Барбара Мецгер - Скандальная жизнь настоящей леди

Балерина притворилась, что лишается чувств, когда подумала, что лошадь может сбросить Симону, так что она умудрилась упасть в объятия Данфорта вместо того, чтобы участвовать в скачках. Сандари низко поклонилась Симоне снаружи овального кольца дорожки. Джем был белым, как привидение. Харри не пришел.

Харри оделся, посмотрел на часы, и понял, что у него есть несколько минут. Из окна в конце коридора он мог видеть большую толпу вокруг конюшен, слуг Горэма, жителей деревни и гостей. Ему не было видно Симону за головами мужчин, и он понадеялся, что она не утратит возможность участвовать в скачках. Он сожалел о ее разочаровании, но с этим ничего нельзя было поделать. Харри увидел индианку, которая стояла одна в своем характерном одеянии, а затем заметил Данфорта, заключающего пари с плохо одетым мужчиной в соломенной шляпе. Так что он пошел и обыскал комнаты Данфорта.

У него не было времени провести обыск так тщательно, как ему хотелось, но он ничего не нашел: ни потайных мест, ни дневников, ни писем. Проклятие. Затем он услышал громкое приветствие, раздавшееся снаружи, так что вышел из дома и размашистым шагом завернул за угол, прошагал мимо конюшен, и попал на беговую дорожку как раз вовремя, чтобы увидеть, как Горэм поднимает пистолет.

О, дьявол.

Он не сможет добраться туда достаточно быстро, чтобы остановить их. Не могу смотреть. Не могу смотреть на это. Не могу дышать. Черт, черт бы все побрал.

Дэниел поспешил к нему.

— Я пытался. Клянусь, я пытался. Затем я везде искал тебя.

Горэм выстрелил в воздух. Лошади подняли так много пыли, что никто не мог разглядеть старт, было только видно, как пронеслась белая молния — арабская кобыла Клэр. Затем четыре другие лошади пристроились следом, им нужно было дважды проскакать по овальной дорожке. Симона и Фидус остались на стартовой линии, где черный жеребец пытался вообще сойти с дорожки. Фидус кружился, приседал на ноги, пятился назад. Толпа застонала. Харри почувствовал кровь во рту — так сильно он закусил губу.

Харри наблюдал, как Симона склонилась над холкой его лошади и заговорила с ним. Что бы она ему не сказала, это должно быть сработало, потому что Фидус собрался, сделал один мощный прыжок, а затем галопом помчался в правильном направлении. За секунды он пролетел мимо более медленных лошадей, мимо зрителей на первом круге; затем он замедлил темп. Кажется, он не замечал, как в его бока впиваются каблуки Симоны, словно это был всего лишь укус комара. Зрители кричали, словно побуждая Фидуса скакать. Или это Харри кричал? Его язык слишком онемел, чтобы говорить.

Клэр была впереди них на половину дорожки, на своем последнем круге. Она повернулась, чтобы изучить свое положение, а затем подняла хлыст и с триумфом помахала им Симоне.

Фидус не любил хлыст.

Он увеличил свою скорость. Симона наклонилась вперед, держа свой вес на ногах, а не на его спине, слово это имело значение для такого массивного жеребца. Они догоняли.

Клэр начала подгонять хлыстом арабскую кобылу. Огромные шаги Фидуса стали еще больше. Они почти висели на хвосте у кобылы.

— Сейчас не вздумай забивать себе голову идеями, — предупредила Симона жеребца, когда тот навострил уши. — Ты участвуешь в гонках, а не ухаживаешь. И это же леди. Ты должен спросить разрешения. А теперь давай, произведи на нее впечатление!

Он так и сделал. И обставил кобылу на два корпуса. Конечно же, Симона не смогла остановить его еще на протяжении почти половины овальной дорожки, пока Харри не выступил на трек перед ними.

Симона боялась, что его растопчут. Затем она увидела выражение на его лице, и испугалась, что этого не произойдет.

— Разве ты не собираешься поцеловать меня в качестве поздравления? Все смотрят на нас.

Харри вспомнил обо всем остальном мире, а не только о Симоне, лошади, пыли и стуке собственного сердца. Он стащил ее с коня и обнял. Затем он поцеловал девушку, крепко и быстро, без нежности. На ее губах чувствовался привкус грязи с беговой дорожки, но Харри все равно ощутил возбуждение.

— Ты жива.

В данный момент Симона была рада, что он держит ее, потому что ее кости превратились в масло. Она никогда не ездила так жестко или так быстро. Или так близко к смерти. После скачки и его поцелуя, Симона никогда не ощущала себя настолько оживленной, настолько уверенной в том, что она находится там, где должна быть: в его объятиях, в кругу победителя.

— Я победила!

— Мы поговорим об этом позже, — заявил Харри, когда к ним подошли доброжелатели. Он обнял ее одной рукой на тот случай, если она вздумает сбежать, и попытался изобразить улыбку на лице для зрителей. Когда Джереми пришел, чтобы забрать Фидуса, Харри перестал пытаться изображать восхищение от того, что его наемная компаньонка украла его лошадь прямо из-под носа у слуги.

— С тобой я тоже попозже поговорю.

— Она сказала мне и мистеру Стамфилду, что получила ваше разрешение.

— И вы поверили ей? — Он повернулся туда, где Дэниел занял место с другого бока Фидуса, но даже огромные размеры жеребца не могли укрыть Дэниела от пронзительных синих глаз Харри. — Ты поверил ей?

— Дьявол, нет, но что я мог сказать? Кроме того, ты должен был быть здесь, чтобы остановить ее. Это твоя лошадь, твоя леди и все такое.

Харри уже был зол на себя за то, что позволил себе упустить эту женщину из вида, особенно тогда, когда знал, что она рассчитывает на скачки как на прибавление к своим сбережениям.

— Разве тебя не ждут кое-где? — спросил он у Дэниела. — Насчет того семейного дела, о котором мы беседовали прошлой ночью?

Бросив еще один взгляд на разъяренного кузена, Дэниел решил, что настало время уезжать — как только он соберет свои выигрыши и выигрыши Симоны.

— Сделала ставку на мерина? — спросил у нее Харри.

— Я поставила на себя.

Дэниел вернулся с полной горстью монет, и высыпал их в шляпу Симоны, которую кто-то вернул ей. Черная шляпка была безнадежно испорчена, а перышко с нее отвалилось, но Симона подумала, что этот предмет туалета выглядит намного красивее в качестве мешочка с деньгами, чем у нее на голове.

Дэниел заявил о том, что у него дело в Лондоне, поспешно поклонился под взглядом синих глаз кузена, больше похожих на кинжалы, и пообещал вернуться к балу.

Лорд Горэм принес Симоне тяжелый кожаный кошелек с призом победителя, и поцеловал воздух над ее перчаткой, неприятно пахнущей после верховой езды.

— Отличная гонка, мисс Ройяль, даже если это стоило мне целого состояния и расположения Клэр. — Он вздохнул. — Но это не в первый раз, и не в последний, как я полагаю. Боюсь, что моя милая не слишком хорошо принимает поражения. Харри, я хотел бы поговорить с тобой о том, чтобы использовать твоего жеребца в качестве производителя. Вы оба должны мне за то, что подорвали мое спокойствие.

Харри не сказал ни да, ни нет, но Симона прошептала Горэму:

— Я пообещала Фидусу кобылу. Вот почему он так быстро бежал.

Горэм ушел, посмеиваясь, решив избегать свою не такую милую, кипящую от гнева любовницу до конца дня.

Трое мужчин вручили Харри его выигрыш; затем букмекер в соломенной шляпе принес ему еще больше.

— Ты ставил на меня?

— Я думал, что делаю ставки на своего мерина. — Он проверил, верная ли сумма, а затем добавил деньги к куче в шляпе Симоны. Девушка поддерживала одной рукой шляпку снизу, на тот случай, если швы расползутся под тяжестью фунтовых банкнот, золотых и серебряных монет. Она понятия не имела, сколько денег лежит в ее руках, но она была богата!

— Ты отдаешь мне свой выигрыш?

— Нет, я заранее оплачиваю цветы для твоих похорон, если ты когда-нибудь снова сделаешь что-то такое же сумасшедшее. Черт бы все побрал, Си… сладкая моя, я думал, что ты можешь разбиться в любую секунду.

— Ты беспокоился обо мне?

Теперь, когда Харри немного успокоился — а в руке у него находился стакан с вином после тоста за победу — он признался себе, что беспокоился.

— Сломанная шея могла разрушить все мои планы. У меня не было бы причины остаться до конца приема на следующей неделе.

— Нет, ты беспокоился обо мне, — Симона встала на цыпочки и снова поцеловала его, нежно, медленно. — Признайся в этом.