счет сомнений, — сказал он почти шепотом, — как нисколько не сомневаюсь я в том, что ваша оригинальность заходит далеко за пределы, установленные обществом.

Николь представила себе, как она мчится на лошади в мужском костюме. Этот образ как будто придал ей сил. Она посмотрела ему прямо в глаза, дыхание стало легким и ровным. Да, это правда. Он глубоко вздохнул и посмотрел на нее как-то по-особенному.

Николь сразу почувствовала, что он не понял и придал ее словам значение, которое она в них вовсе и не вкладывала. Она решила сменить тему разговора.

— Мы сейчас с вами соседи, — вежливо сказала она. — Чепмен-Холл совсем рядом с Драгмором.

— Как удобно, — сухо ответил он. — Значит, с моей стороны будет просто по-соседски пригласить вас в гости, не так ли?

Его золотистые глаза не отпускали ее. Она не могла поверить своим ушам. Она улыбнулась и не поняла, почему он опять глубоко вздохнул.

— Я довольно часто проезжаю верхом мимо Чепмена, — ответила она с жаром.

— Не сомневаюсь. Значит, в следующий раз, когда будете проезжать мимо, обязательно сверните ко мне, чтобы поздороваться, — сказал он повелительным тоном.

— Обязательно, — пообещала Николь.

ГЛАВА 2

Герцог Клейборо вернулся в Чепмен-Холл в полночь очень раздраженным. Как человек нелюдимый, он терпеть не мог праздники, которые устраивались в его честь, прекрасно понимая, что его популярность — это дань его богатству, титулам и положению в обществе.

Он не уважал людей типа леди Аддерли, которые постоянно вились вокруг него, и считал их не очень умными.


Ему никогда не доставляли удовольствие балы и званые вечера. Герцог считал это пустой тратой времени. С восемнадцатилетнего возраста он управлял огромным имением Клейборо, в то время как его отец, восьмой герцог Френсис Клейборо, бездумно делал долги. Пока отец гулял и развлекался, его сын бился изо всех сил, чтобы спасти семью от разорения. Владения Клейборо вместе с сотней ферм занимали двести тысяч акров и включали земли в Сассексе, Кенте, Дербошире и даже в Дареме. Герцог, как и большинство представителей английской знати, получал свои доходы от занятий сельским хозяйством. Однако вот уже несколько десятилетий сельское хозяйство было для Клейборо тяжким бременем. Суровой дисциплины и изнурительной работы было явно недостаточно, чтобы справиться с хозяйством, приходящим в упадок. Кроме того, Америка буквально наводнила английский рынок сельхозпродуктами. Требовался смелый новаторский подход к делу. Френсис Клейборо все дни проводил в игорных домах, а ночи — Бог знает где. В это время молодой упрямый наследник вкладывал деньги в торговлю, в лондонские надежные предприятия, пускал капитал в рост.

Сейчас это время прошло. Герцог мало горевал по поводу того, что расточительный отец его два года назад умер в своей постели в объятиях любовника-юноши. Сын сделал все возможное, чтобы не придать широкой огласке этот омерзительный факт, могущий принести семье большой моральный урон.

Когда молодой герцог двенадцать лет назад окунулся в дела своих владений, мать была рядом с ним. Он никогда не переставал удивляться тому, как ей в течение двух предшествовавших десятилетий удавалось управлять хозяйством безо всякой помощи отца.


Раздражен же он был оттого, что уже слишком поздно и на предстоящий день было запланировано очень много дел. К тому же если Хэдриан не высыпался, то весь день он не мог плодотворно работать. Сегодня, считал он, его силы и время потрачены впустую.

Он вошел в дом. Дворецкий Вудворд встретил его и заботливо снял с него плащ.

— Никаких приказаний не будет, ваше сиятельство?

— Ложись спать, Вудворд, — отпустил его герцог. «А все-таки день сегодня прошел не совсем впустую», — подумал он, и сердце учащенно забилось. Образ очаровательной цыганки не уходил из памяти.

Вудворд кашлянул. Герцог задержался на лестнице, удивленно взглянув на дворецкого.

— Герцогиня Дауэйджер вернулась сегодня вечером, ваше сиятельство. — Это было неожиданно. Я распорядился для герцогини привести в порядок голубую комнату в западном крыле дома. Сейчас комната в прекрасном состоянии, ваше сиятельство.

— Молодец, — сказал герцог и, нахмурившись, поднялся по лестнице.

«Что здесь нужно матери, Господи? Имение Дауэйжеров было в Дербошире. И проехать это расстояние было не так уж легко; а если она приехала из Лондона, где у нее тоже был дом, то ей пришлось ехать полдня. Разумеется, она приехала не просто поболтать, что-то серьезное привело ее сюда. Но как бы там ни было, ждать придется до утра. Завтра… завтра… — Все тело его напряглось. — Проедет ли мимо эта соблазнительная леди Шелтон?» Улыбка появилась на его лице, первая настоящая улыбка за весь вечер. Но свидетелем этого был только борзой кобель, который изо всех сил вилял хвостом, приветствуя хозяина.

Клейборо разделся. Он все еще находился под сильным впечатлением от ее оригинальности. В который раз он вообразил ее скачущей на лошади, обнаженную в своей постели и, наконец, отдающуюся ему с необузданной цыганской страстью. Не в его характере было предаваться мечтаниям, да, пожалуй, такого с ним никогда и не случалось.

Не оригинальной она была, а дерзкой и безрассудной. Он знал и глубоко уважал графа Драгмора. Николас Шелтон был очень похож на него, такой же твердый и знающий работник, умный бизнесмен. Может, она его невестка? Или кузина?

Совершенно очевидно, что она замужем, так как она не юная мисс, а ее смелые манеры, особенно появление в таком костюме без сопровождения, только подтверждают его предположение. Он привык иметь дело с замужними женщинами, они бросались к его ногам и делали решительно все, чтобы попасть к нему в постель. Герцог вел весьма спокойный образ жизни, не предавался излишествам и азартным играм, не швырялся деньгами, и лишь от красивой женщины он был не в силах отказаться. Правда, инициаторами в подобных делах, как правило, были сами женщины. Постоянная любовница быстро ему надоедала, и тогда он менял ее на новую. О нем сложилось мнение в свете как о грубом бабнике, но ему это было безразлично.

Вдруг ему пришло в голову, что из леди Шелтон может получиться отличная любовница. Совсем не зная ее, он чувствовал это. Леди Шелтон интересовала его не на одну или две ночи, а на длительный срок.