Горэм откашлялся.
— Почему ты смотришь на меня так неодобрительно? В светском обществе леди не стала бы появляться на публике, будучи в таком очевидном состоянии. — Клэр быстро перевела взгляд туда, где Харри качал головой, напоминая ей о том, что не каждая беременная женщина может позволить себе уехать в турне. — Да, что ж, я уверена, что мы все желаем ей и младенцу только добра. — Она снова заглянула в свои листы. — На следующий день, понедельник, у нас, конечно же, вечер большого бала. А также присуждение очков самым лучшим танцорам и тем, кто будет одет лучше всех. Остается вторник, последний вечер приема для Руби, которая собирается вырезать силуэты, Дейзи — ей нужно постараться найти какой-нибудь талант, кроме умения доить коров и шить, и для вас. — Язвительный тон Клэр подразумевал, что она не боится, что кто-то из них сможет превзойти ее собственное мастерство. — Думаю, я смогу спеть кое-что после этого — если будет время, на тот случай, если кто-то забыл то представление, которое я давала ранее.
Словно кто-то смог забыть голос, который когда-то считался самым лучшим в Англии, подумала Симона, или как будто Клэр позволила бы этому случиться.
— Я уверена, что мы будем в восторге от того, что еще раз услышим ваше пение перед отъездом.
— А мне нужно поддерживать голос в тонусе. — Она швырнула пирожок с омаром на тарелку Горэма. — На тот случай, если мне придется возобновить свою карьеру.
— Ваши поклонники будут очень рады.
А Клэр вовсе не радовала такая перспектива. Она бросила еще один пирог с омаром своему любовнику. Горэм ненавидел омаров. От них у маркиза опухали глаза так, что он не мог их открыть.
— В среду будет оцениваться последняя категория, — продолжила она. — То, что Горэм и я решили назвать Качеством. Это включает внешность, поведение, все, что должна иметь женщина, чтобы носить титул Королевы Куртизанок. После этого будут подсчитаны очки и подведены итоги, за этим последует ранний ужин и празднование. Затем все смогут отправиться в Лондон до темноты. — А Клэр сможет начать упаковывать вещи. Она воткнула вилку в кусок омара и сунула Горэму в рот.
Симона наконец-то отправилась наверх, в свою спальню. Харри сказал, что вскоре последует за ней, так что она быстро умылась и переоделась в еще одну новую, почти прозрачную ночную сорочку. Затем она отпустила Сару, которая подшивала то, что Симона купила сегодня днем.
Как только горничная ушла, Симона снова собрала одеяла для очередной постели на полу. Но она не успела лечь в собственную кровать.
Когда Харри вошел через дверь своей гардеробной, он застыл на месте, уставившись на девушку в свете камина. Симона знала, что все ее изгибы отлично видны сквозь тонкую ткань, как и темные соски, и рыжие завитки волос ниже живота. На этот раз она порадовалась тому, что на ней нескромное одеяние, зная, что сводит его с ума, точно так же, как он сводил ее.
— Боже мой, ты прекрасна, — наконец сумел выговорить Харри.
Он тоже был прекрасен — с развязанным галстуком, висящим на шее, черными кудрями, завивающимися надо лбом, выглядевшими так, словно женщина уже взъерошила их. Женщина скоро сделает это, поклялась Симона.
Она вручила ему большой бумажный пакет, приобретенный во время похода за покупками. Внутри находились скрученные бумажные мешочки с мятными леденцами, которые были ему нужны, но также ромовые шарики, ириски, марципаны, засахаренный мед, лакричные конфеты и крошечные сахарные мышки.
— Вот это да, ты опустошила всю аптеку?
— Я не знала, какие твои любимые, так что купила всех понемногу.
— Пытаешься подсластить меня, не так ли? — Он положил пакет на каминную полку, где его не достанет собака.
— Я хочу извиниться перед тобой за то, что солгала Джему и Дэниелу. И за то, что взяла твою лошадь без разрешения. Но мне на самом деле нужно было выиграть эти скачки. Сможешь ли ты простить меня?
Пока она стоит перед камином, окутанная тем, что можно назвать всего лишь тенью, и улыбается ему, Харри сможет простить ей все, что угодно. Черт, его рот уже наполнился слюной, и не от мятного леденца или ромового шарика. Ему хотелось схватить Симону в объятия — дьявол, он мечтал унести ее на эту постель позади них — но знал, что им нужно поговорить. Что означало, что ему придется держаться на расстоянии.
— Я прощу тебя потому, что ты не сломала себе шею — или шею Фидуса. Теперь, когда я знаю, что ты можешь справиться с ним, я смогу забыть тот ужас, который испытал, увидев тебя на этом звере.
— Тебе не нужно беспокоиться, что я попытаюсь сделать это снова. Фидус упрям, как демон, и вдвойне сильнее его. Но скажи мне, неужели ты злишься на Джема? Он не виноват ни в чем из того, что случилось, ты же знаешь, и я не могу позволить тебе взвалить на него вину за мои поступки.
— Сомневаюсь, что какой-либо мужчина смог бы противостоять тебе, а Джем на самом деле всего лишь мальчик. А вот Дэниел должен был остановить тебя. Он знал, что я не давал разрешения.
— Как он мог знать, когда не разговаривал с тобой?
— Потому что я никогда не разрешил бы тебе ехать на Фидусе, вот почему. И потому что Дэниел достаточно мощный парень, чтобы унести тебя прочь, если ты не прислушаешься к его разумным аргументам. Он мог остановить тебя от попытки разбиться насмерть. Он должен был это сделать.
— Но я же не травмировала ни себя, ни лошадь. И я выиграла.
— Это не сделало твой поступок правильным. Пообещай мне, что больше не будешь так рисковать.
— Но Харри, что, если ты будешь в опасности, или мой брат? Мне придется рискнуть собственной безопасностью. Что, если чья-то жизнь будет зависеть от меня?
Что он мог ответить? «Моя жизнь зависит от тебя».
Девушка уселась на кровать, словно ожидая, что он присоединится к ней. Харри этого не сделал. Он наклонился, чтобы погладить собаку.
Симона подобрала ноги под себя.
— А теперь расскажи мне о мадам Лекруа. Она на самом деле была шпионом, которого ты искал?
— Я жду известий об этом.
— Но Харри, если ты не знал, кто вовлечен в это дело, как ты узнал, что именно здесь, на приеме у Горэма, нужно искать заговор против страны?
— Я услышал слухи, которые на вкус оказались правдой.
Она улыбнулась.
— На вкус? Разве тебе не следовало сказать «на слух»?
— И это тоже. — Он почесал Блэки за ушами, не глядя на нее. — Что, если я могу ощущать на вкус разницу между правдой и ложью?
Симона уставилась на него и на собаку, пытаясь выяснить, дразнит ли он ее, или каким-то образом испытывает.
— Я бы ответила, что ты, конечно же, несешь чушь. То, что ты описал, невозможно.
— Конечно, это невозможно. — Харри потянулся к пакету со сладостями.
Ей хотелось встряхнуть его за то, что он рассказывает сказки, когда ей нужны ответы.
— Ты на самом деле вовлечен в шпионаж?
— Ты сомневаешься в моем слове?
— Я не знаю, что думать. Твои объяснения — если ты вообще даешь их — слишком фантастичны. Так ты на самом деле шпион?
— Нет, я никогда не занимался настоящим сбором информации. Большей частью я организовываю его, решаю, стоят ли слухи того, чтобы их расследовать, а затем посылаю кого-то еще действовать на основании тех, что я счел важными. Я являюсь — то есть я являлся — разрекламированным клерком, вот и все.
Симона знала, что он должен быть кем-то большим, в противном случае, зачем ему понадобилось так много маскировок и почему он думает, что какие-то люди пытаются убить его? Чем больше она размышляла над тем, что знала, тем больше у нее появлялось вопросов.
— Харри, как получилось, что ты доверяешь мне свои секреты, если они так важны для благосостояния страны?
— Потому что скоро это не будет иметь значения. Я пытаюсь рассказать тебе о том, что моя причастность к разведывательному управлению закончится после этой недели. Я пока не могу объяснить больше, потому что слишком многое поставлено на карту. Что касается другого, моего появления в роли майора, то это оказалось злополучной шуткой, и я немедленно пожалел о том, что подверг тебя опасности. Но у меня было мало времени, и должен был знать, смогу ли доверять тебе. Если бы я решил, что не могу, то тогда тебе нашли бы место гувернантки где-нибудь в провинции, где ты не смогла бы вмешаться в наши планы.